Интервью с председателем Преображенского братства Дмитрием Сергеевичем Гасаком1
Труд – это результат всех, поэтому все должны понимать смысл того или иного труда. И это понимание смысла должно быть единым. Это важно, за это надо бороться.
Очевидно, что принципы труда в Преображенском братстве имеют как личное, так и соборное измерение. В братстве были восприняты и личные принципы его основателя, о. Георгия Кочеткова – и целостность восприятия церковной жизни, и принцип дополнительности в церковном служении. Но что-то, наверное, открылось и в опыте соборного братского труда. Какие ещё принципы здесь можно было бы сформулировать?
Начало братства с о. Георгия, влияние его личности, его опыта труда на всех нас очень значительно, но это не единственная линия размышления в данной теме. Говоря о личном и соборном измерении труда, мы имеем в виду не только его личный опыт, хотя некоторым критикам братской жизни кажется, что о. Георгий определяет в братстве всё. Мы исходим из цели собирания братства как церковного сообщества, то есть собирания народа Божьего, собирания церкви. А значит, мы должны стремиться к определённому качеству жизни, обусловленному внутренними связями людей в братстве. И духовный попечитель конечно же участвует в этом труде, не стоит при этом ни над братством, ни сбоку от него. Сказано ведь, что по любви узнают, что мы ученики Христовы. Поэтому, я думаю, определяющим является наше желание и решение сделать что-то вместе, поэтому вместе же мы и стараемся достичь лучшего результата.
Например, отремонтировать здание с помощью подрядной организации можно быстрее и, может быть, даже дешевле и в чём-то качественнее. Объективные экономические показатели убеждают в том, что это может быть более эффективно. Но после окончания ремонта останется здание, а наша цель – чтобы осталось братство. Ну и дом, разумеется, тоже. В процессе ремонта мы приобретаем не только помещения, но ещё и определённый опыт взаимодействия на братских принципах. И это сообщество – не временное, как это бывает на любой стройке, это не строительная компания, а братское собрание. Так мы восстанавливали братский дом. В принципе для всех братских проектов это центральная вещь.
Таким образом в труде мы приобретаем опыт единения, связи между людьми становятся более многосторонними, более многообразными. Ведь одно дело (и очень важное!) – единство в молитве, а другое – единство в практической деятельности, больше связанной с вещами объективированными, с миром сим. И важно ещё то, что достигаемый нами результат соответствует уровню нашей компетенции в данном деле, пониманию качества результата, восприятию порядка и красоты в жизни, нашему культурному уровню, а это ведь и духовный результат. Поэтому то, что мы строим, или печатаем, или создаём, становится подлинно нашим. В таком процессе преодолевается проблема отчуждения человека от результатов его труда. А это имеет принципиальное значение для современной российской ситуации, где по-прежнему острой является проблема преодоления советского наследия, в том числе советского отношения к труду, когда всё было формально «общим» и в то же время «не своим». Таким мы видим путь возрождения жизни в церкви и обществе. В этом совместном труде складывается образ жизни, который равен самому себе, когда не нужно ничего нарочито изображать, проще – устраивать показухи. К сожалению, сегодня у нас в России как правило не народ строит храмы, и поэтому такое строительство почти ничего не созидает само по себе. А если где-то народ и участвует, то участвует как бы «малой долей». А львиную долю вкладывают спонсоры. Может быть, народ и построил бы не лучше, но архитектура больше соответствовала бы видению людей, всё это было бы более равно самому себе. Вот лишь один только пример, а на самом деле их можно приводить много. На мой взгляд, это вещь фундаментальная – принцип братства. Как его сформулировать, я не знаю. Есть принципы жизни братства, они имеют своё название, раскрытие. А эти принципы труда пока что названия не имеют.
Что ещё важно? Важно, что какой бы это ни был труд, результат его – это дело всех. Известно, что в сообществах люди по-разному созревают, с разной степенью ясности понимают цель общей деятельности. Кто-то видит её более чётко, более масштабно, кто-то – частично, кто-то видит одно, кто-то другое. Поэтому в братстве «семеро одного ждут», т. е. первые ждут последних. В каком-то смысле можно сказать, что мы равняемся по последним в достижении результатов труда, поскольку нам важно не просто достижение объективного результата, а важно достичь его вместе. Труд и его результат – общий для всех, поэтому все должны понимать смысл труда, его цель, и понимание смысла должно быть единым. За такое единство иногда нужно и побороться, поскольку нужно помнить, никто в церкви никому ничем не обязан, кроме взаимной любви.
Разумеется, мы имеем в виду не только собственно христианские, но и общечеловеческие ценности, потому что общий труд так или иначе объединяет всех людей. Другое дело, что часто после завершения какого-то проекта люди расходятся, как это было, кстати говоря, и при строительстве многих храмов. Пока храм строится, у всех есть цель, и строители трудятся вместе, а как построили – цель достигнута и все разошлись. Разве в Церкви такое может быть? Это неправильно. В том и ценность опыта братского труда, что мы не расходимся.
Мне кажется, что опыт, о котором Вы говорите, не уникальный опыт братства. Это опыт общехристианский.
Конечно, мы говорим об опыте, принадлежащем всей церкви. Просто он интересен в своём конкретном выражении. Я думаю, что нечто подобное могут про себя сказать и другие христианские братства и объединения.
Но ведь порой и в братском совместном труде возникает некоторое напряжение. Вот, например, Свято-Филаретовский институт. С одной стороны, работа здесь является общим делом всех сотрудников. Но с другой – у каждого в этом общем деле есть своё место, своя ответственность, каждый имеет соответствующие профессиональные компетенции. И бывает, что люди держатся за границы профессиональной компетенции и говорят: я готов трудиться в общем деле лишь в этих границах, а за них не выходить.
Да, эта проблема существует, поскольку все люди живые. В принципе это характерно не только для институциолизированного труда, но в институции наше положение более объективировано: есть структура, должности, соподчинённость. В самом братстве это не выражено так. Такой структуры, собственно, в братстве как в церковном сообществе нет. В братстве есть старшие и младшие, но между ними не должностные отношения, это другая система отношений. А в институции есть своя объективная иерархия и это создаёт определённые противоречия. В том числе и то, которое Вы называете. Оно связано как раз с ответственностью. Ведь что значит общая ответственность? Что мы все отвечаем за общий результат. И если, например, ты хорошо сделал свою работу, а твой сосед сделал её не очень хорошо, и общий результат «средненький», тебе ведь не легче от того, что ты хорошо сделал, а кто-то плохо. То есть мы отвечаем «за себя и за того парня». Это важный принцип ответственности – наша ответственность за общий результат не символическая, но реальная. Она имеет и личное измерение, когда ты как бы страхуешь своего коллегу, даёшь ему возможность исправлять ошибки, то есть даёшь возможность верификации, проверки. Решением таких проблем занимаются во всех корпорациях, но братские отношения позволяют решать их лучше, быстрее, надёжнее. Это больше того, за что тебе формально платят, больше, чем ты обязан, это даже больше, чем ты должен с точки зрения морали. Здесь проявляется христианская соборность. И поэтому работа в братской институции требует духовной готовности. Здесь нет такой системы, которая часто есть в светских корпорациях, где всё строится на заинтересованности, на мотивации. Здесь мотивация другая, она больше нравственного порядка, чем материального. И законы конкуренции здесь если и существуют, то они другие, по-другому себя проявляют. Конкуренция должна быть как бы перевёрнута в обратную сторону: не за себя, а за другого. Конечно, мы далеки от этого идеала, но, тем не менее, я считаю, что в определяющих сторонах нашей работы этого придерживаемся. И люди наиболее проницательные и ответственные это понимают. Кстати, в этом принципе проявляется то, что с самого начала отличало о. Георгия – установка «если кто-то в церкви этого не делает, стало быть мне нужно это делать». Это проявлялось не только в глобальном плане, но даже в том, что когда его помощник или кто-то из сотрудников чего-то не доделывал, он делал за них.
Но здесь тоже есть какой-то предел всё-таки.
Да, есть определённые противоречия. С одной стороны, существует описанное выше отношение друг ко другу, а с другой стороны, – всем нам необходимо повышение личного профессионального уровня и качества личного труда. Потому что всё-таки есть общее дело, есть границы того или иного проекта. И цель этого проекта должна всё-таки достигаться не только в том, что мы хорошо друг с другом согласуемся и практикуемся во взаимной доброжелательности – мы ещё и делаем дело, причём делаем его с определённым качеством. Но это противоречие, эта дополнительная трудность, где должно проявляться и проявляется именно христианское отношение между сотрудниками, руководителями и подчинёнными. Да, профессионализм, конечно, должен быть, и нужно стремиться к более высокой мере профессионализма.
То есть солидарность и желание прикрыть другого проявляется и в стремлении помочь им достичь квалификации.
Да, мы живём вместе. Хотя, разумеется, личные качества и индивидуальные черты каждого человека остаются с ним и со временем даже ярче себя проявляют,
А что прежде всего в этом совместном труде не получается, в чём основная проблема?
Проблем немало. Скажу об одной. Мы не можем ставить своё развитие в прямую зависимость от внешних ресурсов, будь то административные, материальные или другие ресурсы. Хотя мы видим, чего и как быстро можно достичь, привлекая внешние силы и средства. Но из-за принятого у нас отношения к человеку наше развитие имеет свою скорость и содержание. Мы растём медленно, и некоторым оно видится неэффективным. Напряжение большое, а видимый результат скромный. Здесь есть серьёзная проблема понимания и принятия нашей меры развития. Мы иногда спорим о том, какое развитие мы можем назвать интенсивным, а какое – экстенсивным? Так вот: мы считаем, что вложение в человека – это интенсивное развитие, хотя, на первый взгляд, это медленнее, чем могло бы быть. Когда Хомяков грустил от того, как медленно идёт дело просвещения в России, он говорил: «одно утешение – смотреть как дубы тихо растут». Интенсивное развитие в церкви происходит преимущественно за счёт внутренних ресурсов (извините за такую производственную лексику), они являются основой. А экстенсивное идёт за счёт ресурсов внешних. Проще говоря, идти интенсивным путём – это учить тех, кто может других научить. Это путь неброский, трудоёмкий, требующий терпения, ориентированный на личность, а не на массу. А идти путём экстенсивным – это учить выступать на стадионе. Эффект большой, а толку мало. Это никого ни к чему доброму не приведёт. Поэтому источник интенсивности в жизни – человек, его свобода, его вера и любовь.
Беседовала Марина Наумова
Фото: с сайта www.sfi.ru, Максим Деметьев
————
1 Окончание. Начало опубликовано в «Кифе» № 5(285) под названием ««Братство – это не трудовая коммуна».
Кифа № 6 (286), июнь 2022 года
