Всероссийская научная конференция «Религия и власть: церковь в эпоху перемен – поиск путей церковного устройства» прошла 29–30 мая в Санкт-Петербурге
На пленарном заседании, открывшем конференцию, выступили председатель Общества любителей церковной истории кандидат исторических наук священник Илья Соловьёв («Некоторые дискуссионные проблемы церковной истории ХХ столетия»); главный архивист Центрального государственного архива Санкт-Петербурга доктор исторических наук Михаил Шкаровский («Актуальные проблемы канонизации новомучеников Русской православной церкви»); доцент кафедры истории религий и теологии РГПУ им. А.И. Герцена доктор философских наук Дмитрий Головушкин («Методологические стратегии исследования русского православного обновленчества первой половины XX века»); первый проректор Свято-Филаретовского института Дмитрий Гасак («Отношение церкви к царской власти в православной экклезиологии в оценке Алексея Хомякова и протоиерея Сергия Булгакова»).
На следующий день конференция продолжила работу по секциям «Общинное и братское устроение», «Обновление и обновленчество. Вопросы церковного управления», «История РПЦ первой половины XX века в музейных коллекциях и экспозициях», «Зарубежные церковные юрисдикции и вопросы управления».
Также в рамках конференции прошли два круглых стола: «Вопросы Поместного собора Православной Российской церкви 1917–1918 годов» и «Церковь в условиях Гражданской войны».
В конференции приняли участие ведущие российские церковные историки, среди них ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН доктор исторических наук Алексей Беглов; учёный секретарь СФИ доктор филологических наук Юлия Балакшина; профессор Санкт-Петербургского политехнического университета Петра Великого доктор исторических наук Анатолий Кашеваров; декан исторического факультета СФИ кандидат исторических наук Константин Обозный; ведущий научный сотрудник СПбГУ кандидат исторических наук Юлия Бирюкова; сотрудник Отдела рукописей Российской национальной библиотеки Никита Гольцов; научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН кандидат исторических наук Павел Рогозный; ведущий научный сотрудник ПСТГУ доктор исторических наук Андрей Кострюков; кандидат исторических наук Иван Петров; старший преподаватель РАНХиГС кандидат исторических наук Иван Грибков; пресс-секретарь Омской епархии кандидат исторических наук протоиерей Димитрий Олихов и другие.
Конференция организована Министерством культуры Российской Федерации, Государственным музеем истории религии и Свято-Филаретовским институтом при поддержке Общества любителей церковной истории и Санкт-Петербургского отделения Российского общества интеллектуальной истории.
Источник текста новости: сайт СФИ
Автор текста Софья Андросенко
«Кифа» обратилась к участникам конференции за комментариями
В течение многих столетий отношения церкви и власти определялись понятием «симфония», но в XX веке эта связь оказалась разрушена. На что, на Ваш взгляд, прежде всего нужно опираться общине, когда отношения с властью не определены?
Иерей Евгений Агеев, клирик Богоявленского храма г. Фролово Волгоградской области, научный сотрудник НП «Спасское дело», кандидат теологии: Как только мы начинаем говорить или мечтать о симфонии, власть тут же начинает «прогибать» церковь в самых разных областях. Я лично считаю, что для церкви самый лучший вариант, который не затрагивает совесть – это «вооружённый нейтралитет»: «Мы вас не трогаем и вы нас не трогайте». Делаете что-то хорошее – мы вас поддержим. Нет – мы умываем руки, стоим в стороне.
И тогда отношения с властью отходят даже не на второй план. Ведь единственное, что может быть центром христианской общины – это единение вокруг Чаши Христовой. Главное, когда мы объединены в Евхаристии, в причащении, а всё остальное, например, дела милосердия, лишь подтверждает, что мы христиане, что если мы Христовы ученики, то имеем любовь между собой. Вот мы собрались, объявили: «мы ученики», причастились. Так надо это подтвердить! И мы входим в дела людей. А власть? Будем о ней молиться, вот и всё.
Иерей Николай Евсеев, и.о. зав. кафедрой Церковной истории Тульской духовной семинарии, кандидат исторических наук: Многое зависит от ситуации. Во главе угла для любого христианина всегда стоит Священное Писание, которое и есть опора и щит. Однако в условиях взаимоотношений с обществом и государством у Церкви возникает необходимость, особенно в условиях кризисов и, тем более, гонений, определить канонически рамки, в которых приход, благочиние, епархия могут функционировать в случае отсутствия связи с церковным центром, либо в случае его исчезновения или даже ликвидации. Есть нормативная база, на которую некоторые общины в чрезвычайной обстановке и сейчас опираются. Я имею в виду, в частности, Указ Святейшего Патриарха Тихона за № 3621, на который рекомендовали опираться епархиям, которые оказываются в зоне военных действий или чрезвычайных обстоятельств. Таких случаев много было в 1920-е годы, но и сейчас бывает необходимость использовать этот Указ, как показал пример духовенства Бердянской епархии, обратившихся к Святейшему Патриарху Кириллу и Священному Синоду с просьбой о принятии под его омофор. Указ Святейшего Патриарха Тихона оказался если не на века, то на десятилетия.
Таким образом, нужна в первую очередь опора на Бога, Его милость и волю, кроме того, важнейшую роль играет пастырская мудрость священноначалия и клира, на которых Богом возложена ответственность за паству.
Научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН кандидат исторических наук Павел Геннадьевич Рогозный: У Н.А. Бердяева есть замечательная фраза: «Гонения не страшны для Церкви и не могут смутить христиан, они возрождают её и закаляют дух верных. Страшно для Церкви, когда она сама гонит, убийственны для неё лишь опека и покровительство». Гонимая церковь нормальна, опасно, когда Церковь государственная. Мне кажется, в религиозной сфере не должно быть никаких запретов, идущих от власти. Думаю, что здоровые церковные общины, могут хорошо существовать и автономно.
Нужно сказать, что в смутные времена координация жизни не то что общин, даже епархий с вертикалью церковной власти оказывается разрушена. Я недавно просмотрел весь архив канцелярии патриарха Тихона времён Гражданской войны. Так вот, я никогда не ожидал, что церковная верховная власть (в том числе патриарх в Москве) даже не знала, кто занимает некоторые кафедры. В протоколах заседаний Священного Синода кое-где записано: «по слухам». Произошла такая децентрализация, что высший церковный орган решал «по слухам»…
Доктор исторических наук Алексей Львович Беглов: Подобные вещи сложно обсуждать «вообще», в отрыве от конкретной исторической ситуации. Если взять 1920-е годы, то мы увидим, что это время церковного возрождения. И в ходе этого процесса прежде всего происходит поляризация прихожан: кому, мягко говоря, не интересна церковь, те уходят, а оставшиеся сами себя мобилизуют на защиту. И под этим знаком проходят все двадцатые годы и первая половина тридцатых годов. И если на селе у нас выступают в качестве единиц, которые ищут свою идентичность, уже существовавшие там ранее общины, то в городе происходят гораздо более интересные, гораздо более разнообразные процессы. Что даёт городским приходам революция 1917 года? Она снимает для прихожан необходимость группироваться территориальным образом вокруг конкретного храма, к которому их приписывают. То есть приходы возникают очень стихийно и очень быстро, о чём свидетельствуют письма Поместному собору. Верующие люди начинают группироваться по каким-то не очень нам понятным, не очень нами нащупываемым добровольным стихийным основаниям. И они совершенно не готовы от них отказываться. Где-то это может быть пастырь, где-то – какой-то, как бы сейчас сказали, «проект», где-то это уже сложившаяся община, которая была организована сначала территориально, а потом добровольно – самые разнообразные вещи. На что они опирались? Они опирались, наверное, на религиозные чувства, на желание общей жизни, причём это было актуально и для городских общин, и для сельских.
Отдельная история – тайные общины монашествующих, существовавшие многие десятилетия в тех условиях, в которых было невозможно физически жить в монастырях, как прежде2. В них всё было гораздо проще: это были или попытки сохранения своего монашества и того, что монашество окружает, или как бы заново происходившее открытие для себя православной аскетики, погружение в неё под руководством тех, кто готов по этому пути вести.
При этом «выход вовне» был прежде всего частью их аскетической практики, аскетической прагматики, потому что инок должен трудиться. Но на большом заводе обстановка не благоприятствует внутреннему деланию. Поэтому лучше идти в небольшую артель. Если ты хочешь получить образование, это тоже возможно и даже хорошо. Ты можешь быть медиком, работать в научно-исследовательском институте, но при этом быть не руководящим сотрудником, а, скажем, лаборантом. И вот уже на том месте, куда тебя поставил духовный отец или просто обстоятельства жизни, ты понимаешь работу как своё монашеское послушание, как некую форму служения.
Сотрудник Отдела рукописей Российской национальной библиотеки Никита Гольцов: Думаю, не ошибусь, если скажу, что по умолчанию такой опорой должно быть единение членов общины со Христом и друг с другом, прежде всего – в таинстве евхаристии. Развитие этого тезиса – прерогатива богословов. Как историк могу лишь засвидетельствовать тот факт, что он не во все времена и не всегда очевиден. Люди склонны искать другие точки опоры, и до поры до времени они кажутся надёжными. Только в крайних ситуациях, как показывает исторический опыт, центр тяжести вновь переносится на исходную точку и ту опору, с которой мы начали наш разговор.
Могу привести в пример одну недавнюю находку, дошедшую до нас из двадцатых годов XX века – времени, самого что ни на есть кризисного для церковного сознания. Её оставила нам Лидия Мейер – дочь философа Александра Мейера, последняя из покинувших этот мир членов Александро-Невского братства и студентов Богословского института в Петрограде. Она скончалась в 1993 году, а в 1922 году на её глазах проходил судебный процесс над митрополитом Петроградским Вениамином и аресты духовников братства. Тогда девушка состояла в переписке с неким юношей, весьма критически относившимся к её увлечениям и категорически не разделявшим самой идеи православного братства. Эти документы я сейчас готовлю к публикации. Они интересны не только тем, что дают взгляд очевидцев на известные нам события (Мейер называла происходящее «катакомбной жутью»), но и тем, что показывают, в чём эти люди искали и находили те самые точки опоры. Для Лидии Мейер ими выступало частое приобщение святых Христовых тайн и совместная братская молитва. Именно на них она указывает в письмах. И хотя мы склонны романтизировать такие ситуации, те же документы показывают, что климат внутри братства, подавленного преследованиями, был не такой уж безоблачный. Тем не менее эти опоры помогли ей пережить ужасы гонений и остаться в Церкви – несмотря на «трактаты» её корреспондента о неправильности выбранного ей братского пути и его гибельности для Церкви. Хотя, конечно, опыт людей мог быть самым разным, а их видимое единство могло облекаться в разные формы или вовсе отсутствовать в силу ряда причин. Неизменным оставалось, пожалуй, лишь метафизическое единство во Христе.
Беседовала Анастасия Наконечная
————
1 Из Постановления святейшего Патриарха, Священного Синода и Высшего Церковного Совета Православной Российской Церкви от 7/20 ноября 1920 года за № 362: «2) В случае, если епархия, вследствие передвижения фронта, изменения государственной границы и т. п. окажется вне всякого общения с Высшим Церковным управлением или само Высшее Церковное управление во главе со Святейшим Патриархом прекратит свою деятельность, епархиальный Архиерей немедленно входит в сношение с Архиереями соседних епархий на предмет организации высшей инстанции церковной власти для нескольких епархий, находящихся в одинаковых условиях (в виде ли Временного Высшего Церковного Правительства или митрополичьего округа или ещё иначе).
3) Попечение об организации Высшей Церковной Власти для целой группы оказавшихся в положении, указанном в п. 2, епархий составляет непременный долг старейшего в означенной группе по сану Архиерея.
4) В случае невозможности установить сношения с Архиереями соседних епархий и впредь до организации высшей инстанции церковной власти, епархиальный Архиерей воспринимает на себя всю полноту власти, предоставленной ему церковными канонами, принимая все меры к устроению местной церковной жизни и, если окажется нужным, к организации епархиального управления, применительно к создавшимся условиям, разрешая все дела, предоставленные канонами архиерейской власти, при содействии существующих органов епархиального управления (Епархиального Собрания, Совета и проч. или вновь организованных); в случае же невозможности составить вышеуказанные учреждения – самолично и под своей ответственностью…
7) Если в положении, указанном в п. п. 2 и 4, окажется епархия, лишённая Архиерея, то епархиальный Совет или, при его отсутствии, клир и миряне обращаются к епархиальному Архиерею ближайшей или наиболее для них доступной по удобству сообщения епархии, и означенный Архиерей или командирует для управления вдовствующей епархии своего викария, или сам вступает в управление ею, действуя в случаях, указанных в п. 5 и в отношении этой епархии согласно п. п. 5 и 6, причём при соответствующих данных вдовствующая епархия может быть организована и в особый церковный округ.
9) В случае крайней дезорганизации церковной жизни, когда некоторые лица и приходы перестанут признавать власть епархиального Архиерея, последний, находясь в положении, указанном в п. п. 2 и 6, не слагает с себя своих иерархических полномочий, но организует из лиц, оставшихся ему верными, приходы и из приходов – благочиния и епархии, предоставляя, где нужно совершать богослужения даже в частных домах и других приспособленных к тому помещениях и прервав церковное общение с непослушными.
10) Все принятые на местах, согласно настоящим указаниям мероприятия, впоследствии, в случае восстановления центральной церковной власти, должны быть представляемы на утверждение последней».
2 Планомерное уничтожение монастырей началось с первых лет советской власти. К середине 1930-х годов на территории СССР не осталось ни одного действующего монастыря. В дальнейшем после присоединения в 1939–1940 гг. территорий Западной Украины, Западной Белоруссии, Молдавии, Прибалтики (монастыри на этих территориях органы НКВД не успели уничтожить, т. к. началась война), а впоследствии после изменения церковной политики с полного физического уничтожения церкви на жёсткий контроль её жизни со стороны государства, монастыри в СССР опять появились. К началу 1970-х, после очередного массового их закрытия в эпоху хрущёвских гонений, их осталось шестнадцать (до 1917 г. их было на территории Российской империи 1257). Но в РСФСР их было только два: Троице-Сергиева Лавра (с 1946 г.) и Псково-Печерский монастырь, до войны находившийся на территории Эстонии и потому уцелевший.
