Мы продолжаем публиковать свидетельства наших современников об обретении ими веры
Выросла я в семье, где не было ни одного верующего человека. Правда, были какие-то отблески: в какой-то момент я узнала, что старичок на фотографии в бабушкиной комнате – мой прадед, умерший в тюрьме священник. Что и сама бабушка до 14 лет очень верила в Бога. И ещё один раз моя не только неверующая, но даже некрещёная мама завела меня по пути куда-то в Елоховский собор – просто чтобы показать, как там красиво.
Теперь я понимаю, что мы пришли сразу после окончания литургии. Около небольшой ограды оставались человек десять бабушек, наверное, они ждали, пока священник вынесет крест. Они казались мне, подростку, совсем ветхими. И вдруг они запели «Царице моя преблагая». Они пели прекрасными молодыми голосами, очень красиво переплетавшимися друг с другом – как будто вдруг запела их душа. Наверное, это первое воспоминание о том, как Церковь окликнула меня.
Было и ещё одно, хотя и менее яркое воспоминание, связанное с храмами. Я была пионерским активистом, членом районного пионерского штаба; нашим руководителем был прекрасный человек, и мы задирали нос перед другими районами. Под его руководством мы пели бардовские песни, встав в круг и положив друг другу руки на плечи. Мы учились видеть, кому из нас плохо, и помогать – об этом шла речь на «свечках». А один раз мы поехали на каникулы вместе в Киев и там ходили не по музеям революционной или боевой славы, а по храмам. Конечно, как пионеры-активисты мы попробовали вести там себя так, как нас всегда учили – за что и огребли от нашего вожатого и в самом храме, и на вечерней «свечке». Лишь много лет спустя, зная, что почти в эти же 1970-е годы сажали, скажем, членов Христианского семинара, я поняла, насколько всё это было для него (руководителя районного пионерского штаба!) опасно. И когда я уже взрослым и давно пришедшим в церковь человеком рассказала об этом своему духовному отцу, он сказал мне: «Молись о нём»…
Я поступила в институт в самом конце брежневского застоя. Не знаю, с серостью этого времени или с личными обстоятельствами это было связано, но через какое-то время я почувствовала, что жить тяжело, невыносимо, невозможно. Душно – как будто в воздухе что-то висит, страшное, тяжёлое. И вдруг изнутри возникло желание спастись от этого молитвой.
Для меня до сих пор остаётся загадкой, как такая мысль могла прийти мне в голову. Не только никто никогда не учил меня молиться, я вообще ни разу в жизни не видела молящегося человека (ну разве что тех старушек в Елоховском). Теперь я пишу это и думаю: но ведь я очень любила Диккенса. А ещё в «Войне и мире» ближе всех была мне княжна Марья. Может быть, это были они? А может быть, небесное заступничество мученически погибшего за веру прадеда?
Молитва была настоящей, именно просьбой о помощи, обращённой к Богу, никак не «заклинанием» (что при моей полной неосведомлённости вполне могло бы быть). Про «вычитывание» тем более речи не шло: откуда мне было знать, что люди вообще что бы то ни было вычитывают? И через очень небольшое время мне пришла в голову ещё одна мысль: нужно попробовать ходить на службу в храм.
Сначала это было чем-то особенным и прекрасным: встать затемно зимним воскресным утром и по совершенно пустым улицам идти в маленькую деревянную церквушку, где перед иконами стоят свечи и вообще совершенно другой мир. И где ничто в воздухе не висит. Я, разумеется, не понимала ничего и просто молилась по-своему. Просила у Матери Божьей помощи в том, чтобы найти счастье, семью. Ничего высокодуховного, да и просто духовного, всё очень простое, земное, человеческое. А потом я в какой-то момент «взбрыкнула»; во мне поднялось всё, чему меня так много лет учили, и я подумала: человек должен сам решать свои проблемы, а не просить помощи у кого бы то ни было. Я повернулась и ушла.
А через несколько месяцев моя молитва исполнилась: я встретила своего будущего мужа. И это был первый верующий в Бога человек среди тех, кого я знала. Звучит это так, как будто мы сказали друг другу: «О, ты тоже ищешь эту дорогу! Давай искать вместе!» Но на самом деле не было ничего подобного. Я и о вере-то его узнала не сразу, в какой-то момент увидела крестик на груди и спросила: «Ты что же, в Бога веришь?» «А ты против?» – сразу встал он в защитную позу (лишь через много лет я узнала, что в маленьком посёлке, где он жил, их с другом объявили сумасшедшими – ведь «только ненормальные могут вдруг уверовать в Бога»). «Нет, что ты, – сказала я, – совсем не против, у меня даже прадед был священником».
Дальше мы шли вместе. Со всеми проблемами неофитов, выросших в неверующем окружении, ничего не знающих, стесняющихся спросить – пока к концу 1980-х мне не посчастливилось попасть на оглашение.
Мы были особой группой: не только крещёные, но и причащающиеся. Дьякон Георгий (тогда он ещё не был священником) говорил нам: «Здание вашей веры где-то поднимается уже на много этажей, а где-то и в фундаменте провалы. Нужно их заполнить». И это было истинной правдой. Когда оглашение закончилось, в душе были мир и чувство полноты (я думаю, всем, проходившим настоящую катехизацию, это знакомо). И это было не концом пути, а только началом…
А.Н.
* * *
В Бога я верила с самого детства. Но опыта жизни в церкви и исповедания веры в семье не было. Даже скорее моя вера вызывала беспокойство, так как помню беседу родственников со мной о том, что Бог, конечно, есть, но как и где – и в церкви ли? Но беспокойство на эту тему меня не оставляло.
Я помню момент из школьного времени, мы путешествовали на корабле, и у нас была дневная экскурсия в Иерусалим. И вот мы у стены Плача, я тогда не осознавала, где мы и что происходит вокруг, но нас экскурсовод подвёл к стене, я вижу, что люди пишут записочки, вкладывают в стену, и нам сказали написать просьбу или молитву, и я пишу, сама того не ожидая: «Хочу, чтобы Бог был в моей жизни».
В течение жизни у меня всегда были духовные поиски и интуиция, что человек создан для чего-то большего, чем простая схема родился–учился–женился. Меня, конечно, кидало в разные стороны, пока я не встретила верующих людей и услышала свидетельство о Боге и Церкви. Сейчас я понимаю, что для меня всегда было важно общение и свидетельство человека, его поступки, иное отношение к трудным ситуациям. Так и получилось, что возникла дружба с таким искренне верующим человеком, который мне и показал, какая бывает церковь и отношение внутри церкви и всю красоту церковной жизни. И очень я благодарна за те обстоятельства жизни, которые мне помогли услышать этот призыв Бога, за что Ему слава и огромная благодарность.
А молитва моя нечаянная воплотилась в лучшем возможном варианте.
М.П.
