Из доклада Юлии Валентиновны Балакшиной на Преображенском соборе 2025 года
Начало XV в.
Важнейший принцип дисциплины любви – вера в спасение через Крест, которая может действовать только любовью. Без стояния у Креста, без готовности взять на себя «Крест любви, Крест братства служащего» невозможно ожидать, что любовь будет жить в нашем сердце.
Все мы со времён своего оглашения помним, что христианство – это откровение любви и свободы. Это тот призыв, который мы когда-то услышали в сердце, тот фундамент, на котором мы строим нашу жизнь.
Но чем дольше мы живём церковной жизнью, тем яснее становится, что за свободу нужно побороться, а любовь Божью, которую наше сердце узнаёт на пути воцерковления, нужно хранить.
Иногда приходится слышать претензию или упрёк: «где ваша любовь и где моя свобода?» Вот тут и приходит понимание того, что воплощённая любовь требует серьёзного духовного труда, «дисциплины любви». Мы понимаем, что «душа для души – не лекарство, а труд» (О.А. Седакова).
Выражение «дисциплина любви» пришло к нам из текстов и жизни братства Н.Н. Неплюева, но на самом деле то, для чего он нашёл столь точное выражение, понимали и пытались выразить до него.
Я буду говорить о том, что думали о любви разные мыслители в разные эпохи, но перед мысленным взором буду держать наше братство и наш с вами опыт устроения общей жизни.
1. «Возлюби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всей душой твоею, и всей силой твоею, и всем рассуждением твоим; и ближнего твоего, как самого себя» (Лк 10:27, перевод С.С. Аверинцева).
Перенося любовь в сферу человеческих отношений, туда, где мы её острее всего переживаем, мы забываем, что в основании любой любви – Любовь Божья к миру и человеку и ответная любовь человека к Богу. Напомню, что в этой евангельской фразе употреблено слово ἀγάπη («агапэ»), не часто встречавшееся в греческих текстах до Нового завета.
Это же слово мы встречаем в других важных местах Нового завета, где речь идёт о любви.
«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15:13).
«Заповедь новую даю вам, да любите (αγαπατε) друг друга; как Я возлюбил (ηγαπησα) вас, так и вы да любите (αγαπατε) друг друга» (Ин 13:34).
«Я говорю вам: любите (αγαπατε) врагов ваших» (Мф 5:44).
«Ибо так возлюбил (ηγαπησεν) Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного» (Ин 3:16).
«Бог есть любовь (αγαπη), и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нём» (1 Ин 4:16).
Комментируя евангельский фрагмент, с которого мы начали, свт. Григорий Нисский пишет о том, что заповедь о любви касается всего состава человека (всех трёх частей – питательной, чувствующей и мыслящей) и сердце, душа, дух-разум – всё должно быть исполнено любовью к Богу. Душевное умиление должно быть восполнено трезвенностью телесного поста и устремлено к постижению смыслов. А порыв духа призван искать воплощения в конкретной жизни христианского сообщества, в истории, которая является плотью жизни мира.
В евангельской заповеди о любви выделим первый принцип того духовного труда, который мы называем «дисциплина любви», – целостность. Он касается как отдельного человека, так и церковного собрания, в котором никому не должно быть тесно, никто не должен быть забыт, но и никто не должен выламываться из общей жизни своей кричащей индивидуальностью.
2. Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий… Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится (1 Кор 13:1, 4–8).
Гимн любви рождается из практической повестки. Предыдущая 12-я глава послания говорила о проблемах, возникших в коринфской общине, когда особо стали цениться интеллектуальные и экстатические дары (дар глоссолалии). Апостол Павел пишет о том, что недопустимо пренебрежение к тем, кто таких даров не имеет, и указывает на Любовь как на путь превосходнейший.
Причина умаления любви в коринфской общине – пренебрежение безумием Креста. Отсюда следующий важнейший принцип дисциплины любви – вера в спасение через Крест, которая может действовать только любовью. Без стояния у Креста, без готовности взять на себя «Крест любви, Крест братства служащего» (Н.Н. Неплюев) невозможно ожидать, что любовь будет жить в нашем сердце. Любовь-агапе (в отличие от эроса, сторге, филии) – сверхъестественная любовь, она выше человеческих возможностей, её нельзя вызвать в себе. Такая любовь – то, что христиане испытывают во Христе, получают от Бога.
В самом описании характера любви у ап. Павла появляются черты, по которым мы опознаём именно Божественную любовь и которые как бы ограничивают её действие, но по сути свидетельствуют, что любовь обладает внутренней границей, не позволяющей ей приразиться злу. Эту границу мы можем назвать дисциплиной.
Не превозносится – потому что любящий почитает другого выше себя.
Не бесчинствует – там, где появляются бесчинства, дисциплина любви призвана их остановить.
Не сорадуется неправде, а сорадуется истине – не соглашается с жизнью своей и любимого в мутной, хотя подчас и слащавой воде полуправды, из страха потерять душевный комфорт.
Любовь никогда не прекращается, но любви всегда надо достигать.
В этом для нас и большая надежда, и большая задача.
Как воспоминание об огне не согревает тела, так и вера без любви не производит в душе просвещённости ведения.
3. «Любовь есть благое расположение души, в соответствии с которым она ничего из сущего не предпочитает ведению Бога. Но навык такой любви невозможно приобрести тому, кто имеет пристрастие к чему-либо земному.
Как воспоминание об огне не согревает тела, так и вера без любви не производит в душе просвещённости ведения» (прп. Максим Исповедник, 580–662).
Преподобный Максим Исповедник, христианский богослов VII века, посвятил любви свой аскетический трактат «Главы о любви». Это попытка изложить опыт достижения любви, собранный монашеской аскетической традицией. В трактате – масса полезных советов, которые вполне пригодились бы нам сегодня:
– Не может стяжать любовь Божию человек, привязанный к земному благу, комфорту, богатству. Не удивляйтесь и обратному: если вы собираете сокровища на земле – будут угасать и искры земной любви, присущие сердцу по природе.
– Чтобы любовь обитала в сердце, полезно наблюдать за помыслами.
– Не питай иллюзий, что внешний побег заменит внутреннее делание; во время искушений не покидай монастыря (братства. – Ю.Б.) своего, но мужественно переноси волнение помыслов, особенно [помыслов] печали и уныния. Ибо промыслительно испытываемый скорбями, ты возымеешь твёрдое упование на Бога. А если покинешь [братскую обитель], то окажешься не выдержавшим испытания, малодушным и непостоянным.
– Любовь укрепляется в общении, а общение с Богом есть молитва. Искренно любящий Бога молится без всякого развлечения, равно и молящийся без всякого развлечения любит Бога искренно. Но не может молиться без развлечения тот, чей ум пригвождён к чему-либо земному. Итак, не любит Бога тот, чей ум привязан к чему-либо земному.
– На пути любви к брату стоит наше самомнение и обида, и тут совет Максима Исповедника – усилие примирения: «Если не желаешь отпасть от любви по Богу, то не допускай, чтобы брат отошёл ко сну, огорчённый на тебя, и сам не засыпай со скорбью [в сердце] на него, но пойди прежде примирись с братом твоим (Мф. 5:24) и с чистой совестью принеси дар Христу в прилежной молитве».
4. «Теперь вы видите, сколь различной является любовь, поскольку, когда Бог любит, Он не желает ничего другого как быть любимым, поскольку Он нас любит не по какому-то другому основанию, а только чтобы быть любимым. Он знает, что те, кто Его любят, являются блаженными в их собственной любви» (Бернард Клервоский; 1090–1153).
Тексты и жития западных святых дают нам примеры страстной, почти эротической любви человека к Богу, ко Христу, способности «любить Бога ради Него самого» (Фома Аквинский). Они знали особую мистику любви – любви как силы, «которая движет солнце и светила» (Данте). «Любовь является некой великой реальностью, она возвращается к своему принципу, поднимается к своему началу в поисках своего источника, она будет вытекать всегда из себя, и будет всегда течь свободно…»
У такой любви есть своя дисциплина.
Екатерина Сиенская слышит от Бога такие слова: «Необходимо очистить и исправить волю в её временных порывах любви и телесных привязанностях… Важно не любить Меня ради себя или не любить ближнего ради себя, полюбить Меня ради Меня, и себя ради Меня, и ближнего ради Меня».
5. «Любовь по природе своей трагична, жажда её эмпирически неутолима, она всегда выводит человека из данного мира на грань бесконечности, обнаруживает существование иных миров. Трагична любовь потому, что дробится в эмпирическом мире объект любви, и сама любовь дробится на оторванные, временные состояния» (Н.А. Бердяев; 1874–1948).
Философы нового времени, пережившие вместе со всем человечеством эпоху гуманизма, когда любовь к человеку начинает заслонять любовь к Богу, чувствуют особую трагичность только земной любви и ищут её исцеления в возвращении к первоистоку. С другой стороны, человеческая любовь открывает даже безрелигиозному человечеству тайну личности. «Христова любовь — это прежде всего ощущение личности, мистическое проникновение в личность другого, узнавание своего брата, своей сестры по Отцу Небесному».
6. «Основа жизни Церкви – любовь, которая находит своё наиболее полное выражение в Евхаристическом собрании как выявлении Церкви во всей её полноте. Любовь является общей харизмой всего народа Божьего, без которой не может быть никакого служения в Церкви» (протопр. Николай Афанасьев; 1893–1966).
ХХ век в богословии принято считать веком экклезиологии. Когда скрепляющая земную церковь сила государства ослабла, заново встал вопрос о том, что связывает людей в церковном собрании, что определяет их родство. Церковь осознаётся не только как училище любви, но и явление любви, источник любого церковного служения.
Основа нашей дисциплины любви – в дорастании до подлинного духовного аристократизма, в личностном становлении каждого, которое невозможно без дара нашей общей жизни.
7. «Пока мы не дисциплинированы любовью, никакая степень соборности невозможна» (Н.Н. Неплюев; 1851–1908).
Когда любовь из мира идеального вновь спускается в жизнь конкретной христианской общины, вопрос о дисциплине любви встаёт в практическом измерении. Опыт братства Н.Н. Неплюева приносит нам вполне конкретные советы, как достигается и в чём выражается «дисциплина любви»:
«1) в твёрдой решимости постоянно и неизменно подчинять, приносить в жертву свои личные и семейные интересы интересам общего дела;
2) в твёрдой решимости согласовать свои мысли, чувства и отношения с духом того дела, на служение которому добровольно отдаём свою жизнь.
3) Затем – в твёрдой решимости не только относиться к лицам, занимающим в Братстве ответственные должности, с неизменными чувствами доверия и уважения, не только добровольно подчиняться их распоряжениям, но и по долгу братской любви оказывать им всякое содействие, стараясь всячески облегчить им дело бескорыстного служения на пользу Братства».
8. Закончить набор цитат мне хотелось бы словами духовного попечителя Преображенского братства:
«Любовь учит своим Присутствием. Это – Экзистенция Бога и Человека. Она – Говорящее Безмолвие. От неё Покой и Тишина, исполненные Дыхания и Красок. Она – Краеугольный Камень. Кто на Него упадёт – разобьётся, а на кого Он упадет – того раздавит, или потопит в пучине морской. Любовь – Новая Пасха, Жертва живая и животворящая. Но её надо найти – и не потерять!»1
* * *
Мы знаем, что в нашей жизни дисциплина любви воплощается в послушании старшим, в способности держать границы наших церковных собраний, в добровольном следовании принципам и правилам жизни Преображенского братства, в том, что мы стремимся выявлять меру и глубину нашего служения Господу и Церкви на настоящий момент.
Но если говорить не о формах, а о сути, я бы сказала, что в Преображенском братстве Любовь открывается через личностность и соборность. Это взаимообусловленные вещи, которые выступают как две стороны одной медали.
Мы дерзаем практически решать ту антропологическую ловушку, в которую Великий Инквизитор у Достоевского пытается загнать своего собеседника. По мнению Великого инквизитора, последовать за Христом, принять на себя бремя Его свободы могут лишь единицы избранных, сильных. Тогда как большая часть человечества – это «слабосильные существа», которые не способны подняться над своим ветхим человеком, который влечёт их к сытным лоханям, к сладкому греху, к жизни без напряжения и полёта.
Как часто мы узнаём себя в этих «слабосильных существах», неспособных преодолеть внутреннюю раздвоенность, вырасти в полную меру возраста Христова. И вот тут у нас есть возможность вспомнить о благородстве нашего рода, восходящего к Небесному Отцу, о своём духовном аристократизме. «Но аристократизм не есть право, аристократизм есть обязанность. Аристократическая добродетель дарящая, а не отнимающая. Аристократ тот, кому больше дано, кто может уделить от своего избытка. Борьба за власть и за интересы по природе своей не аристократична. Борьба лучших и труд их направлены на исполнение обязанностей, на служение». (Н.А. Бердяев).
Основа нашей дисциплины любви – в этом дорастании до подлинного духовного аристократизма, в этом личностном становлении каждого, которое невозможно без дара нашей общей жизни.
* * *
В заключение кратко сформулирую те внутренние принципы, которые может обратить к себе каждый:
• Научись ставить в центр жизни Того, Кого любишь, а не себя.
• Достигай любви – не бойся Креста братства служащего.
• Учись духовному аристократизму: выбирай из хорошего и лучшего – лучшее.
• Береги пространство, в котором может действовать Любовь: границы – это не заборы, но возможность обрести единство духа в союзе мира.
• Ищи не подчинения, а послушания; откликайся на призыв, а не на приказ.
• Если пока не хватает своих сил, опирайся на благодатные силы Братства.
————
1 Священник Георгий Кочетков: Сильна, как смерть, любовь. «Православная община» №39, 1997 г.
