Интервью со священником Максимом Плякиным, секретарём Саратовской епархиальной комиссии по канонизации святых
Отец Максим, расскажите, как получилось у Вас на трёх встречах, посвящённых новомученикам, чуть ли не за один месяц побывать?
Вся эта история началась в конце декабря. В связи с 85-летием со дня мученичества святителя Фаддея Тверского и Кашинского меня пригласили в Тверь, поскольку свт. Фаддей был, хоть и недолго, меньше года, нашим правящим архиереем, архиепископом Саратовским. И я сделал доклад «Сохранение памяти о священномученике Фаддее в Нижнем Поволжье» – о том, как сегодня в трёх митрополиях – Астраханской, Саратовской и Пензенской – увековечивается его память. Где-то есть иконы, где-то храмовые росписи. У нас в епархиальном архиве лежат его письма в Саратов. В архиве нашего кафедрального собора нашли сделанную от руки нотную запись архиерейского многолетия 1928 года с поминовением будущего священномученика Петра Крутицкого, будущего священномученика Фаддея, архиепископа Саратовского, и преосвященного Андрея, епископа Балашовского. И потом на этой партитуре ещё пометки: из бумаг регента такого-то. И их не выкинули, не сожгли. Этой партитуре самой по себе уже почти столетие. Она лежит сейчас в музее нашего кафедрального собора, раскрытая на этой странице.
Где-то образ владыки Фаддея пишется на соборных иконах. На иконах саратовских, астраханских святых, пензенских новомучеников его образ есть. Хотя он на пензенской земле чуть меньше года в ссылке пробыл, а у нас ещё меньше был на кафедре.
Это случилось из-за того, что архиереев тогда беспрерывно перемещали?
Нет, тогда это получилось из-за того, что его пытались несколько раз арестовать. И указы о его переводе просто шли вслед за его ссылками. Его арестовали в Саратове и отправили в Кузнецк. Сейчас это Пензенская митрополия, тогда это была Саратовская губерния. Стало понятно, что он лишён свободы передвижения, его не выпускают – его и назначили архиепископом Саратовским. А когда стало понятно, что его всё-таки могут выпустить, он получил указ в Тверь, где его через почти десять лет и казнили безбожники. И вот я с этим выступаю в Твери, а в зале оказалась настоятельница монастыря из города Кашина, которая впечатлилась этой историей сохранения памяти до такой степени, что когда узнала, что я еду в Кашин (это у меня было следующее мероприятие), сказала: «Батюшка, а давайте то, что Вы рассказывали в Твери, мы повторим и в Кашине, пусть наши послушают».
У Кашина очень большое торжество в этом году. 22 января исполнилось 75 лет со дня возвращения безбожниками мощей преподобной Анны Кашинской. Это были последние мощи, которые гонители ещё выпустили из рук.
А в марте 1948 года сказали – всё, хватит вам вольностей.
И в лагере он сидел, и в ссылке побывал, и был изгнан. Последние годы жизни он работал чернорабочим, паромщиком, сторожем в булочной. О том, что он на самом деле епископ, знали только считанные его духовные чада.
Много ли мощей было возвращено за эти несколько лет смягчения карательной политики власти?
Всего 11 мощей. И Тверская епархия чуть ли не единственная, где возвратили двое мощей – вернули прп. Анну и вернули прп. Нила Столобенского. И вот на 75-летие была устроена конференция, где я и рассказал о епископе-исповеднике Иоанникии (Попове), который родился в Кашине, а викарием был в нашей Саратовской епархии. И в лагере он сидел, и в ссылке побывал, и был изгнан. Последние годы жизни он работал чернорабочим, паромщиком, сторожем в булочной. О том, что он на самом деле епископ, знали только считанные его духовные чада. В Саратове осталась довольно большая община его духовных детей, потому что пока он два года в нашем городе служил, он создал молодёжный кружок.
Какие это годы?
С 1931 по 1933-й. При этом на него свалились сразу три должности: по кафедре он епископ Камышинский, по совместительству временно управляющий Вольским викариатством и ещё в нагрузку помощник митрополита Саратовского. И он мотается между Камышином, Вольском (а это, если на карту посмотреть, два разных конца епархии, правда, всё вдоль Волги) и Саратовом и в промежутках умудряется собрать этот молодёжный кружок. Одну из бабушек, тогдашнего члена этого молодёжного кружка, я ещё застал живой. У неё сохранилась фотография епископа Иоанникия. Она была его духовной дочерью, но поскольку по времени это всё рядом, то она же принимала святителя Фаддея и рассказывала мне об этом. До конца 1990-х, пока уже совсем ветхой не стала, она ездила в Астрахань ухаживать за могилой владыки Иоанникия. А родился он в Кашине. И я в Кашине рассказывал про него.
Потом в рамках Рождественских чтений была конференция по старообрядчеству – «Старый обряд в жизни Русской Православной Церкви», где я рассказывал про ещё одного исповедника, епископа Мстёрского Амвросия (Сосновцева). Точно так же – Бутырская тюрьма, ссылки… А он балаковец. Балаково – это сейчас центр одной из епархий нашей митрополии. Тогда это было большое купеческое село, сейчас это крупный город, там атомная станция. Вот в этом купеческом старообрядческом селе вырос крестьянский паренёк. Он бывший беспоповский начётчик, присоединился к Церкви, единоверец. По избранию единоверческого общества прошёл все степени иерархии. Участвовал во всех трёх единоверческих съездах, на третьем был почётным сопредседателем съезда. Как они умудрились в 1927 году собрать в Нижнем Новгороде всероссийский съезд единоверческих общин? Это до сих пор загадка. Но единоверческое общество сумело это сделать. В основном всем этим занимался владыка Павел (Волков), нижегородский единоверческий викарий.
У нас в Петербурге 1927 год был временем одной из волн гонения на Александро-Невское братство.
А в Нижнем Новгороде умудрились провести съезд, в том числе единоверческих братств. Потому что у единоверцев и система братств была очень сильной.
Владыка Амвросий скончался на свободе, но годы в Бутырской тюрьме и 3 года ссылки явно на него повлияли. Потому что вскоре после съезда, в январе 1928 года, он преставился. А поскольку он наш, поволжский, то мы совместно с одним из балаковских краеведов сделали доклад.
Так и получилось, что конец прошлого и начало этого года у меня оказались связаны с новомучениками: священномученик Фаддей, возвращение мощей преподобной Анны, владыка Иоанникий, владыка Амвросий. И по крайней мере в связи с этими встречами рождается надежда на то, что хотя бы эти имена не забудутся. Когда мы с отцом Александром Рычковым, главой Тверской епархиальной комиссии по канонизации, говорили о конференции в Кашине, и он спрашивал: «О чём бы Вы рассказали, о. Максим?», а я ответил: «У нас есть хороший повод, конференция же в Кашине, а у нас есть епископ, который был архиереем у нас, а родился у вас», он удивился: «А кто это?» Оказывается, в самом Кашине память о владыке пресеклась.
Мы постоянно с этим сталкиваемся. Когда мы в прошлом году в связи со столетием кампании по изъятию церковных ценностей обращались к представителям разных епархий с вопросами о том, как это происходило у них, иногда было ощущение, что люди чуть ли не в первый раз слышат про события 1922 года.
У нас в Саратове сделали небольшую выставку на наших материалах.
У Вас – да. И Шуя отличилась. Но чаще, увы, память сохраняется очень слабо…
К слову, какой бы бесовской ни была эта кампания по изъятию церковных ценностей, но всё-таки Господь и всякое зло способен обратить к некоторому благу. Пока мы сидели в архиве и пытались хоть что-то найти (слава Богу, архивисты очень сильно помогли, они прямо номера дел называли, где надо смотреть), оказалось, что в актах об изъятии некоторых икон указано, что они были чудотворными. Их самих сегодня уже нет. И единственное свидетельство о чудесах, явленных у этой иконы, – это прошение вернуть её обратно: вы у нас изъяли чудотворную икону, верните её, пожалуйста, мы готовы компенсировать. Или: «Просим вернуть, в ней мощи святых» – и перечень мощей каких-нибудь древних мучеников. И резолюция через весь лист: «Оставить в Гохране». И эти материалы набирались, набирались, сейчас уже зреет ещё одна статья – об утраченных чудотворных иконах. Ведь оказывается, что хотя бы так, но мы это узнали, хотя где сами иконы – мы не знаем. Они изъяты, и как в чёрной дыре – исчезли без следа…
А может быть, где-то в Америке, в музее. Очень многое ушло за рубеж.
Может быть. Но теперь мы хотя бы знаем: эти иконы были. Были мощи этих мучеников. Значит, люди молились этим святым, они их почитали. И вот сейчас мы это собираем в одно место, мы хотя бы создадим реестр этих утраченных святынь.
Это каким-то совершенно круговым путём пришедшая память. Она стучала, стучала и всё-таки достучалась до нас.
Беседовали Александра Колымагина, Анастасия Наконечная
Приносим благодарность о. Максиму за иллюстрации
Фотография беседы: Анастасия Наконечная
