В феврале этого года я лежал на обследовании в больнице в Санкт-Петербурге. Длительное пребывание на одной территории с разными людьми, выпадение из привычного ритма жизни, преодоление боли ставят перед христианином новые для него задачи. Хочу поделиться с редакцией и читателями «Кифы» своими размышлениями и наблюдениями, полученными от общения в больничной среде в разное время.
* * *
Одна из характеристик мужской больничной палаты – мат, буквально висящий в воздухе. Обилие крепких слов является уже чем-то неискоренимым. В больнице сложно дистанцироваться от такой лексики, приходится быть невольным слушателем. Я сразу вспомнил своего университетского профессора, который после лечения в больнице выпустил брошюру о борьбе с матом. Свою палату ругаться матом он отучил. Брошюру тогда я не купил: несколько десятилетий назад проблема сквернословия не стояла так остро.
На второй день я уже недовольно морщился, если в разговоре со мной проскакивало то или другое слово. Замечание сделал только один раз, когда от обилия можно было «вешать топор».
На удивление быстро мои соседи по палате сами стали замечать в разговоре после крепкого словца: «Ах да, ты же не ругаешься…»
И как-то без особых моих усилий (и без советов из брошюры) мат из палаты исчез.
«Это больница. Здесь помогают»
Такие слова я услышал от ординатора в приёмном покое, когда почти два года назад, в декабре 2020, привёз маму в воронежскую больницу. Тогда меня шокировала отстранённость врачей, и я был на грани отчаяния. (Маму попросту не хотели госпитализировать.) Эти слова меня тогда ободрили. Вообще в больнице врачи (особенно хирурги) не разговаривают с больными, и это признаётся проблемой в самой врачебной среде. Прямо-таки кастовое разделение «врач/больной» оставляет пациента наедине со своими страхами. Но как говорят сами врачи, общение на уровне «доктор – пациент» является одной из профессиональных компетенций любого медицинского специалиста. Этому не учат в медицинских вузах, но это то, без чего невозможно обойтись в повседневой практике. Разговаривать с человеком о состоянии его здоровья – одна из составляющих помощи. Информированный пациент выздоравливает лучше.
* * *
Немного отвлекусь от рассказа о своей февральской госпитализации и вспомню слова своего хирурга-онколога Анастасии Дмитриевны Новиковой из клиники им. Пирогова (СПб), которые она мне сказала 16 марта 2022 года: «Мы Вас прооперируем, и будете жить долго и счастливо!» Я до сих пор слышу её бодрый голос и слова «долго и счастливо».
На ту консультацию 16 марта я брёл, а обратно уверенно шагал и чувствовал, как жизнь возвращается. Только вот для чего Господь ещё даёт человеку пожить? Какой должна быть жизнь в это «дополнительное время»?
За три дня, проведённые рядом, я так и не сказал ни одного слова о Боге. Как-то не нашёл повода, не осмелился, не подступился… Думал, что нужный момент настанет позже. И поверхностные темы бесед заглушали так необходимую для этого разговора тишину.
Успеть сказать главное
Пациенты в палате сменяют друг друга достаточно быстро. Но оттого, что проводишь рядом всё время, возникает ощущение давнего знакомства. Хотя длится это «давнее знакомство» всего несколько дней.
Вот и выписали Диму. Он лежал от меня через проход и попал в больницу, потому что «неделю пил дешёвый алкоголь». Со своей сожительницей он тоже разговаривал по телефону матом. Из интересов – сходить в курилку. Он получил положительный результат теста на ковид и был быстро выписан.
Другой сосед – Сергей – приехал на плановую операцию из Крыма. Он готовился к операции и ждал какую-то «запчасть», которую должны привезти день ото дня.
И вот настал день операции. Этим утром Сергей уже не шутил, а был сосредоточен, скрывал волнение. Вот его увезли.
Другой сосед – Андрей – уже в обед сказал, что волнуется за него, почему не везут в палату. Я молился за Сергея, успокаивал Андрея: реанимация – дело такое.
А вечером к нам зашла санитарка и молча собрала вещи Сергея. Он умер в реанимации: организм не вынес осложнения после операции.
Я запомнил Сергея очень энергичным, весёлым, полным желанием жить.
За три дня, проведённые рядом, я так и не сказал ни одного слова о Боге. Как-то не нашёл повода, не осмелился, не подступился… Думал, что нужный момент настанет позже. И поверхностные темы бесед заглушали так необходимую для этого разговора тишину. Я так и не предложил ему почитать вместе Евангелие, которое лежало на моей тумбочке рядом с иконой Спасителя.
Больница – место, где умирают. Где такие, как я, «христиане» не успевают сказать главное. В ней не только помогают. Увы.
* * *
О христианстве мы разговаривали с другим соседом – Андреем. Он был удивлён, что я читаю Евангелие. Потом он признался, что когда я вошёл в палату, он подумал, что я кальвинист (!) или пресвитерианин (!).
К сожалению, у многих образ православного христианина не сопоставим с человеком, регулярно читающим Писание. А иконки на тумбочке в больнице есть почти у каждого…
* * *
Когда наш новый сосед Николай пришёл в себя от наркоза и вслушался в наши разговоры, то сразу заявил: «А я атеист!»
Удивительно, как люди меняются в этом пространстве. «Атеист» через день уже со слезам на глазах благодарил Бога за то небольшое внимание, которое оказали и ему пришедшие ко мне родственники.
Да и будешь тут атеистом, когда слова Евангелия слышишь впервые в свои 25 лет! Я переборол всю шевелящуюся во мне неловкость и сделал этот шаг – предложил читать Евангелие от Луки. Я читал Евангелие вслух, Николай слушал.
Но и тут я не успел. Внезапная смерть папы заставила меня срочно выписаться, чтобы срочно возвращаться из Петербурга в Воронеж.
Перед самым отъездом я поймал Николая в коридоре и в нескольких предложениях изложил суть жизни с Богом. Другого места и времени в нашей жизни для такого разговора уже не было бы. Нужно очень-очень спешить, чтобы сказать ближнему важные слова.
Получить известие о смерти папы не только очень горько. Ощущаешь какую-то свою бесполезность оттого, что он далеко, а ты в его последние минуты жизни был на телефонной связи, слышал всё происходящее, но не был физически рядом, мог поучаствовать лишь словами.
* * *
Когда я вспоминаю эту госпитализацию, сердце наполняется благодарностью к братьям и сёстрам во Христе. Они помогали с папой в дни моего отъезда, дали мне возможность уехать (нужно было срочно заняться своим здоровьем), были рядом с папой все эти дни: в минуту его смерти, не оставили и во время похорон.
* * *
Так внезапно закончилось моё пребывание в больнице в феврале 2022 года. Я ещё не знал о своём онкологическом диагнозе, ещё не испугался этого известия, не получил ободряющих слов Анастасии Дмитриевны «будете жить долго и счастливо».
Я познакомился с новыми людьми, увидел молящегося «атеиста», был назван пресвитерианином, нерешительно молчал, когда нужно было говорить. Я читал Евангелие вслух в больничной палате, слышал по телефону, как умирает папа, молился, плакал. Ночью боролся с постельными клопами, пытался писать научную статью. Ходил по тем же больничным коридорам, где в такие же февральские дни год назад лежала мама.
Юрий Крапивин (Воронеж)
