В этом году мы вспоминаем столетие кампании по изъятию церковных ценностей. Спланированным итогом этой акции стала череда судебных процессов, волной прокатившихся по России в 1922 г. В их ряду одним из наиболее громких стал Петроградский процесс. На скамье подсудимых в большом зале филармонии оказались 87 человек, десятерым из которых 13 августа 1922 г. был оглашён смертный приговор, встреченный рукоплесканиями партийных клакёров.
Спустя ровно сто лет с той трагической даты этот зал вновь услышал аплодисменты. На этот раз – православных петербуржцев, пришедших почтить память петроградских мучеников. Памятный вечер с премьерой оратории «Страдалец до голгофы», как и многие другие мероприятия, приуроченные к этой трагической дате, был посвящён «100-летию мученической кончины митрополита Петроградского Вениамина». Отрадно, что память совершается. Досадно, что вслед за именем митрополита Вениамина, как правило, не ставится запятая и не перечисляются имена трёх других новомучеников, принявших смерть от рук богоборческой власти: архимандрита Сергия (Шеина), Ивана Михайловича Ковшарова и Юрия Петровича Новицкого. Это досадное недоразумение особенно остро ощущает автор этих строк, будучи исследователем жизни Новицкого и прекрасно осознавая, какой титанический труд прикладывал этот человек и другие миряне Петрограда для обеспечения полноценной жизни Церкви в тех страшных условиях, когда речь, казалось бы, могла вестись только о её выживании.
В решающий момент их духовный и интеллектуальный потенциал, который Церковь не замечала и в котором не нуждалась в благополучные для своего существования годы, дал о себе знать.
Нередко история петроградской епархии в первое пятилетие после революции отождествляется с именем её главы – священномученика Вениамина, митрополита Петроградского и Гдовского. Это обстоятельство оправдывает, с одной стороны, притягательность личности владыки, а с другой – традиционная епископоцентричность нашего церковного сознания. Однако историку ясна ущербность такой позиции: нельзя не принимать во внимание ту особую ситуацию, в которой находилась Русская Церковь и Петроградская епархия в годы архиерейства владыки Вениамина.
Как известно, ещё Поместный Собор 1917–1918 гг. призвал мирян к активному участию в церковной жизни. В начале деяний Собора это было прекрасной возможностью, которой Церковь, получившая известную свободу, не преминула воспользоваться. Результатом этого стала интеллектуальная сокровищница в виде дискуссий и постановлений Собора – увы, так и не нашедшая себе должного применения. С приходом к власти большевиков и началом их антицерковной политики участие мирян в жизни Церкви переросло из возможности в необходимость. Отныне Русская Церковь могла достойно отвечать на жёсткие вызовы времени лишь в одном качестве – в качестве соборного организма. Именно тогда миряне возвысили свой голос в Церкви, как никогда нуждавшейся в них. В этом хоре громче зазвучал и голос Ю.П. Новицкого, роль которого ранее ограничивалась лишь тем, что он, по собственному признанию, «подавал кадило, был пономарем».
Известный церковный историк А.В. Карташёв замечал, правда, по другому поводу, что «в истории духовной жизни человечества и в частности – в жизни церковной – эпохи потрясений и страданий обычно подымают защитное напряжение жизненных творческих сил…». Именно это и произошло с Ю.П. Новицким и его окружением – теми, кого страдания не сломали: в решающий момент их духовный и интеллектуальный потенциал, который Церковь не замечала и в котором не нуждалась в благополучные для своего существования годы, дал о себе знать и оказался способным противостоять репрессивному аппарату властей – до тех пор, пока носители этого потенциала не были уничтожены физически.
Биография Ю.П. Новицкого воспринимается с особой болью, ведь через её призму проходят две трагедии, с которыми наш народ столкнулся в XX веке – судьбы русской интеллигенции и Русской Церкви – двух сил, которым не нашлось места в «новом мире».
Не секрет, что именно на интеллигенцию – «вялую, апатичную, лениво философствующую и холодную» (по наблюдению Чехова), нередко возлагается ответственность за события 1917 года. Но если интеллигенция, описываемая классиком, «брюзжит и охотно отрицает всё, так как для ленивого мозга легче отрицать, чем утверждать», то Новицкий являет собой диаметрально противоположный, сугубо положительный пример русского интеллигента, посвятившего свою жизнь созидательной общественной деятельности. Ещё в молодости он, находясь в Киеве, создаёт приют для детей ссыльнокаторжных и суд для малолетних – институты, дававшие путёвку в жизнь тем детям, которые, в противном случае, в силу жизненных обстоятельств и неблагополучной социальной обстановки вынуждены были избрать скользкий путь воровства или проституции. Недаром один современник кратко и точно охарактеризовал Новицкого как «человека дела».
После революции Юрий Петрович читает лекции по истории права в трёх высших учебных заведениях Петрограда, принимает участие в организации Костромского рабоче-крестьянского университета, где по своей инициативе преподаёт курсы «Советское законодательство» и «Конституция РСФСР» (!), открывает книгоиздательскую артель. Разрываясь между служебными обязанностями, он самоотверженно спасает церковную институцию: в условиях разрушения системы духовного образования создаёт вместе с другими неравнодушными профессорами и священниками Богословский институт в Петрограде.
Однако главный вклад Новицкого заключался в созидании приходской жизни – именно в этом он видел главную задачу церковной общественности. В ноябре 1920 г. он создаёт Общество православных приходов Петрограда и его губернии, добившись его официальной регистрации. Организация возникла в нужный момент, когда власти запретили Епархиальные советы и собрания. Возглавляемое Новицким правление Общества приходов обсуждало возникавшие на практике вопросы церковно-приходской жизни, чутко реагируя на запросы и требования времени. Недаром протоиерей Николай Чуков в своём дневнике назвал эту организацию «пульсом церковной жизни» Петрограда.
В понимании Новицкого и его сподвижников «Церковность» и «Соборность» были главными, определяющими понятиями для любого верующего. Именно от них отталкивалось Общество приходов, приучая к общению и совместной деятельности не только мирян и духовенство, но и все приходы, вошедшие в состав организации.
В одном из программных документов Общества приходов пояснялось: «Длинная история церкви полна множеством предостерегающих уроков. Все они говорят одно: верующие люди, православные приходы, берегите своё общение! (выделено в тексте. – Н.Г.) Стремитесь к нему: преодолевая всю свою косность, все свои недосуги, все пространства и др. препятствия. Только при постоянном и тесном общении будет благословенна наша христианская жизнь».
На вызов большевиков Петроградская церковь ответила активизацией общинной жизни. Вслед за этим пришло осознание необходимости некоторых перемен. Поэтому правление Общества не только решало хозяйственные вопросы, но и разрабатывало проекты, реформирующие приходскую и богослужебную жизнь. Например, им были разработаны проекты об общей исповеди, о возможности причащения без обязательной исповеди, о совершении Божественной литургии с отверстыми царскими вратами и т. д. Мало что из этого было осуществлено на практике (отчасти из-за настороженного отношения владыки Вениамина), но это не так важно. Показательно само по себе стремление к созиданию и творчеству изнутри Церкви в условиях, когда внешние силы стремились задушить её извне.
Из костяка правления Общества приходов вышли не только два новомученика – Юрий Новицкий и Иоанн Ковшаров, но и два лидера «обновленческого» движения – протоиереи Александр Введенский и Александр Боярский. Обе стороны были убеждены в необходимости церковных преобразований, совместно работали на этом поприще, но… в конечном счёте избрали разные методы осуществления своих планов. Новицкий осознавал неоднозначное отношение к своей деятельности со стороны консервативно настроенных церковных кругов, а потому был убеждён в необходимости осторожного, медленного осуществления преобразований через работу на приходском уровне (т. е. снизу). В этом он принципиально разошёлся с лидерами «обновленчества», ставшими проводить преобразования путём раскола и смены руководства Церкви (т. е. сверху). Новицкому была также глубоко чужда неотъемлемая политическая составляющая их деятельности: как сторонник аполитичности Церкви, он изначально почувствовал и не принял её.
Конфликт между двумя церковными группами, яркими представителями которых были Новицкий и Введенский, оказался неизбежен, поскольку проистекал на глубинном, сущностном уровне, определявшем методы их деятельности. Показательно в связи с этим, что Введенский впоследствии ходатайствовал о помиловании всех приговорённых к смерти, но ни в одном прошении к властям не упомянул имени Новицкого…
Тот путь, которым шёл Новицкий, оказался загубленной альтернативой как «сергианству», во многом парализовавшему внутреннюю свободу Церкви, так и «обновленчеству», своими ужасающими методами надолго дискредитировавшему саму идею церковного реформирования.
Исполнение смертного приговора в отношении этого человека было вызвано отнюдь не формальным основанием – председательством в правлении Общества приходов, обвинённого в сопротивлении изъятию церковных ценностей. Причины лежали куда глубже. Расстрел Новицкого был вызван стремлением большевиков обезглавить Церковь, лишив её подлинно свободных и деятельных сил. Увы, этот шаг оказался стратегически верным. В лице Новицкого советская власть уничтожила не только чадо Русской Православной Церкви, но и возможность преобразований в ней на канонических началах, так ярко начатых Поместным Собором 1917–1918 гг. и продолженных Обществом православных приходов в Петрограде1. Тот путь, которым шёл Новицкий, оказался загубленной альтернативой как «сергианству», во многом парализовавшему внутреннюю свободу Церкви, так и «обновленчеству», своими ужасающими методами надолго дискредитировавшему саму идею церковного реформирования. Насколько возможным окажется избранный Новицким путь «Церковности и Соборности» в наши дни – покажет одно лишь время.
«Не творите мучеников!» – предостерегал большевиков защитник митрополита Вениамина. Он также напоминал им о «непреложном» историческом законе: «на крови мучеников растёт, крепнет и возвеличивается вера». Обращаясь к этим словам, невольно задаёшься вопросом: продемонстрировала ли незыблемость этого наблюдения история нашей Церкви и нашей страны в XX веке? Как бы то ни было, кровь новомучеников ещё может принести свой плод в наши дни. Но для этого нужно, как минимум, обращаться к именам проливавших её – хотя бы в дни столетнего юбилея.
Никита Владимирович Гольцов,
студент 1 курса магистратуры Института истории Санкт-Петербургского государственного университета, соавтор книги «Новомученик Юрий Петрович Новицкий: служение праву и Правде»
————
1 В этом же контексте можно было бы вспомнить не только расстрелянных по обвинению в «сопротивлении изъятию церковных ценностей» в 1922–1923 гг. мирян-интеллигентов, выступавших в разных епархиях в защиту церкви, но и погибших в 1920-х–1930-х членов православных братств. – Ред.
