50 лет назад принял Крещение Сергей Сергеевич Аверинцев
Его духовные слова – это не просто духовное просвещение и тем более не просто информация. Это всегда были слова человека, который говорит всерьёз о духовной жизни, о духовном опыте, об опыте Церкви.
Отец Георгий, в 1970-е годы Вы уже были знакомы с Сергеем Сергеевичем Аверинцевым. Можете вспомнить своё впечатление от его лекций и выступлений?
Священник Георгий Кочетков: У Сергея Сергеевича Аверинцева был некий экзистенциальный опыт и порыв, который держал его в большом напряжении. Он был связан с его творчеством – настоящим творчеством. Для него это было и предметом научного исследования, и предметом духовного поиска, «уравнения», где было много неизвестных и решение которого он должен был найти сам. И я всегда чувствовал за его выступлениями этот экзистенциальный вызов. Совершенно внутренний, внешне никак не проявлявшийся. Это была удивительная, замечательная, уникальная ситуация человека, который был наделён огромными дарами и мог задавать себе любой, в том числе самый неудобный, вопрос и находить на него ответ.
Вы хотите сказать, что неверующий человек мог прийти на лекцию о поэтике ранневизантийской литературы и там найти какие-то ответы на свои духовные вопросы?
Священник Георгий Кочетков: В том-то и дело, что так и бывало. Люди на эти лекции рвались не потому, что хотели просто научного знания. Это тоже собирает людей, но в значительно меньшем количестве и качестве. А в то время началось духовное брожение. Это были раннебрежневские времена, уже не хрущёвские. Да, в 1960-х, 1970-х годах христианство было фактически запрещено, говорить о нём всерьёз и открыто было невозможно, а на поверхности были всякие подделки: они служили идеологии государства, и результат этого был понятен. Но какие-то запоры как бы немного отворились, какие-то ограничения были не то что сняты, но ослаблены. Тогда начали говорить о древнерусском искусстве. Чуть позже, уже во второй половине 1960-х годов, что-то стали говорить о Золотом кольце, о том, как хорошо по нему путешествовать… Выпускались совсем неплохие книги по искусству (я как раз тогда их стал собирать и поэтому знаю это не понаслышке). Правда, где-то в 1970 году или чуть позже всё это начали «прикрывать», но тем не менее это было.
Юрий Николаевич, а как Вам вспоминаются события, предшествовавшие крещению Сергея Сергеевича? Вы же его крёстный.
Юрий Николаевич Попов: Сергей Сергеевич Аверинцев верующим был задолго до своего крещения. Когда сейчас, спустя много десятилетий, перечитываешь его первые статьи, понимаешь, что они были написаны человеком верующим. Это, естественно, публичным никак не являлось. Всё излагалось как бы в объективно-научной форме. Но само содержание всего цикла статей свидетельствовало о глубокой продуманности упомянутых в них вещей лично для себя. Я уж не говорю про статьи V тома Философской энциклопедии, где это было очевидно для всех. Как раз во время выхода этого тома в издательство «Энциклопедия» пришёл новый директор, и под его руководством стали искоренять «крамолу» разного толка. Так он на публичном собрании как-то заявил, что статья «Христианство» написана глубоко верующим человеком.
В 1960-х годах мы все были людьми нецерковными, теми, кого сам Аверинцев потом называл «культуропоклонниками». Но во второй половине 1960-х мы постепенно входили в церковь (я говорю в том числе и про себя). В процессе работы над статьями у нас сложились близкие отношения, домашние: мы дружили семьями. Иногда (это не часто было, потому что мы жили в разных районах) ходили вместе в церковь, один раз были на Ордынке1 на Пасху. Но Сергей Сергеевич не был крещён. Меня крестили в детстве, в 1943 году, во время эвакуации. Ольгу2 крестили в самом начале 1970-х у знакомых на дому, поскольку нельзя было просто прийти в церковь, чтобы принять крещение. Там всегда требовали паспорт, а предъявление паспорта означало (особенно если его владельцем был работник «идеологического профиля», в данном случае преподаватель МГУ), что могли быть сделаны определённые «оргвыводы». Поэтому в те годы многие принимали крещение на дому. И вот в начале 1970-х Сергей тоже просил как-то помочь ему с этим. Тогда мы договорились с нашей знакомой Миленой Душановной Семиз, библиотекарем музея Рублёва. Как я потом узнал, она помогла крестить очень многих в этом музее (не знаю, где это точно происходило, в музее или ещё где-то; кажется, даже в музее, судя по нынешним воспоминаниям). Мы договорились тогда, что крещение Сергея Сергеевича будет происходить у неё дома. Крестил отец Владимир Тимаков, он был тогда клириком церкви Николы в Кузнецах. Присутствовали сам Сергей Сергеевич, жена его Наталья Петровна, мы с Ольгой Сигизмундовной, Милена Душановна Семиз и отец Владимир3.
Отец Георгий, я знаю, что через много лет, в 1990-х, Сергей Сергеевич Аверинцев проповедовал во Владимирском соборе, где Вы были настоятелем. Скажите, пожалуйста, что это был за эксперимент и, как на Ваш взгляд, оправдал ли он себя?
Священник Георгий Кочетков: Конечно, это не был эксперимент. Это было требованием жизни. Всё исходило изнутри, «вырастало на глазах». Не было времени об этом подумать заранее, включить в какую-то систему.
Мы сблизились с Сергеем Сергеевичем в конце моей учёбы в Духовной академии4. Он приезжал в Ленинград к Наталье Сахаровой, с которой мы были хорошо знакомы. До этого я был знаком с ним, но очень шапочно, просто ходил к нему на конференции в Институт искусствознания, мы перекидывались какими-то фразами, и всё. А в Ленинграде мы с Натальей Юрьевной Сахаровой (она была человеком очень активным, она же реэмигрантка и воспитывалась не в советской среде) провели несколько общих встреч в Духовной академии, просто у меня в комнате. И тут у нас с Сергеем Сергеевичем начались именно прекрасные личные отношения. Потом, когда меня выгнали из Академии в 1983 году и я 5 лет был «профилактируемым» и поэтому не имел прихода, мы если и встречались, то вновь только на конференциях, не более. А вот когда я начал служить священником в Электроуглях (это был 1989 год), Сергей Сергеевич однажды к нам приехал. Храм был совершенно разрушен, служить там было невозможно, особенно зимой, крыши не было, потолка не было, вообще ничего не было, поэтому мы служили в подвале жилого дома напротив. Мы там что-то оборудовали, и хотя сверху из труб, как положено в подвале, капала вода, мы служили. Было прекрасно: иконостаса не было, но всё было как следует – как в нормальной катакомбной церкви. И вот однажды Сергей Сергеевич к нам туда приехал вместе с Натальей Юрьевной. С тех времён мы по-настоящему подружились, потому что было уже довольно много тем, на которые мы могли лично разговаривать. И поэтому когда в 1991 году я стал служить в Москве, в бывшем Сретенском монастыре, Сергей Сергеевич стал ходить к нам. Мы, конечно, были этому рады. Сначала он больше приходил на исповеди, а потом я его, естественно, пригласил в алтарь. Ну как такого человека не пригласить? Это было бы как-то неправильно. Он сначала просто стоял, смотрел, а потом я предложил ему сказать слово. И дело не в известности имени. Мы ничего не пропагандировали, это не становилось каким-то «общественным событием», все такие вещи и в начале 1990-х годов оставались очень прикровенными. Я помню первую проповедь Сергея Сергеевича. Он ещё не знал, как лучше проповедовать, и получилась скорее добротная, относительно небольшая лекция – на полчаса или немного больше. Но очень быстро, буквально на второй, третий или четвёртый раз это уже были настоящие авторские проповеди. Думаю, Сергей Сергеевич почувствовал эту разницу, увидел необыкновенно чутко, что проповедь – это всё-таки особый жанр, тем более что он знал классические варианты. Но одно дело знать, что было когда-то, 1000–1500 лет назад, а другое дело в наших современных условиях на Большой Лубянке делать это самому. Конечно, я благословил Сергею Сергеевичу стихарь (сейчас очень многие любят наши фотографии, где он в стихаре). Я помню, когда в первый раз показали Сергея Сергеевича в стихаре по телевизору, некоторые люди были просто в шоке (они не очень понимали, что это: стихарь или священническая риза). «Это что же, Аверинцев стал священником?» (Смех.) Это был настоящий шок. Но он действительно замечательно говорил. Проповеди были не маленькие, но это ни в коем случае не упрёк, наоборот, это плюс, потому что долго проповедовать очень трудно: люди быстро устают, они не привыкли богослужение сочетать с проповедью. Правда, в нашем храме народ бывал особый, катехизированный. Большая часть прихожан – новообращённые люди, то есть очень горящие, интересующиеся, и Сергей Сергеевич это очень чувствовал. У него это внутреннее интуитивное чувство было развито я уж не знаю в каком масштабе и где этому можно было найти границы, потому что за что ни возьмись он прежде всего воспринимал происходящее как некую духовную, живую целостность и адекватно на неё реагировал, причём очень быстро. Это меня всегда поражало: он сам был как бы чуть-чуть «замедленным» и говорил не очень быстро, но его внутренние реакции были необыкновенно динамичны. Поэтому эти проповеди запомнились. А ещё, слава Богу, мы почти все их записали, и вышла целая небольшая книга его духовных слов. Это очень существенно дополняет то, что он делал и в академическом, и в поэтическом, и в культурно-просветительском поле. Потому что его духовные слова – это не просто духовное просвещение и тем более не просто информация. Это всегда были слова человека, который говорит всерьёз о духовной жизни, о духовном опыте, об опыте Церкви. А он ретроспективно знал этот опыт лучше других.
Из цикла видеовстреч «Науки о человеке»
Вопросы задавала ведущая цикла Софья Андросенко
————
1 В церкви иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость» на Большой Ордынке.
2 Ольга Сигизмундовна Попова (урождённая Витлина; 13 июля 1938, Москва, Бутырская тюрьма – 16 января 2020) – ведущий советский и российский искусствовед, специализировавшийся на византийском и древнерусском искусстве, один из авторов «Большой Российской энциклопедии», супруга Ю.Н. Попова.
3 Воспоминания о. Владимира Тимакова об этом событии можно прочитать в его интервью «И подписал: Quasimodo genesis», «Кифа» №7(251), июль 2019 г.
4 В начале 1980-х годов.
Кифа № 6–7 (298–299), июнь–июль 2023 года
