Интервью с преподавателем Таврической духовной семинарии, настоятелем храма свт. Иоанна Златоуста протоиереем Владиславом Шмидтом (Ялта)
Основываясь на исторических документах, мы можем с уверенностью говорить, что невероятная жестокость, доходящая до садизма, охватила всех участников междоусобной бойни.
Сейчас иногда приходится слышать, что во время Гражданской войны все были жестоки – и красные, и белые. Что Вы можете об этом сказать на примере Крыма?
Основываясь на исторических документах (это прежде всего воспоминания очевидцев, и я вас адресую к сборнику «Красный и белый террор», вышедшему в 2018 году в издательстве «Абрис» в серии «Портрет эпохи. Русская революция»), мы можем с уверенностью говорить, что невероятная жестокость, доходящая до садизма, охватила всех участников междоусобной бойни. Я уверен, что это было результатом предательства военных по отношению к Государю в феврале 1917 года. Закономерным итогом такого преступления стало массовое духовное и нравственное одичание населения страны.
Но если белые, как правило, употребляли террор как инструмент мщения за разорённые родовые гнёзда, за расстрелы ЧК, за честь отечества, отданного большевиками в результате Брестского мира на поругание внешним врагам, то для красных, для большевиков, террор был частью их большой политики, который вписывался в линию партии и которому они следовали со времён революции 1905 года. Это был массовый террор (в отличие от эсеровского индивидуального) и он был главным средством как устрашения противника, так и орудием для расчистки территории, на которой должен был восторжествовать победивший пролетариат. Так большевики поступили с казаками Терека, Дона и Кубани. Так было повсеместно, в том числе и в Крыму. То есть это был спланированный геноцид по отношению к собственному народу. И в этом они вполне преуспели.
Если под властью белых местное население могло сотрудничать с правящей верхушкой, а могло вести частную жизнь, не участвуя в общем безумии, то при большевиках такое поведение было немыслимым. Только постоянное выражение лояльности и работа на советскую систему делали возможным легальное существование человека под властью красных. Коммунистическая пропаганда требовала тотального подчинения человека.
Советская власть в 1917–1920 гг. устанавливалась в Крыму трижды, и дважды установление этой власти сопровождалось кровавым террором.
16 декабря 1917 г. был образован Временный военно-революционный комитет (ВРК) в составе 18 большевиков и 2 левых эсеров во главе с «красным латышом» Юрием Петровичем Гавеном (он же Ян Эрнестович Дауман). Он взял курс на завоевание власти на всей территории Крыма. Татарские эскадронцы, на которых опирался Временный крымско-мусульманский Мусисполком во главе с муфтием Челебием Челебиевым, были разгромлены красными моряками и 14 января в Крыму была установлена советская власть, которая запомнилась всплеском массового террора. В декабре 1917 – феврале 1918 гг. на флоте прокатилась волна бессудных убийств офицеров – было убито до 1000 офицеров (в том числе отставных, проживавших в Крыму). Эти страшные погромы называли «Еремеевскими ночами», вероятно, своего рода аллюзия Варфоломеевских ночей Франции XVII века. В Севастополе тела казнённых складывали на платформы, бросали в автомобили и свозили на Графскую пристань. Отсюда их погружали на баржу, выводили в море, и там, привязав груз, топили. Оставшиеся офицеры были запуганы или дезертировали.
Следом за Севастополем в начале января 1918 г. в кровавый омут погрузились другие крымские города. Ссылаясь на материалы Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, состоящей при Главнокомандующем Вооружёнными силами Юга России, генерал Деникин свидетельствовал: «Описание падения крымских городов носит характер совершенно однообразный: К городу подходили военные суда… пушки наводились на центральную часть города. Матросы сходили отрядами на берег; в большинстве случаев легко преодолевали сопротивление небольших частей войск, ещё верных порядку и краевому правительству, а затем, пополнив свои кадры тёмными, преступными элементами из местных жителей, организовывали большевицкую власть».
Евпаторийский рейд стал местом массовых жестоких казней. За 3 дня – 15, 16 и 17 января 1918 г. большевиками было убито и утоплено не менее 300 человек1. Кровавые экзекуции производились матросами на гидрокрейсере «Румыния» и транспорте «Трувор». На «Румынии» казнили так: «лиц, приговорённых к расстрелу, выводили на верхнюю палубу и там, после издевательств, пристреливали, а затем бросали за борт в воду. Бросали массами и живых, но в этом случае жертве отводили назад руки и связывали их верёвками у локтей и у кистей, помимо этого, связывали и ноги в нескольких местах, а иногда оттягивали голову за шею верёвками назад и привязывали к уже перевязанным рукам и ногам. К ногам привязывались колосники»2.
8 января 1918 года к ялтинскому порту подошёл эсминец «Гаджибей», нарочно вызванный для поддержки местных революционеров во главе с бывшим каторжником Яном Булевским и Альфредом Фишманом.
Всего местных коммунистов было не более 25 человек, но вооружённые матросы из Севастополя существенно укрепили их боевую мощь. В результате предупреждающего артобстрела из корабельных пушек по городу и последующей высадки десанта – сотни человек расстреляны на ялтинском молу. В основном раненные офицеры, бывшие в госпиталях, гостиницах и дворцах местной знати. Убивали пленных татарских эскадронцев, сестёр милосердия и тех, кого причислили к категории «буржуев». Учёта смертным приговорам никто не вёл. Остались отдельные воспоминания, например, записки князя Георгия Дондукова-Изъединова, опубликованные в альманахе «Крымский альбом» за 2000 год (С. 98–111), воспоминания жительницы Ялты княгини Марии Владимировны Барятинской, писателя Владимира Набокова и князя Владимира Андреевича Оболенского, члена партии кадетов и одного из тех, кто тогда возглавил вооружённый отпор большевикам. 10 января на помощь последним из Севастополя пришёл ещё один эсминец «Керчь». Эти уже расстреливали свои жертвы просто там, где застанут. Руководил действиями по установлению советской власти в Ялте большевик Василий Игнатенко. «Комиссар Игнатенко, чудовище, которое имело обыкновение казнить офицеров собственными руками, стреляя в них из своего револьвера», – так уничтожающе точно писала о нём в своём «Дневнике» княгиня Мария Барятинская3.
Если белые, как правило, употребляли террор как инструмент мщения за разорённые родовые гнёзда, за расстрелы ЧК, за честь отечества, отданного большевиками в результате Брестского мира на поругание внешним врагам, то для красных, для большевиков, террор был частью их большой политики, который вписывался в линию партии.
Второе пришествие большевиков в Крым в апреле 1919 года было непродолжительным. В это время из Ялты на Мальту эвакуировались представители августейшей фамилии вместе со своими приближёнными и друзьями из русских аристократических семей. 1 мая возникла Крымская Советская Социалистическая республика во главе с братом Ленина Дмитрием Ульяновым, продержавшаяся 74 дня. Несомненно, личные качества главных руководителей новообразованной республики сыграли в деятельности этого правительства немаловажную роль, и тот факт, что её возглавил брат вождя Дмитрий Ульянов, человек тактичный и интеллигентный, немного смягчило противостояние в Крыму. Но всё же некоторые случаи выбивались из общего порядка. В апреле 1919 г., за несколько дней до наступления Пасхи, красноармейцы зверски убили настоятеля храма великомученика Георгия Победоносца в Армянске протоиерея Владимира Веселицкого. Священника отвели на пустырь, верёвками привязали к столбу и стали подвергать мучительным пыткам. После многочасовых истязаний обезображенное тело священника бросили на городской площади и запретили хоронить.
Вот строки из воспоминаний князя Владимира Андреевича Оболенского о тех днях: «В городах все помещения были переписаны, квартиры и комнаты вымерены и перенумерованы, и жителей развёрстывали по этим нумерованным комнатам, как вещи по кладовым. Была, как и в других местах, введена трудовая повинность. На улицах устраивали облавы на прохожих, гнали случайно пойманных людей грузить поезда или возили на фронт копать окопы. Но убийств и расстрелов, из страха перед которыми столько народа бежало из Крыма, не было. За все три месяца пребывания большевиков в Крыму было расстреляно лишь несколько человек в Ялте, и то уже перед самым уходом большевиков, в суете и панике». То, что в 1919 году у населения создалось впечатление, что большевики «почти никого не казнили», сыграло свою печальную роль. Потому что многие представители аристократии и офицерства остались в красном Крыму в ноябре 1920 года, надеясь на милосердие победителей. Надежды не оправдались.
Исключительно жестоким и безжалостным было время после эвакуации армии барона Врангеля, когда здесь пролились реки человеческой крови и террор принял огромные размеры. Писатель Иван Шмелёв утверждал о 120 тысячах убитых, историк Сергей Мельгунов пишет о 150 тысячах. Согласно данным из советских источников, было казнено 52 тысячи человек. Современные историки Сергей Волков и Юрий Фельштинский вполне согласны с этой оценкой. Я считаю, что в Ялте и прилегающих к ней районах с декабря 1920 по март 1921 года расстреляно не менее 5–6 тысяч человек в разных местах, одно из которых находится в Багреевке, другое в имении Чукурлар, ещё одно в горной местности над Алупкой. Это то, о чём стало известно благодаря народной молве. Остальные нужно устанавливать. В Багреевке лежит около 900, а по точным сведениям 822 человека.
Что вы считаете необходимым для всех нас знать в связи с красным террором в Крыму?
Первое и главное: это был спланированный, широкомасштабный и повсеместный акт устрашения и «зачистки» территории. Историки собрали достаточно фактического материала для того, чтобы проследить динамику событий тех дней. Большевики свои репрессивные действия прикрывали провозглашённой ими властью диктатуры пролетариата, которая на самом деле являлась орудием подавления всякого инакомыслия и оправданием теории классовой ненависти. Создавая соответствующие силовые структуры, такие как Всероссийская Чрезвычайная Комиссия (ВЧК)4, а также ревтрибуналы, чрезвычайные «тройки», революционные штабы, особые отделы при армейских соединениях Красной армии, большевики преследовали главную цель – физическое уничтожение всех своих возможных оппонентов. Не забудем при этом, что именно большевики впервые внедрили практику концентрационных лагерей для населения собственной страны, задолго до нацистов Германии.
Второе – это то, что потенциальные жертвы репрессий были сбиты с толку обещаниями большевиков о смягчении своей участи. Историк Дмитрий Соколов так пишет об истоках Крымского геноцида: «Накануне взятия полуострова, 11 ноября 1920 г. командующий силами Южного фронта Михаил Фрунзе обратился по радио к врангелевским офицерам с предложением сдаться. Ленин отреагировал жёстко. Уже 12 ноября он телеграфировал Фрунзе: “Только что узнал о Вашем предложении Врангелю сдаться. Крайне удивлён непомерной уступчивостью условий. Если противник примет их, то надо реально обеспечить взятие флота и невыпуск ни одного судна; если же противник не примет этих условий, то, по-моему, нельзя больше повторять их и нужно расправиться беспощадно”5. Именно здесь нужно искать зерно будущей расправы, хотя формально обещания амнистии всё ещё оставались в силе».
17 ноября 1920 года был издан приказ Крымревкома № 4 об обязательной регистрации в 3-дневный срок всех иностранных подданных; лиц, «прибывших на территорию Крыма после ухода советской власти в июне 1919 года», офицеров, чиновников военного времени, солдат, работников гражданских учреждений. Не явившиеся рассматривались как «шпионы, подлежащие высшей мере наказания по всем строгостям законов военного времени». Прибывших на эту первую регистрацию переписали и основную массу отпустили по домам. Спустя два-три дня после окончания первой регистрации была назначена новая, которая проводилась Особой комиссией 6-й армии. На этот раз подлежали регистрации уже не только военные и беженцы, но также буржуазия, священники, юристы и прочие непролетарии. Все военные, только что амнистированные, вновь были обязаны явиться на регистрацию, которая продолжалась несколько дней. Не явившиеся были арестованы, и затем сразу же после регистрации начались массовые расстрелы. Некоторое время спустя, когда кампания красного террора в Крыму была в самом разгаре, приказом Крымревкома № 167 от 25 декабря 1920 г. была объявлена очередная регистрация, и все, кто пришёл на неё, также подверглись репрессиям.
Третье – это был настоящий геноцид собственного народа. То есть действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо группу населения. При этом люди уничтожались даже без внятного установления их вины, во внесудебном порядке. Высокая концентрация «вражеских элементов» (а на деле национальной элиты прежней России: убивали аристократов, офицеров, студентов, инженеров, учителей, сестёр милосердия) на территории полуострова никак не устраивала высшее советское руководство. Как минимум одним из косвенных вдохновителей крымских расстрелов был председатель Реввоенсовета Республики Лев Троцкий. Ссылаясь на телеграмму последнего, председатель Крымревкома (высшего чрезвычайного органа власти в Крыму) Бела Кун заявлял: «Товарищ Троцкий сказал, что не приедет в Крым до тех пор, пока хоть один контрреволюционер останется в Крыму; Крым – это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит, а так как Крым отстал на три года в своём революционном движении, то мы быстро подвинем его к общему революционному уровню России…». Он был главным проводником ленинских указаний в Крыму. Вторым лицом, осуществлявшим политику террора, была Розалия Землячка, которая являлась секретарем Крымского обкома РКП (б). В ноябре 1920 г. по указанию Льва Троцкого и Феликса Дзержинского создаётся Крымская ударная группа, в состав которой входят заместитель начальника Особого отдела Южного и Юго-Западного фронтов Ефим Евдокимов и начальник Управления Особых отделов ВЧК Южного и Юго-Западного фронтов Василий Манцев, а также начальник особого отдела Крымской ЧК Николай Быстрых. Именно эти лица вершили расправу от лица победившего пролетариата, как представители высшего звена внесудебной тройки. Другие, известные нам по документам: Удрис, Гунько-Горкунов, Чернобривый, Тольмац, Михельсон, Агафонов, Бабкевич – это всё непосредственные «судьи» и исполнители приговоров. Особенно интересна колоритная фигура некоего Бориса Павловича (он же Александр Георгиевич) Гунько-Горкунова, который успел подписать приговор в составе первой тройки по расстрелу в Ялте, и тут же его след простыл. Только в 1935 году, после расследования и доклада генерального прокурора СССР Вышинского прояснилось, что этот аферист действовал по поддельным документам, выдавая себя то за секретаря Ленина, то за ответственное лицо в органах ГПУ.
И последнее, наверное, самое существенное. Когда мною была инициирована идея увековечения памяти убитых в Багреевке, я неоднократно писал в различные инстанции обращения с просьбой установить указатель (согласно утверждённым в нашей стране нормативам как знак, отмечающий памятник культурного значения) на дороге Ялта – Ай-Петри – Бахчисарай, где были бы слова: «БАГРЕЕВКА. МЕМОРИАЛ ЖЕРТВАМ КРАСНОГО ТЕРРОРА». Мне было мягко отказано под предлогом того, что муниципальные службы не могут договориться между собой, в чьём ведении находится изготовление этих знаков и производство работ. На самом деле чиновники просто боятся вызвать ненужный шум, связанный с памятью о преступлениях прошлого. Пожалуй, их можно понять. Но замалчиванием преступлений мы не многого добьёмся. А ко мне обращаются люди, приезжающие в Ялту из разных мест, которые хотят посетить мемориал и поклониться там лежащим. Но они не могут этого сделать, потому что нет указателя. Они были вынуждены безрезультатно часами бродить по лесу в поисках часовни, как, например, потомок бывшего хозяина этой усадьбы там же расстрелянного Алексея Фёдоровича Фролова-Багреева. Вообще вся эта история закончилась тем, что к столетию Русского исхода одна из прихожанок нашего храма, монахиня, за собственные деньги изготовила и установила указатель кустарного производства, а также информационный щит, где кратко изложена трагедия, произошедшая в этом месте. Но мне всё-таки хочется, чтобы это сделали люди власть предержащие.
Известно, что в сентябре 1920 года в храмах Крыма совершался особый чин покаяния (текст готовил о. Сергий Булгаков). Встречались ли Вам упоминания об этом где-нибудь кроме мемуаров митр. Вениамина (Федченкова), и если да, то какие?
Профессор исторического факультета Крымского Федерального Университета имени Вернадского Сергей Борисович Филимонов писал об этом в одной из своих публикаций «По следам утраченных святынь»: «На 14 сентября 1920 года в целях поднятия в Крыму религиозно-нравственного чувства Временное Высшее Церковное Управление на Юго-Востоке России наметило провести «день покаяния». К этому дню профессор-священник С.Н.Булгаков подготовил текст специального церковного послания к населению, а из Сербии в Севастополь доставили Знаменскую икону Божией Матери. Газета «Крымский вестник» 16 (29) сентября 1920 года сообщала: «В понедельник (то есть 14/27 сентября. – Примечание С.Б. Филимонова) на пароходе «Цесаревич Георгий» был доставлен из Сербии образ Знаменской (Курской) Божией Матери – высокочтимый чудотворный образ, вывезенный при эвакуации Курска местным епископом Феофаном сначала в Таганрог, а затем в Сербию. Для встречи образа прибыли к пароходной пристани крестные ходы из всех городских церквей, крестные ходы шли в сопровождении войск с оркестрами музыки. К пристани прибыл Главнокомандующий генерал П.Н. Врангель, члены правительства и масса народа. Прибыла икона в сопровождении епископа Феофана Курского. С причала икона была перенесена во Владимирский собор, а затем её носили в Лазарет №10 Белого Креста. Вечером епископы Вениамин и Феофан совершили торжественную Всенощную. Вчера утром после ранней Литургии Чудотворная икона была перенесена в Никольский собор, а сегодня она будет в Михайловской церкви. Постоянное пребывание Чудотворной иконы Знаменской Божией Матери будет во Владимирском соборе»6.
Дополняет эти сведения севастопольский исследователь, журналист, публицист и историк Дмитрий Витальевич Соколов: «Знаковым событием в церковной жизни Крыма стали проводившиеся осенью 1920 года “дни покаяния”. В течение трёх дней – 12, 13 и 14 сентября 1920 года в храмах и церквях Таврической епархии совершалось молитвенное поминовение “убиенных и в смуте погибших”. Армию и народ призывали осознать свои грехи, пороки и заблуждения, встать на путь истинный. В эти дни запрещались всякие развлекательные и увеселительные мероприятия».
Интересно, что все эти религиозные мероприятия не привели Белое движение к успеху. Максимилиан Волошин, сам внёсший определённый вклад в общее дело расшатывания устоев царской России, в 1917 году написал такие стихи:
С Россией кончено... На последях её мы прогалдели, проболтали, пролузгали, пропили, проплевали, замызгали на грязных площадях, распродали на улицах: не надо ль кому земли, республик да свобод, гражданских прав? И родину народ сам выволок на гноище, как падаль. О Господи, разверзи, расточи, пошли на нас огнь, язвы и бичи, германцев с запада, монгол с востока, отдай нас в рабство вновь и навсегда, чтоб искупить смиренно и глубоко Иудин грех до Страшного суда! 1917
Пожалуй, это очень точный, краткий и исчерпывающий анализ того, что произошло в результате трагических событий столетней давности, в основе которых лежит грех предательства своих духовных истоков. И, наверное, этот грех не искуплен до сего дня.
————
1 Мельгунов С.П. Красный террор в России 1918–1923 гг. М.: Айрис-Пресс, 2006. С.143.
2 Из материалов Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, состоящей при главнокомандующем вооруженными силами на Юге России (в то время им был генерал А.И. Деникин. – Ред.).
3 См.: Крымский альбом. 2003. С. 76.
4 Учреждена 7 декабря 1917 г.
5 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 52. С. 6.
6 Филимонов С.Б. Тайны крымских застенков. Симф., 2007.
Кифа № 3 (271), март 2021 года
