Из доклада «Опыт создания музейной выставки “1922 год: Шуя на изломе времени”», прочитанного иеромонахом Тихоном (Захаровым), настоятелем Воскресенского кафедрального собора г. Шуи, на Рождественских чтениях 2022 г.
Тематика музейной выставки в Шуе была обусловлена юбилейной датой – 100-летием шуйских событий 1922 года. «Шуйским делом» в историографии называется следственно-судебный процесс по делу о крупном антиправительственном выступлении шуйских граждан во время проведения кампании по изъятию церковных ценностей. Это выступление, закончившееся кровопролитием, случилось 15 марта 1922 года в г. Шуя Иваново-Вознесенской губернии у стен Воскресенского собора. Примечательна была реакция Ленина на шуйские события, который по горячим следам написал ныне хорошо известное «программное» письмо с требованием жестокой расправы над «черносотенным духовенством». По приговору Верховного ревтрибунала ВЦИК за контрреволюционную деятельность троим участникам событий был вынесен смертный приговор, ещё шестнадцать были приговорены к различным срокам заключения.
События в Шуе считаются первым масштабным выступлением против ограбления церквей, а также событием, с которого начинаются открытые гонения на Православную Церковь. Семеро пострадавших в шуйских событиях ныне причислены к лику новомучеников Российских.
Почитание шуйских новомучеников на Ивановской земле началось сразу же после публикаций в начале 1990-х гг. прежде секретных партийных документов 1922 года, которые дали новое прочтение «шуйского дела». В 2007 году у соборной колокольни был установлен один из первых памятников новомученикам и исповедникам Российским – памятник павшим за веру.
Примерно за полгода до 100-летия «шуйского дела» обсуждался вопрос проведения епархиальных мероприятий, посвящённых событиям 1922 г., и среди них – создание музейной выставки. Первоначально выставку планировалось разместить в одном из внутренних помещений Воскресенского собора, но проводимая на тот момент реставрация не давала для этого соответствующих условий. Было предложено устроить совместную выставку на площадке шуйского литературно-краеведческого музея К. Бальмонта, тем более, что с персоналом музея сложились дружественные отношения.
Частичный сбор материалов по шуйским событиям – документов и фотографий – проводился ещё и до этого, поэтому концептуальная часть была выстроена достаточно скоро.
Информация о событиях 1922 г. была представлена в виде хроники с выделением тематических блоков с отдельными заголовками: «Голод в Поволжье», «Новый враг – Церковь», «Шуйский мятеж», «Ленинское письмо», «Волна святотатства», «Судебный процесс» и «Павшие за веру».
Для пополнения экспозиции были привлечены силы церковных музеев, которых в епархии три (все они небольшие, существующие на энтузиазме создателей). Свои экспонаты и витрины предоставил сам краеведческий музей.
Выставка до настоящего времени действует в музее и достаточно посещаема – как группами, так и отдельными посетителями. Экскурсии проводят сотрудники музея или священнослужители. Сроки выставки, учитывая посещаемость, были продлены до конца августа (изначально её проведение планировалось музеем до июня).
О результатах проведения выставки
Прежде всего, сам жанр музейной выставки о новомучениках безусловно востребован. Тема находит отклик не только у церковных людей, но и у людей вполне светских, а также у студентов и школьников разных возрастов. Первоначально были некоторые сомнения по поводу восприятия представленного материала разными группами населения. Общий фон событий – трагический, и основная линия имела, по сути, откровенно антикоммунистическую направленность. Но никаких замечаний в этом отношении, а тем более эксцессов, не случалось. В содержательной части мы стремились сохранить выдержанный тон и избежать излишнего пафоса.
Другим выводом стало то, что сотрудничество с городским музеем, который представил для выставки свои площади, оказалось полезным и эффективным. В случае совместной выставки очевидно увеличивается её посещаемость, решаются многие проблемы с сохранностью экспонатов, используется ресурс профессиональных экскурсоводов.
Информационное наполнение пространства в нашем случае было выдержано в одном стиле, поскольку выставка занимала один зал. Было решено, что для данной тематики предпочтительнее традиционное, не слишком вычурное представление. Текст на планшетах соединял хронику описываемых событий и краткие обобщения отдельного периода, которые выделялись наподобие газетных «врезок». Значительная часть посетителей осматривает выставку самостоятельно, и эти фрагменты выстраивают смысловые акценты.
Наиболее проблемным местом оказался очень бедный фотографический фонд. Не было никаких фотографий, хотя бы частично отражавших описываемое событие.
Наиболее проблемным местом оказался очень бедный фотографический фонд. Не было никаких фотографий, хотя бы частично отражавших описываемое событие. Мы пользовались фотографиями, находящимися в свободном доступе, и в целом их совокупность вполне наглядно передавала дух события (как, например, фотографии учёта изъятых ценностей). Общим правилом было представить визуально крупные фотографии, а не создавать набор из мелких фотографий-квадратиков.
В качестве одного из предложений на стадии обсуждения была идея создать иллюстративный ряд событий, выполненный в графике, но для этой достаточно сложной работы требовалось время. Исходя из возможностей, было решено написать одну картину маслом, изображавшую главное событие – шуйский расстрел у собора, причём было сделано три предварительных варианта с разных видовых точек.
Экспозиционная часть, как и в любом церковном музее, складывалась из церковных облачений, утвари, богослужебных сосудов.
Последнее было особенно актуально в силу главного конфликта кампании изъятия ценностей из храмов: что именно среди «ценностей» защищали в первую очередь духовенство и прихожане. Старинные евхаристические сосуды для выставки одолжили священники нескольких храмов епархии.
В центральной части экспозиции была поставлена главная святыня собора – Шуйская-Смоленская икона Божией Матери (список XIX в.). Именно чудотворная икона была в центре внимания шуйских граждан (комиссию по изъятию интересовал её драгоценный оклад), и одним из возгласов защитников собора был «Умрем за Божию Матерь!». Интересно, что работники музея попросили привезти к иконе храмовый подсвечник.
Наиболее насыщенной стала инсталляция изъятия ценностей, идея которой была позаимствована из других выставок. Конечно, драгоценные камни заменила бижутерия, но оклады икон, кадило, лампада, митра, фелонь были настоящими.
Было некоторое сомнение, можно ли святые предметы представлять в виде лома, но тем не менее стол изъятия выглядел убедительно. В целом мы старались следовать совету, чтобы экспозиция не походила на «лавку старьевщика», как это иногда случается.
Другой составляющей экспозиции были предметы эпохи, то есть 1922 года: различные документы, книги, газетные вырезки, денежные знаки, облигации, нагрудные знаки и пр. В большинстве своём были представлены реплики, но существенный вклад внёс и музей из своих фондов.
Необходимо было отразить и военную тематику. Отдельно был подготовлен манекен красноармейца, который поставили напротив манекена с облачением священника. Приставленная винтовка Мосина со штыком добавляла достоверности.
Информационная поддержка выставки происходила большей частью стихийно. Кроме первой презентации, её продвижением активно не занимались. В этом отношении был бы полезен опыт столичных музеев: безусловно, необходим и буклет, и баннер, и предварительный видеоролик, продвижение в соцсетях. Тем не менее активно настроенные прихожане сами собирали экскурсионные группы, и отдельных самостоятельных групп посетителей также немало.
Безусловно, выставка могла иметь статус передвижной. К сожалению, не хватило ресурсов для воплощения этой идеи, но, возможно, это может реализоваться в будущем.
Интервью с иеромонахом Тихоном (Захаровым)
Какой документальный материал был представлен на выставке в Шуе, посвящённой событиям 1922 года? Использовались ли какие-то новые документы?
Кроме общеизвестных документов использовались и местные, в основном из запасников краеведческого музея. Например, это документы, относящиеся к периоду голода 1922 года: афиша благотворительного концерта, средства от которого поступали в фонд голодающих, хлебные карточки, облигации того времени и др. Также были выставлены газетные вырезки, где освещался ход судебного процесса по «шуйскому делу». Для отражения времени начала 1920-х мы также добавили качественные реплики: монеты, нагрудные знаки, лотерейные билеты и т. д. Если же говорить о новых документах, раскрывающих какие-либо ранее неизвестные подробности ведения дела и суда, то, пожалуй, их на настоящий момент нет, но и имеющегося материала было достаточно.
Всплеск интереса к шуйским событиям произошёл в начале 1990-х годов, когда были опубликованы секретные партийные документы, в первую очередь, ставшее знаменитым ленинское письмо от 19 марта 1922 года. Тогда же были исследованы архивы КГБ, в этом отношении мы обязаны, главным образом, игумену Дамаскину (Орловскому), который смотрел материалы «шуйского дела» в архиве Октябрьской революции (ныне ГАРФ), и ивановскому краеведу Василию Баделину, который знакомился с доступным на то время архивом КГБ в Иванове и опубликовал по ивановским материалам известную работу «Золото Церкви». Надо отметить, что с того времени пополнения корпуса документов, относящихся к кампании по изъятию ценностей из церквей, практически не было. Но, возможно, эту работу можно было бы продолжить, несмотря на нынешнюю закрытость архивов ФСБ. К сожалению, уже некого расспрашивать о событиях в Шуе столетней давности. Хотя некоторые, на то время дети лет семи-восьми, отмечали: слышали, что у собора стреляют, люди бегали по городу, а один из стоявших в толпе у собора запомнил слова от старших: «не бойся, не бойся». Но это так, маленькие штрихи. Что касается фотодокументов, то мы использовали в основном фотографии из открытого доступа, их не так много, но они крайне выразительны. Конкретно шуйских фотографий – суда и прочего, к сожалению, не сохранилось.
Как проходил суд по шуйским событиям?
Суд по «шуйскому делу» проходил с 21 по 25 апреля 1922 года в Иваново-Вознесенске; приговор по суду был приведён в исполнение 10 мая – трое были расстреляны, 16 человек получили различные сроки. Были на суде и оправданные.
Вообще события в Шуе произвели довольно сильное впечатление в Москве: в небольшом пролетарском городе, в центре ткачества, у шуйского Воскресенского собора в момент комиссии по изъятию собралось огромное количество народа (по разным оценкам очевидцев, от двух до шести тысяч). Такого выступления потом нигде не случалось, даже в губернском центре, Иваново-Вознесенске. Как было сказано тогда в местной газете, «Шуя нашумела». Из Москвы для расследования дела приехала комиссия из трёх человек во главе со старым революционером Смидовичем и начальником московского гарнизона Мураловым, соратником Троцкого. Муралов, опытный революционный вояка, приказал оцепить несколько кварталов вокруг собора и провёл «учебно-показательное изъятие» ценностей: «Мы сейчас вам покажем, чьи боги сильнее».
Ведение судебной процедуры было поручено специальной комиссии Ревтрибунала ВЦИК, органу, который разбирал дела государственной важности. По сути, единственной статьёй обвинения была «контрреволюционная деятельность», а общим направлением расследования – раскрытие контрреволюционного заговора во главе с Патриархом Тихоном. Примечательным фактом было то, что трибунал возглавлял Михаил Галкин, бывший священник и духовный писатель, перешедший на сторону революции и отрекшийся от сана. На заседания суда в Иваново-Вознесенске был большой наплыв народа, так что потом их перенесли в здание городского театра.
Насколько справедливым было обвинение шуйского духовенства в сговоре против властей?
Насколько организованным было само выступление в Шуе, мнения у исследователей расходятся. Ряд историков утверждает, что в целом это было стихийное выступление, спровоцированное акцией святотатства со стороны властей. Действительно, многие фабричные люди сбежались к собору на колокольный набат, который устроили мальчики, проникшие во время беспорядков на соборную колокольню. Некоторые участники первичного расследования также писали в донесениях, что столкнулись в Шуе с массовым, но не специально организованным мятежом. Однако к суду было привлечено трое шуйских священников (затем ещё один, из Палеха), которые непосредственно в беспорядках не участвовали. В судебном процессе был сделан акцент на том, что накануне не только в Воскресенском соборе, но и ещё в двух храмах Шуи проходили приходские советы, где обсуждался вопрос предстоящего изъятия. Приходские активисты склонялись к тому, чтобы церковные ценности добровольно не отдавать, другие предлагали заместить их собранными пожертвованиями. Последнее предложение объяснялось уверенностью многих, что собранные средства пойдут не голодающим, а «на жён большевиков». Очень показательно, что когда одна делегация от верующих из Тверской области обратилась в Москву с просьбой заменить церковные ценности хлебом для голодающих, из ГПУ был получен ответ: «Нужен не хлеб, а золото» (так отвечал упоминавшийся Смидович). То, что активы трёх шуйских приходов были готовы к акции изъятия ценностей и не желали храмовые ценности просто так отдавать, – в этом можно видеть если не «заговор» во главе с Патриархом, как это представлялось на суде, но некий предварительный совет, «сговор» прихожан и духовенства. Как бы то ни было, шуйские события не были исключительно спонтанными.
Как Вы думаете, какие ценности защищали люди, выбежавшие на соборную площадь?
Подлинными ценностями были, конечно, церковные сосуды и святыни. Для комиссии по изъятию «ценность», безусловно, представляла интерес драгоценная риза чудотворной Шуйской-Смоленской иконы Богородицы, которая оценивалась в 40 тысяч рублей. О ней писали, что один оклад с Шуйской иконы может спасти «миллионы голодающих». Ризу отправили в Гохран, судьба её неизвестна. Вообще же в описании шуйских событий 15 марта вполне просматривалось, что люди вышли защищать свою главную святыню, а не «сребро и злато». Например, среди защитников на площади перед собором неоднократно звучали возгласы: «Всё равно умирать – умрём за Божию Матерь», об этом и на суде упоминалось. Один из убитых, Николай Малков, крикнул перед тем, как был застрелен: «Православные, стойте за веру!» Некоторых шуян возмутило поведение комиссии по изъятию, председатель которой – Вицин зашёл первоначально в алтарь с оружием, в шапке и с запахом перегара. О том же Вицине ходили в Шуе потом слухи, что он, снимая ту самую драгоценную ризу дрожащими руками, никак не мог этого сделать – «так Божия Матерь захотела». Впрочем, у приехавшего следом Муралова руки уже не дрожали.
Власти не ожидали такого сопротивления со стороны верующих?
Такого масштаба не ожидали. Тем более, в небольшом уездном городе. По предварительным партийным донесениям накануне начала акции по изъятию ценностей считалось, что в Иваново-Вознесенской губернии «всё спокойно». Несколько изъятий уже было проведено из небольших окраинных храмов. Мне кажется, что после известий из Шуи большевики немного забеспокоились. Большое внимание, оказанное высшими партийцами тому, что произошло в Шуе, весьма показательно. Суд по делу был открытым и широко освещался в прессе. Пожалуй, это был первый суд в советской России над представителями духовенства. По кальке шуйского процесса проходили в дальнейшем и другие суды над священниками и верующими, защитниками православных святынь.
Вообще в партийном руководстве не было согласия по методам и срокам проведения акции по изъятию ценностей из храмов. Так, Калинин, формально руководитель комиссии по изъятию, сначала предлагал: давайте мы сейчас немного подождём, проведём пропагандистскую работу, подготовку, нельзя же прямо так идти и отнимать. Наверное, всё определило письмо Ленина с решительным требованием надолго проучить «черносотенное духовенство», допустившее мятеж в Шуе. Утверждение приговора по шуйским событием происходило на самом высоком уровне. Здесь также обнаружилось неполное согласие среди членов Политбюро: Ленин, Троцкий, Сталин и Молотов проголосовали за утверждение расстрельного приговора «по Шуе», но трое проголосовало против – Рыков, Томский и Каменев.
В чём, на Ваш взгляд, историческая важность «шуйского дела»?
1922 год стал во многом переломным в жизни русских людей и Русской Церкви. Если первоначально гонения против Церкви были хотя и жестокими, но спорадическими и по преимуществу стихийными, то, начиная с кампании по изъятию ценностей, мы встречаемся с некой программой устранения Церкви как «классового врага». Вообще, одно дело декларировать неприятие Церкви, но другое – решительно попирать церковные святыни. Это не только оскорбляет чувства верующих, но даёт ясную установку против самих верующих. В известном фильме А. Довженко «Земля» есть такой яркий образ: главный герой, украинский крестьянин, смотрит пристально в лицо священника, пришедшего предложить отпевание для его убитого сына, и вдруг говорит: «Бога нема… И вас нема». У человека, потерявшего веру, пропадает и чувство святыни, и всего, связанного с Церковью. Кампания по ограблению храмов ясно обнаружило это качество: для кого-то это была очередная партийная разнарядка, а для кого-то – глубокая личная трагедия. Вообще религиозное чувство тесно связано с ощущением святыни, благоговением перед ней. А если оно пропадает, то, говоря известными словами, «всё позволено».
Шуйские события стали первым выступлением против властей, закончившимся кровопролитием, и таких выступлений и судов по ним во время кампании по изъятию было ещё много, всего по статистике называется 1414 случаев столкновений, 231 судебный процесс. Наиболее известные из них – «Петроградский процесс», «Процесс смоленских церковников», два громких процесса было в Москве. Самым существенным моментом в проведении всей кампании было то, что главной целью её был не сбор средств для голодающих, а оперативное выполнение программы по ликвидации имущества Церкви и по возможности – её служителей.
Кто был канонизирован среди участников шуйских событий?
В 2000 году было канонизировано семь человек: четверо убитых у Воскресенского собора и трое расстрелянных по приговору суда. Следует отметить, что в Шуе 15 марта у стен собора пострадали и другие, по крайней мере, в документах называют ещё десять человек тяжелораненых, один из них, Фёдор Чунаев, через полмесяца скончался от ран. 10 мая – день богослужебной памяти Шуйских новомучеников, это – священномученики Павел Светозаров (настоятель Воскресенского собора) и Иоанн Рождественский (из Палеха), мученики Пётр Языков, Николай Малков, Сергий Мефодиев, Авксентий Калашников, Анастасия Шилова. В Шуе также отмечают дату шуйского расстрела, случившегося 15 марта 1922 года, в этом году была торжественная служба с участием приехавшего в Шую митрополита Крутицкого и Коломенского Павла. В тот же день в краеведческом музее Шуи была открыта выставка «1922 год: Шуя на изломе времени».
Фото: Ольга Панкратова
Краткая хронология большевистской кампании по изъятию церковных ценностей и сопротивления ей в мае-июне 1922 года
2 мая Сталин ставит на внеочередное голосование Политбюро предложение президиума ВЦИК к ревтрибуналу, принявшему решение по «Шуйскому делу»: приостановить исполнение казни осуждённых (хотя ВЦИК обладал правом помилования, судья ревтрибунала Галкин, получив телеграмму от Калинина, решил ждать решения Политбюро). В записке Сталина о голосовании в первоначальной фразе «Президиум предлагает отменить решение Ревтрибунала…» слово «Президиум» зачёркнуто и дописано «т. Калинин», как будто бы предложение исходит только от самого Калинина, а не от всего ВЦИК. Ленин, Троцкий, Сталин и Молотов голосуют за приговор трибунала, а Рыков, Томский и Каменев – за отмену приговора. Таким образом, четырьмя голосами против трёх смертный приговор по «Шуйскому делу» оставлен. 4 мая Политбюро ещё раз утверждает это решение. ВЦИК, мнение которого не учли, вынужден согласиться. Действия ВЦИК обсуждаются на совещании президиума ГПУ, который выносит постановление: «Обратить внимание Ц. К. РКП на проявленную мягкость Президиума ВЦИК в отношении осуждённых попов, противоречущей в этом отношении линии и дерективам Ц. К. РКП» (орфография оригинала).
2 мая в качестве экспертов на Московском процессе выступают известный церковный юрист проф. Н. Д. Кузнецов и оказавшиеся вскоре среди ведущих фигур обновленческого раскола еп. Антонин (Грановский), священники С.В. Калиновский и С.А. Ледовский. Епископ Антонин и свящ. Калиновский заявляют, что патриаршее послание носило «административно-распорядительный характер» (из этого следует, что его распространение было государственным преступлением). Профессор Кузнецов аргументированно доказывает, что послание патриарха было строго религиозным. Священник Ледовский высказывается неопределённо, но в целом поддерживает Кузнецова. Тем не менее в итоговых документах процесса показания экспертов сфальсифицированы; отмечается, что все они указали на нерелигиозный характер воззвания.
5 мая в соборе Михаила Архангела г. Ейска специальная комиссия приступает к изъятию церковных ценностей. За несколько дней до этого епископ Ейский Евсевий (Рождественский) предупреждает 14-летнего Бориса Голубятникова, что тот должен ударить в колокола, когда придут изымать ценности. Звучит набат. У собора собирается толпа женщин (епископа Евсевия на изъятии нет). Прихожанки обнаруживают у члена комиссии Шеблева в кармане золотой крест. Спасаясь от толпы, Шеблев забегает в ближайший дом и прячется в сундуке. Толпа врывается в дом, выносит члена комиссии вместе с сундуком на соборную площадь и начинает избивать (по материалам судебного разбирательства в апреле 1923 г.).
5 мая патриарх Тихон вызван в суд на процесс московского духовенства. Суд выносит частное определение о привлечении «гражданина Беллавина» к уголовной ответственности.
С 6 мая патриарх находится под домашним арестом в своей резиденции в московском Троицком подворье около Самотёчной площади.
8 мая оглашён приговор трибунала по «Московскому делу». К расстрелу приговорены 11 обвиняемых.
10 мая осуждённые по «Шуйскому делу» настоятель Воскресенского собора протоиерей Павел Светозаров, иерей Иоанн Рождественский и Пётр Иванович Языков расстреляны в 2 часа ночи на окраине Иваново-Вознесенска, около Дмитриевской тюрьмы, где они находились последние дни. 11–13 мая в Старой Руссе проходит выездная сессия Новгородского губревтрибунала. На скамье подсудимых – 22 человека, в их числе и митрополит Новгородский Арсений (Стадницкий), которому обвинитель Пиппер припоминает его речь о необходимости защиты Церкви, произнесённую при хиротонии епископа Тихвинского Алексия (Симанского) ещё в 1913 (!!) году. На таких надуманных обстоятельствах строится и всё остальное обвинение (это характерно практически для всех процессов). Трибунал выносит постановление о привлечении к уголовной ответственности патриарха Тихона, митрополита Арсения и епископа Димитрия (Сперовского), проживающего на покое в Преображенском монастыре. Дело препровождено для дополнительного следствия в Верховный трибунал при ВЦИК. Объявляется контрреволюционным не только воззвание патриарха, но и послание митрополита Арсения, опубликованное в советских газетах и способствовавшее мирному процессу изъятия в Новгородской епархии.
12 мая в 11 часов вечера к Троицкому подворью, где находится в заключении патриарх, подъезжает автомобиль. Из него выходят будущие руководители обновленческого раскола Введенский, Красницкий, Белков, Калиновский и псаломщик Стадник. В двенадцатом часу ночи в сопровождении двух работников ГПУ они входят в кабинет1, где их встречает поднятый с постели патриарх. В течение нескольких встреч (12, 16 и 18 мая) они добиваются: 1) того, чтобы патриарх решил передать церковное управление одному из старейших иерархов, а также письма от него к митрополиту Ярославскому Агафангелу (Преображенскому), 2) согласия на то, чтобы обратившиеся к нему священники вместе с епископом Леонидом (Скобеевым)2 приняли дела канцелярии и передали их митрополиту Агафангелу, когда он приедет3. Решение о передаче канцелярии обновленцы истолковывают как передачу им церковной власти.
17 мая обновленцы подают прошение о помиловании осуждённых на Московском процессе.
18 мая политбюро утверждает предложение Троцкого – расстрелять пять человек из одиннадцати приговорённых к расстрелу в ходе «Московского процесса», а шесть помиловать по ходатайству ВЦИК.
18 мая вечером в одной из московских гостиниц, где проживает Александр Введенский, проходит первое оргсобрание «нового Высшего церковного управления (ВЦУ)». На собрание прибывает епископ Леонид (Скобеев), который сразу соглашается возглавить управление.
19 мая во второй половине дня, ближе к вечеру, патриарха Тихона перевозят в Донской монастырь, где он будет на год заключён «под строжайшей охраной, в полной изоляции от внешнего мира, в квартирке над монастырскими воротами, в которой раньше жили архиереи, находившиеся на покое».
20 мая Троицкое подворье (патриаршую резиденцию) занимают члены обновленческого ВЦУ.
26 мая расстреляны осуждённые на Московском процессе священномученики протоиереи Александр Заозерский, Василий Соколов, Христофор Надеждин, иером. прмч. Макарий (Телегин) и мирянин мч. Сергий Тихомиров.
26 мая кампания по изъятию церковных ценностей официально объявляется завершённой. По предложению Троцкого Политбюро упраздняет его комиссию как выполнившую свою задачу. Тем не менее в ряде регионов изъятие продолжается, а в отдельных губерниях кампания возобновляется в виде «доизъятия» ценностей. Судебные процессы продолжаются как во второй половине 1922, так и в 1923 году. Многие из них носят смешанный характер, и причиной обвинения неявно или открыто становится не только сопротивление изъятию церковных ценностей, но и сопротивление активно сотрудничающему с ГПУ обновленческому Высшему церковному управлению.
29 мая по обвинению в сопротивлении изъятию церковных ценностей арестован митрополит Петроградский Вениамин (Казанский). Вместе с сотрудниками ГПУ в канцелярию митрополита приходит принимать дела бывший духовный сын владыки, отлучённый им накануне от церкви Александр Введенский. Увидев митрополита Вениамина, Введенский подходит под благословение. «Отец Александр, мы же с вами не в Гефсиманском саду», – отвечает митрополит Вениамин и отворачивается.
1 июня член Президиума ЦК Помгола А.Н. Винокуров в интервью корреспонденту РОСТА оглашает предварительные результаты кампании: более 17 пудов золота и 11 415 пудов серебра, а также большое количество драгоценных камней. Винокуров сообщает, что авансом в счёт поступлений от изъятия церковной собственности Наркомфин уже выделил 2 млн рублей на закупку за границей семян, а также муки и рыбы. Итоговая ведомость конфискованного церковного имущества будет получена только к ноябрю. Суммарная стоимость изъятого составит чуть больше 4,5 млн рублей. Это гораздо меньше добровольно собранных верующими средств для помощи голодающим и несопоставимо мало в сравнении с планами властей получить в результате изъятия несколько сот миллионов или даже миллиардов рублей. Большая часть изъятого у церкви потрачена на проведение самой кампании.
10 июня начинается Петроградский процесс, на котором в качестве обвиняемых выступают митрополит Вениамин (Казанский), его викарий епископ Кронштадтский Венедикт (Плотников), наиболее видные представители городского духовенства и приходских советов, всего 87 человек. Митрополит Вениамин повторяет на суде, что считает необходимым отдать голодающим все ценности, но не может благословить насильственное изъятие богослужебной утвари.
————
1 Калиновский струсил и остался в передней.
2 С 1921 г. 70-летний епископ Верненский и Семиреческий, викарий Туркестанской епархии, не сумевший отбыть к месту назначения (так как связь Москвы со Средней Азией была в это время из-за Гражданской войны крайне затруднена) и проживавший в Москве. Епископ Леонид практически сразу был отстранен от фактического руководства (которое перешло к Антонину (Грановскому) и уже в июле 1922 года был отослан в Пензенскую епархию.
3 17 мая вечером Красницкий выехал в Ярославль для переговоров с митрополитом Агафангелом. На руках у него было письмо патриарха, в котором говорилось: «Вследствие крайней затруднительности в церковном управлении, возникшей от привлечения меня к гражданскому суду, почитаю полезным для блага церкви поставить Ваше Высокопреосвященство во главе церковного управления до созыва Собора. На это имеется и согласие гражданской власти, а потому благоволите прибыть в Москву без промедления. Патриарх Тихон». Но митрополит Агафангел не поехал в Москву и 18 июня издал послание с призывом не подчиняться ВЦУ. 28 июня он был заключён под домашний арест, 22 августа переведён в одиночную камеру Ярославской тюрьмы, осенью – во внутреннюю тюрьму ГПУ в Москве.
Кифа № 6 (286), июнь 2022 года
