Интервью с краеведом Дмитрием Евгеньевичем Михайловым (Санкт-Петербург)
Дмитрий Михайлов много лет занимается изучением памяти новомучеников. Вышел он на эту тему почти случайно – стал изучать биографию своего духовного отца и узнал, что родственники священника сидели в лагере во время советских репрессий. Дмитрий Евгеньевич рассказал «Кифе» о многих встречах и удивительных историях. Сегодня мы публикуем часть этого разговора.
Что послужило толчком к началу Ваших поисков?
Это очень давняя история. В 1991 году неожиданно для меня мама однажды мне сообщила, что она… крестилась, и предложила и мне пойти к священнику – поговорить, наверное, надеялась, что и я крещусь. Но получилось иначе. Тот разговор на годы вперёд определил мою жизнь. Этот священник – протоиерей Модест Малышев, настоятель храма Св. князя Владимира в Лисьем Носу, под Питером.
Я ему говорю: «Вы понимаете, ну я же образованный человек, как я могу быть с ними?!» – и указал на копошащихся в храме бабушек, чего-то чистивших и мывших там. Наверное, в моём голосе было столько презрения к этим неучам и неудачникам, что он молча покачал головой, а потом нарушил молчание: «Ты не суди их, ведь ты их совсем не знаешь и веру их не знаешь. Может статься, они когда-нибудь очень тебе помогут своей простой верой».
Я помолчал, не хотел спорить, хотя и не до конца понял его. В моём сознании гордыней было всё приправлено, как хорошее блюдо специями. Я тогда про это не думал, но этот человек оставил мысль, которую я обдумывал двадцать лет – до тех пор, пока не прикоснулся к памяти его детства, миру тайных монахинь и церковных старушек, подвигом которых была спасена вера в годы гонений.
И ещё отчётливо помню – вырвалось как жалоба: не могу я в таком виде, при такой жизни, которую приходится вести, быть у вас тут: всё у меня не по Богу – а как иначе своих кормить, я не знаю. Это был момент истины. И я его очень запомнил, как священник впервые прямо взглянул на меня и почему-то улыбнулся. И ещё неожиданнее были его слова, врезавшиеся мне в память: «Ты честный человек. Это хорошо. Не будем сейчас креститься, ты останься таким, постарайся остаться – и Бог найдёт тебя»1.
Когда Господь забрал отца Модеста к Себе, мы с одним из множества его духовных чад – нашим прихожанином и моим другом Александром Жуковым – решили собрать сведения о его жизненном пути, хотели сделать фильм-воспоминание. Логика поиска привела меня весной 2012 года в Вышний Волочёк – к сестре священника Ольге Борисовне Анисимовой (Малышевой). Я приехал в Вышний Волочёк, вошёл с камерой и диктофоном в старый дом на улице Урицкого, чтобы за пару часов записать у старой бабушки интервью… и, словно герои К. Льюиса, которые залезли в платяной шкаф, а вылезли в волшебную страну, оказался навсегда связан с этим городком, этим домом и открывшимся в удивительных воспоминаниях миром прошедшей эпохи – и в истории страны, и в истории Церкви. Оказалось, что родители о. Модеста и Ольги Борисовны были репрессированы за тайные богослужения у них в доме, и мама их погибла в Вятлаге.
Следующие пять лет мы с Сашей всё больше и больше погружались в этот мир, и эта чужая ушедшая жизнь понемногу становилась нашим личным переживанием и внутренним опытом. Когда мы с Сашей узнали про гибель матери отца Модеста в Вятлаге – решили, что нужно ради благодарной памяти о нём поставить крест на её могиле. В октябре 2017 года этот крест был установлен близ пос. Сорда Верхнекамского района Кировской области, на старом лагерном кладбище в лесу – спустя 26 лет после крещения мамы и первой моей встречи с миром подлинной веры.
А как вам удалось отыскать это место? Кто-то помогал в этом поиске? И что-то новое удалось узнать о жизни в этом конкретном лагере?
Это стало возможно благодаря тому, что в людях, ныне живущих на территории бывшего Вятлага, есть живое сердце. Они не отстраняют от себя горькую память своей земли. Кировский историк Виктор Аркадьевич Бердинских написал уникальную монографию о Вятлаге с множеством документов – «История одного лагеря». Историей своего посёлка Созимский занимается кировский краевед, учительница Инна Александровна Шевчук, она очень много сделала, чтобы помочь нам. Алевтина Николаевна Телепина, помощник настоятеля Покровского храма г. Кирс Верхнекамского района Кировской области, руководитель музея Вятлага, находящегося в крипте этого храма, поддерживает связь с потомками погибших, занимается установкой поклонных крестов на захоронениях у бывших лагпунктов Вятлага. С ней вместе мы ставили крест памяти. Сейчас она развивает новый проект «Мост памяти», идея которого в совместном почитании памяти погибших как в самом месте погребения узников, так и в тех регионах, откуда они прибыли, – а это почти вся страна. Вятлаг много дал мне. Пока искали место погребения, читал в мемуарах много чего и интересного, и страшного и попадались удивительные свидетельства веры. Документы истории говорят с такой силой, что к ним не нужен комментарий. Вот выписки из лагерного дневника А. Страдиньша, самой страшной поры в Вятлаге – осень 1941 – весна 1943: на ОЛП-7 в Брусничном и ОЛП-3 в М. Созиме.
«5 апреля 1942, воскресенье.
Пасха (католическая и лютеранская). Христос Воскресе!
А наша жизнь идёт, как на Голгофе. Кто крепок в Вере, тот этот Крестный путь выдержит. Замечаю, что с приближением к смерти люди приобщаются к Вере. Молятся и взывают к Богу.
Особенно страстно молятся евреи. Они по утрам и вечерам надевают талары (талесы?) и громко молятся. Особенно – в инвалидных бараках. Они там собираются по вечерам и читают молитвы очень громко – так, что слышно на улице в зоне…»
Найти эти материалы очень непросто, потому что по выходе из лагеря каждый давал подписку о неразглашении и сроки за её нарушение были немаленькие, и уцелели крохи. От погружения в этот ад охватывает ужас, и даже самый чёрствый человек, наверное, ощутит хоть малое сострадание к погибшим.
«14 мая 1942, четверг.
Чистили туалеты и возили трупы. Из… маленькой будки за зоной трупы надо нести к дороге и класть в большие ящики. Каждый труп носим вчетвером, хотя у мертвецов ничего нет, кроме обтянутых кожей костей. Но нам и это в тяжесть – мы сами похожи на этих покойников. В ящиках трупы повезут хоронить в 7-й (штабной) лагпункт.
Хоронят умерших в голом виде, к руке (так – в рукописи; по Инструкции – к ноге) привязывают бирку. На ней – фамилия, имя и отчество, номер дела по формуляру и число, когда умер. К последнему месту “отдыха” везут латышей и эстонцев, павших жертвами на этой земле насилия…
Золотые зубы, если у кого-то они были, после смерти вырывают тут же в стационаре. Если этого не успевают сделать, то возчик трупов сам производит эту “операцию”…
11 апреля 1943, воскресенье.
Самочувствие весеннее. Снега почти не осталось…
Молимся Богу. В большинстве все стали верующими. Те, кто раньше в Бога не верил, теперь просят милости у Него. Я молюсь рано утром, так было принято дома…»
В то же время, когда в Вятлаге умирали родители о. Модеста Малышева, сидел на соседнем с ними ОЛП-3 о. Павел Груздев, тогда ещё простой ярославский парнишка, будущий известный старец. Его уголовники чуть не угробили в ходе эксперимента: привязали к дереву зимой и оставили в лесу. Молился так, что согрелся, выжил – и перешёл в разряд блаженных, больше не трогали. Он тоже оставил несколько ярких штрихов к портрету Вятлага.
А как Вы попали в Вологодскую область? Чем мотивированы Ваши поиски там? Вятлаг это же совершенно другой регион.
Дело в том, что мы с Сашей решили написать жизнеописание батюшки, и чтобы разобраться в ситуации, пришлось познакомиться с протоколами допросов участников тайных богослужений. И было потрясающе увидеть подчёркнутые чекистом красным цветом слова «я готова идти даже на смерть, но никого не выдам» в протоколе допроса певчей – Валентины Николаевны Троицкой. Сначала они собирались просто на спевки. А потом сообразили: «Если есть хор, есть священник, то что мешает нам служить литургию?» И начали тайно служить по домам. В октябре 1941 года всех арестовали. Сдал их, оказывается, тот самый священник, который с ними служил. Горько, но факт. И почти все сломались на допросе. Одна Валентина Николаевна ответила твёрдо «нет». Скромная певчая нашла нужный тон в диалоге с чекистом, как находят верную ноту при пении в хоре. Такие протоколы надо зачитывать перед крещением, чтобы вступающий в Церковь взвесил своё решение.
Про судьбу того священника, который служил в домах, а потом «сдал» чекистам остальных участников, мне пришлось провести отдельно исследование. Его как-то подозрительно быстро освободили из лагеря, и он прожил очень успешно по земным меркам. У меня возникли очень тёмные мысли о нём, и чтобы, не дай Бог, его напрасно не обвинить, я вынужден был изучать его жизнь. Выяснилось, что его дочка вышла замуж за работника КГБ, и тот всегда своего тестя патронировал. Карьера в иерархии складывается успешно, но в личном деле то и дело встречаются требования верующих людей: «уберите красного попа, владыка». А владыка ничего сделать не может. По-человечески, конечно, кончил батюшка этот очень тяжело, в полном одиночестве. Его никто не судил и публично не осуждал. Но когда я просил местных краеведов взять интервью у старейшего клирика той епархии, где он служил, чтобы он этого священника охарактеризовал, мне передали его ответ, что об этом человеке говорить он отказывается, и что с ним никто не хотел иметь дело. Моё отношение к нему менялось по мере исследования его жизни – от ненависти до сострадания, и это удивительно, но теперь он тоже в моём помяннике, вместе со всеми участниками тайных богослужений. Любопытно, что один из историков, который до меня писал о трагической судьбе Вышневолоцкого церковного подполья, почему-то зачислил этого малодушного человека в разряд мучеников, погибших в сталинских лагерях, это вошло в публикации. Так что в исследовании памяти очень много «подводных камней».
Да, Вятлаг это в Кировской области, на границе Коми, а певчая Валентина Николаевна Троицкая попала в другой лагерь – в Вологодской области. И потрясшие меня её слова «готова идти даже на смерть» подтолкнули к поиску места гибели исповедницы Христа, чтобы почтить и её память крестом в месте погребения.
В тайге на границе Вологодской и Архангельской областей нашли Вожегодский лагпункт, в попразднство Успения 2020 года там был установлен крест. Надо сказать, что это тоже чудо Божией милости и одновременно подвиг служения памяти местной учительницы Людмилы Ювенальевны Кратировой, жителя посёлка на станции Явенга Северной железной дороги, к которой относился Вожегодский лагпункт. Она вдохновляет на краеведческие исследования своих учеников. Они опубликованы, это редкий и ценный опыт2.
В самом посёлке по инициативе и на средства местных жителей, среди которых есть потомки ссыльнопоселенцев, установлен памятник погибшим в годы репрессий. Здесь тоже люди отзывчивы на память прошлого. В Рождество 2021 года на месте бывшего храма установили крест памяти погибших в Вожегодском лагпункте. Это очень важно. Память погибших должна жить не только в тайге, где лежат в безвестности узники, но и там, где ныне живущие могут прикоснуться к ней. А непосредственно на место бывшего Вожегодского лагпункта меня привёл местный лесник Николай Сергеевич Чучкин. Мы с ним вместе там читали первую литию мирянским чином «о всех зде погребенных православных христанах в вере скончавшихся». Когда обратно ехали, заметили над дорогой два огромных полукруга – радуга долго стояла, и мы как бы въезжали под небесную арку. Было ощущение, что это ответ на молитву. А потом в приходе храма прп. Серафима Саровского г. Харовска Вологодской области отзывчивые люди несколько раз выезжали в лагпункт, изготовили и установили крест памяти, беседку-часовню, даже помещение для трапезы и стенды на поляне. Митрополит Вологодский благословил настоятеля этого храма протоиерея Анатолия Савчука окормлять служение памяти в этом месте.
Кажется, что всё, моя программа исчерпана. Но оказалось, что нет. Дальше было чудо. Когда о. Анатолий Савчук благословил устройство беседки-часовни, то объявления для волонтёров разослали по православным сайтам. И дали мой телефон как контактный. И пошёл поток звонков. Запомнил навсегда этот день – 29 мая 2021 года, суббота. Оставалось 10 дней до выезда, как всегда, всё у нас решается в последний момент, звонят по рекламе люди, поток суеты. И вдруг словно выпадаешь из времени и словно возвращаешься в радость первого дня Пасхи. Неожиданный звонок, в телефонной трубке старческий голос: я говорю с человеком 82 лет из Ярославля, и он уточняет у меня:
– Скажите, только что по телевизору передали – Вожегодский лагпункт, волонтёрские сборы, и вот дали ваш телефон – это правда?!
– Да, всё верно.
– Вы знаете, у меня дед там лежит…
– Ваш дед?!
– Да, мой дед, протоиерей Фёдор Иванович Попельницкий, 1880 года рождения, отбывал наказание и погиб в Вожегодском лагпункте. Согласно документам, дедушка лежит в 8 квартале. Очень хотел бы успеть до конца жизни хотя бы раз прийти к своему деду на могилу.
Он спросил у сына: довезёт ли тот его до места? Боялся, что сын откажется. А сын вместо этого попросил разрешения взять с собой дочку. И вот три поколения потомков погибшего священника стоят у креста памяти. Чудо Божией милости.
Но это не всё – и здесь, как в капле воды, отражение реальности, в которой мы живём и работаем. На обратной дороге я заехал к внуку погибшего священника – попросить показать документы о его жизни в заключении. Это отдельная тема: документы лагерей. Они есть, но де-факто для исследований их нет. Только спецслужбы, прокуратура и родственники погибших имеют доступ к этим архивам. И я еду, чтобы познакомиться с лагерным делом, копию которого в период ослабления репрессивной системы в лихие 90-е удалось получить внуку погибшего. Оказывается, потомки погибших – это люди навсегда, до конца травмированные страхом, их не оставляет мысль: а если что изменится? Что со мной будет?
Старик был благодарен за помощь, рад, что чудо Божие совершилось. Но парадоксально – по всему тону нашего разговора чувствовалось, что если бы он часика два подумал, он бы мне тогда не позвонил. Интересно, что сын его в следующем году не привёз старика, но зато привёз всю семью – жену, дочь и сына. Вот такие тонкие нити памяти. Чудом ты узнаёшь что-то, чего не мог бы узнать в принципе. Если бы не волонтёрские сборы и эта часовня, я бы никогда не узнал о существовании этого священника. А теперь он уже у меня и у других в помяннике о упокоении.
Вы искали место погребения Валентины Троицкой, а нашли Вожегодский лагпункт, и ещё одно имя Господь открыл – а само-то кладбище лагерное нашли?
Увы, пока нет. Нужны поисковые работы в лесном квартале – это квадрат тайги размером 2 х 2 километра. Трагичность ситуации в том, что тема войны давно и хорошо накатана ещё с советского времени. Она является «иконной», знаковой, а тема вот этих людей, репрессированных – хоть кол на голове теши, что многие из них святые и просто достойные люди, а поисковики хотя в принципе помочь и соглашаются, но кивают головами и говорят: «Но всё-таки у нас тема войны главная».
Лежат на лагерном кладбище разные люди, но если они родились до революции, то, как правило, они были крещёные. Их могилы – место, где тело ожидает воскресения. Для атеиста это просто свалка костей – заровнять и забыть. Но мы-то, христиане, ожидаем воскресения Христова, поэтому место погребения для христиан священно и почитаемо.
Вы говорите, что Господь посылает Вам одну тему, вторую, третью, но изначально есть ли у Вас какая-то задача? Или Ваша задача – это регистрация того, что вы видите? Покойный философ Сергей Сергеевич Хоружий считал, что мы сейчас вообще не на многое способны. Мы настолько подавлены той травмой, которая произошла в ХХ веке, что максимум, что могут сделать лучшие люди (как он говорил), – это «регистрировать» то, что было, и то, что происходит. Или Вы как-то иначе ставите себе задачу?
Память погибших за веру Христову прорывается к нам, и Господь словно ставит вопрос: ты готов идти дальше? Если да, то иди. И начинается какая-то другая жизнь. Много труда и проблем. И непонятно – как объяснить самому себе, где можно остановиться. Как товарищ Сухов в известном кино: что мне, всю жизнь по этой пустыне мотаться? Но в это же время происходит то, что золотом духовным собирается в сердце. И отказаться можно – но не хочется.
Как не вспомнить ответ Бога Давиду на его желание построить дом Божий: ты слишком много пролил крови, ты не построишь Мне дом, твой сын построит, а ты только собери камни и не прикасайся к ним. Вот так я понимаю ситуацию и свою деятельность. Мы слишком травмированы прошлым, нечисты от него. Но мы должны делать то, что в силах. Собирать посильно «камни», фактический материал, чтобы внукам было из чего строить историю. Про это очень точно сказал митрополит Сурожский Антоний: «Как часто бывает, что колеблется наша душа, что после того, как мы сделали всё, что мы должны были сделать, – вдруг находит колебание… Устала душа, меркнет жизнь, клонится наша глава к земле… Я не вижу плода, я не знаю, что будет… Стоило ли всё это делать? И Господь нам не отвечает на это свидетельством успеха. Он нам говорит: Достаточно того, что всё это была правда, что всё это было добро, достаточно тебе, что ты сделал то, что надо было. В этом – всё».
Беседовала Анастасия Наконечная
————
1 Через несколько лет, 9 декабря 1995 года, Дмитрий принял крещение.
2 Режим доступа: https://cbs-vozhega.vlg.muzkult.ru/media/2021/11/17/1305380649/Glyanceva_V._Zaby_t_nel_zya-pomnit_compressed.pdf.
