Интервью с Павлом Сергеевичем Альбощим1, автором проекта и сообщества «Белгородская голгофа»
Мы сейчас говорим о восстановлении исторической правды2. Но есть проблема, с которой мы сталкиваемся, когда погружаемся в информационное пространство: оно заполнено смешением лжи и правды. И это касается не только ХХ века, ведь целенаправленная деятельность по искажению и размыванию образа исторической России велась задолго до 1917 года. И мы в результате всё время сталкиваемся с какими-то идеологическими штампами, или советскими, или либеральными, и получается или идеология, или мифологизация. Как нам из этой ситуации выходить, не очень понятно, потому что трудно найти качественные исторические исследования, на которые можно опираться без опаски. И целостная картина у многих не возникает.
К сожалению, до сих пор существует разделение на «красных» и «белых». И у большинства людей нет чувства боли, нет переживания произошедшей в XX веке трагедии, понимания её масштаба, начиная со своей семьи. Обретая мощи священномученика Никодима (Кононова) и держа в руках пули, которыми он был расстрелян, я понял, что людям необходимо личное, даже физическое, соприкосновение с этими событиями. Или с семейной памятью: она передаётся мне от моей мамы, которая до сих пор задаёт вопросы о репрессированном прадеде: «Почему забрали дедушку? Ты нашёл сведения о нём? Скажи, за что?» Этот вопрос в нашей семье звучит десятилетиями, и я на него не могу пока ответить полностью сам, без доступа к документам. Есть пока только сухая справка о репрессированном Григории Николаевиче Вовк в 1937 году по статье 58.10 и воспоминания семьи о нём, погибшем в Сибири. Даже фотографии его нет. Ищу сведения о погибших заключённых на станции «Яя» Кемеровской области или станции «Зима» Иркутской области. Где-то там, говорили, он умер в начале 1940-х годов.
Здесь есть ещё одна важная вещь. Я считаю, что мы должны следовать высшему примеру наших святых новомучеников, размышляя о том, как относиться к самым больным вопросам – о том, кто это допустил, кто исполнял. Важно не озлобиться, не поддаться духу мести, как смогли это сделать святые.
За более чем пятнадцать лет изучения опыта новомучеников, восстановления памяти репрессированных и трагического опыта своей семьи я пришёл к выводу, что именно тем, кому дано сострадать, сопереживать этим событиям и осознавать глубину этой трагедии (пусть таких людей пока немного), видимо, нужно особо молиться и трудиться, чтобы исправить последствия. Всем нам нужно это исправить, прежде всего, в самих себе. Думаю, каждый такой человек должен, насколько может, делиться этим, рассказывать, иногда просто задавать вопросы. Тех людей, которые не знают о факте массовых репрессий, я иногда спрашиваю: «Знаете ли Вы о своих прадедах, прабабушках?» Ответ часто либо отрицательный, либо неточный.
Важно, чтобы это знание и понимание передавалось детям. К сожалению, я видел, ещё недавно, и молодых преподавателей «социалистических взглядов», которые учат чисто идеологически, оправдывая репрессии. Один раз это было даже в православной гимназии: учительница истории говорила ученикам 7–8 класса, что её любимый исторический деятель – это Сталин, восхищаясь только им. При этом я видел, что дети это отторгают – просто говорят своими словами, что он был злой, что погибли многие люди. Мы должны противостоять тому, что делают такие горе-учителя. Это возможно, если мы будем показывать историческую правду, подтверждённую документально, и Божью – правду, освящённую благодатью и любовью. К сожалению, пока что большинство у нас (даже среди людей, ходящих в храм) многое не знают о подвиге новомучеников, о том, что их тысячи, и о конкретных примерах. Открывать правду о них, изучать исторические данные – этого труда нам ещё на многие столетия, наверное, хватит.
На самом деле у нас большинство улиц носили название храмов, которые были разрушены. Их просто стёрли с лица земли – более пятнадцати церквей и два монастыря
Но для этого необходимо желание прикоснуться к их жизни и к их опыту. Часто ведь и желания этого не хватает у людей, им гораздо удобнее обратиться к святителю Николаю, чем к тем святым, которые недавно ходили по нашей земле…
Да, есть стереотипное представление, что якобы «новомученики не чудотворят». И мало достаточно ярких, привлекательных, «популяризованных» мест их почитания, таких как в Бутово, на Соловках или в Екатеринбурге. Людям сложно почитать как святыню просто некие расстрельные рвы и места заключений. Но вот после того, как под Курском в урочище Солянка на месте расстрелов и захоронения почти двух тысяч человек, среди которых священномученик Иоасаф (Жевахов), другие священники, многие миряне, – рядом с серой каменной плитой был поставлен крест, то есть создано пространство для молитвы, это место буквально ожило, для многих стало очевидно и ощутимо, что это святая земля (как Святейший Патриарх говорил о Ганиной Яме) – сплошной антиминс. Там ещё не служатся литургии, там проходят панихиды, молебны, акции памяти, звучат слова потомков жертв репрессий, но это место оживает именно с молитвенной памятью. И вот некоторые такие места становятся центрами притяжения и поистине народными святынями. Я это наблюдаю уже много лет. Туда идут школьники, приходят студенты. Как и в других стихийных мемориалах, люди приносят портреты погибших родных, а если нет фотографий, вешают на деревьях таблички с именами.
В 2019 году я предложил в Белгороде мемориальный проект «Белгородская голгофа» для увековечения мест памяти новомучеников и жертв политических репрессий в городе, а в дальнейшем, надеюсь и в области. Ведь мы не осознаём наш областной центр как город святых, который весь исхожен ими и освящён их жизнью и мученической кончиной. И главное, что, на мой взгляд, препятствует увековечению памяти, – это идущая из советских времён привычка к стандартным, нивелированным памятникам – к типовым табличкам, одинаковым памятным камням… Тут новые формы нужны. И это не только фотографии, это и биографии, размещённые так, как сейчас на QR-кодах указывается история зданий-памятников. Наверное, нужны какие-то интерактивные экраны. Но, главное, нужны грамотные и опытные экскурсоводы, действительно изучающие и почитающие эти места. Православная церковь имеет достаточный опыт и ресурсы для этого. У нас в Белгороде есть уникальные святыни: как я уже говорил, есть даже пули, которыми расстрелян священномученик Никодим, личные вещи, части облачения, места заключения и расстрелов. Создан центр изучения подвига новомучеников, но пока это просто некий кабинет, нет ни путеводителя, ни указателей, ведущих туда. И многие места остаются пока не увековеченными. Но стоит начать что-то делать, и отклик появляется сразу. Мы буквально пешком прошли, чуть-чуть повторив, путь наших святых новомучеников – и уже слышим первые отзывы, люди даже в ходе экскурсии начинают рассказывать истории своих дедов и прадедов.
Моя сверхзадача – это создание полноценного православного историко-культурного центра Белгородчины, который мог бы показать в свете православного мировоззрения всю историю Юга России, центром которого когда-то был Белгород. Поэтому я сотрудничаю с музеем генеалогии в Белгородском университете, с Пушкинской библиотекой-музеем, где я работал и проводил православные экскурсии по экспозициям, посвящённым дворянской культуре. Да и со многими музеями Белгородчины приходилось сотрудничать.
Какие усилия по восстановлению образа той России, которая существовала до 1917 года, предпринимаются на Белгородчине?
В Белгороде много делает в этом направлении епархия, в частности, Издательский дом Белгородской митрополии, который носит имя священномученика Никодима.
К сожалению, ни в областном краеведческом, ни в каком-либо другом музее не показана в должной мере дореволюционная история города, как города храмов, монастырей и святых. У нас актуально создание музея истории города и истории Белгородской митрополии, материалы для которых я фактически и собираю половину жизни. Приходится и наследие советского времени спасать, собирать всё, как огромную мозаику, в том числе, например, выкупаемые фотографии некоторых гонителей веры – сотрудников органов НКВД. Ведь если мы дореволюционное наследие своё не используем, не актуализируем, не питаемся этой культурой, этим огромным духовным богатством, так же как и богатством наследия новомучеников, то мы и наследие советского времени утрачиваем – оно тогда просто обречено. Это мне давно уже видно по уничтожению советского культурного наследия.
Физиономию нашего исторического города, его духовный облик определяют всё-таки не политические деятели, даже не герои войны, а именно святые.
Сталкиваясь с многочисленными утратами, в том числе архитектурными (я по профессии архитектор), со всеми рождёнными этими утратами разочарованиями, я пришёл к такому выводу: мы ничего не сохраним, пока не увековечим и не станем почитать наших святых – покровителей города и других мест. Потому что физиономию нашего исторического города, его духовный облик определяют всё-таки не политические деятели, даже не герои войны, а именно святые, такие как святитель Иоасаф, Белгородский чудотворец.
Воронеж был городом святителя Митрофана, Задонск – городом святителя Тихона, а Белгород – это был город святителя Иоасафа. В 1911 году, в дни его прославления, в Белгород приезжала преподобномученица Елизавета Фёдоровна, был священномученик Владимир Киевский… До сих пор пытаюсь вычислить, сколько десятков святых у нас побывало. И вот это пространство – пространство святости Белгорода и нашего края.
Если говорить о пространстве, то возвращение имён улиц – это очень важная часть возвращения нормального исторического и духовного пространства. У меня такое ощущение, что кроме Москвы и Петербурга это почти нигде не движется…
Был ещё город, где что-то сдвинулось – это Белгород, один из немногих городов, где в 2000е годы администрация и лично губернатор вложились в то, что центральная площадь стала Соборной, один из крупнейших памятников Ленина был перенесён с неё на Народный бульвар (там разные памятники собраны в Музей под открытым небом). Коммунистическая улица у нас переименована в Преображенскую, потому что на ней стоит Преображенский собор, нынешний кафедральный. Назван Свято-Троицким бульвар, где был Свято-Троицкий монастырь – это хоть какое-то напоминание о не существующем ныне монастыре… На самом деле у нас большинство улиц носили названия храмов, которые были разрушены. Их просто стёрли с лица земли – около пятнадцати церквей и два монастыря.
К сожалению, церковное название улицы возвращено одной только Преображенской. А, скажем, бывшая Смоленская сегодня называется проспектом Славы. Это новое придуманное название, как и у многих других переименованных улиц: им чаще всего не возвращали старые имена, а придумывали новые, типа 50-летия Белгородской области. Мой старший товарищ и учитель краевед Александр Николаевич Крупенков вышел из-за этого из комиссии по переименованию. А многие до сих пор называют эти улицы по-старому: Чернышевского и т. п. Думаю, здесь, скорее всего, нужна просветительская работа, например, дополнительные таблички, которые показывали бы, как улицы назывались раньше, и рассказывали бы об истории того или иного места, о бывших здесь храмах.
Беседовали Александра Колымагина, Анастасия Наконечная
————
1 П.С. Альбощий – историк-исследователь белгородских святынь и святых, член общества развития русского исторического просвещения «Двуглавый орёл». Примечание редакции: в течение 2020 года конференция Преображенского братства, проходившая в Твери, как и само братство, и его духовный попечитель были подвергнуты крайне жёсткой и недобросовестной критике тверского регионального отделения организации «Двуглавый орёл». В то же время мы считаем, что человека, который согласен хотя бы с частью тезисов Форума национального покаяния и возрождения, важно услышать, в том числе и на наших площадках, даже если он косвенно (как член другого регионального отделения) связан с организацией, проявившей себя недолжным образом.
2 Интервью было взято на конференции Преображенского братства «Под знаком истины, а не пользы: память и беспамятство в современной России», проходившей в Воронеже 7–8 ноября 2019 года.
Кифа № 1 (269), январь 2021 года
