Идея «оцерковления», как говорили в начале XX века, или «воцерковления» жизни, как говорили в девяностых годах того же столетия, конечно, идея великая. Она предполагала и предполагает действительно целожизненное служение добру, истине, красоте, любви, миру, Богу, Церкви, людям, а не себе и своему – своим интересам, или своим родственникам, или своей идеологии и т. п.
Неудивительно, что идея оцерковления жизни не получила развития в России в начале ХХ века, поскольку этому помешали события революционной эпохи. После 1917 года говорить о воцерковлении жизни было всё труднее и труднее, а с какого-то момента стало просто невозможно. Эти идеи сохранились лишь в русской эмиграции, и там они были плодотворны. Мы знаем это по творчеству многих великих философов, богословов, учёных, деятелей культуры и искусства, которые оказались в эмиграции – выехав из России, будучи насильственно из неё высланы или бежав из неё. Но надо удивляться тому, что после падения советской власти некоторые люди вдруг вспомнили о воцерковлении жизни. Конечно, это было потребностью сердца, потребностью жизненной, живой, а иногда плодом влияния тех же деятелей русского религиозно-философского возрождения первой половины XX века (что, впрочем, не обязательно, я хотел бы это подчеркнуть). А вот спад такого рода настроений не должен вызывать особого удивления. Это было прогнозируемо заранее, постольку поскольку было ясно, что будет очень мало людей, которые будут готовы эту идею осуществить в своей жизни, которые будут готовы в этом сами показать пример. Одно дело читать Бердяева, восхищаться им, и совсем другое дело – жить так, как он предлагал, так, как это следовало из его откровений и размышлений. Люди были не готовы к этому. Слишком уж разрушенным пришёл наш народ к концу XX века. И ожидать в ближайшее время полного его восстановления не приходится. Даже живая церковная среда далеко не сразу приводит людей к служению. Оказывается, человеку мало просто поверить в Бога, мало даже пройти полную катехизацию, чтобы начать служить Богу и Церкви, жертвенно отдавать себя, своё время, силы, средства на это служение, при этом делая его, естественно, приоритетным перед задачами восстановления семьи, укрепления собственного благосостояния или поднятия своего образовательного и культурного уровня и т. д. Так и вышло, что не увидев достаточного количества качественных примеров служения, более того, видя очень много суррогатов, люди остыли, и их вера пошатнулась снова.
Говоря об этом, важно, на мой взгляд, отметить, что идея воцерковления жизни не может быть отождествлена с идеей служения. Воцерковлять жизнь – это пассивный процесс. А служение всегда процесс активный. В жизни должна быть действенной и любовь нисходящая, и любовь восходящая, и любовь каритативная, и любовь творческая или эротическая в философском смысле этого слова. Добиться действенности своей веры, добиться той активности, которая не захлёстывала бы собой глубокую нужду человеческого сердца в созерцании и каритативной любви, очень трудно. Наверное, даже такому человеку, который уже определился со своим желанием служить Богу и Церкви, Богу и ближним, нужно не один год готовиться к служению. Для этого могут существовать разные средства. Люди могут и должны здесь помогать друг другу. Они должны перевоспитать себя. Они должны найти в своём сердце место для послушания, терпения, смирения, для нестяжания, целомудрия, для трезвенности, трезвения, для различения духов, – короче говоря, не только для этических, но и для аскетических и мистических задач. Вот в этом большая трудность, и с ней всем придётся считаться.
Из интервью священника Георгия Кочеткова «Жить только для себя – это самоубийство», «Кифа» №10(132), август 2011 года
