О семье Самариных рассказывает Светлана Яшина, выпускник исторического факультета СФИ
Говоря об ответственности за народ, многие вспоминают тех людей, которые и перед катастрофой 1917 года, и во время неё оставались для окружающих примером и опорой. Например, о последнем председателе Постоянного совета Объединённых дворянских обществ, председателе Совета объединённых приходов Москвы Александре Дмитриевиче Самарине.
Я думаю, что в этом контексте можно и нужно говорить не только об Александре Дмитриевиче, но и обо всей семье Самариных. А можно вспомнить и те семьи, которые были в близком, даже родственном кругу: Мансуровы, Олсуфьевы, Комаровы… Это всё люди, которые действительно отвечали за народ и за церковь, за общество.
Мне стало интересно, кто этот мирянин, который на Поместном соборе 1917–1918 гг. при свободном выборе был выдвинут на патриаршую должность. Ведь и при выборах митрополита Московского весной 1917 года его имя тоже называлось.
С чего начинался Ваш интерес к Самарину, которому Вы посвятили несколько исследований? Большинство церковных людей знает о нём только одно: что он был кандидатом в патриархи.
Собственно, с этого всё и началось. Мне стало интересно, кто этот мирянин, который на Поместном соборе 1917–1918 гг. при свободном выборе был выдвинут на патриаршую должность. Ведь и при выборах митрополита Московского весной 1917 года его имя тоже называлось. Отец Иосиф Фудель, один из тех, кто возглавлял Пастырский совет Москвы, выступил от лица московского духовенства и выдвинул кандидатуру Самарина, что повергло многих в шок. Отец Иосиф очень сокрушался, что забыл дома свой лист для баллотировки, и даже бытует мнение (уж не знаю, насколько оно верно), что если бы он не забыл его при первой баллотировке, голоса не разделились бы поровну1. Правда, когда выдвигали Самарина, в прессе обсуждалось, что «для церкви он был хорош, а для духовенства тяжёл», потому что не был заражён клерикализмом. Но очень многие именно за это отдавали ему свой голос.
Вы говорили об ответственности за народ, за Россию. А в чём она проявлялась?
Семейство Самариных с очень давних времён всё время помогало царствующему роду. При этом они считали, что не нужно принадлежать никакой партии, потому что любая партия – это оковы. Только в качестве свободного человека ты можешь действительно поддерживать кого-то. (Интересно, что в сохранившемся письме А.Д. Самарина 1905 года он стоял на том, что церковь нужно освобождать из-под гнёта государственных отношений, что она должна быть свободна.) Если они в чём-то участвовали, это скорее были религиозные кружки, собирали братство.
А ещё Самарины – это очень известная фамилия славянофильского направления.
Старший брат Александра Дмитриевича – Фёдор Дмитриевич – был первым председателем и руководителем основанного в 1908 году московского межприходского Братства четырёх святителей Петра, Алексия, Ионы и Филиппа. А Александр Дмитриевич был одним из его основных помощников. Это братство, ставившее своей целью «возрождение начал соборности на основе живого церковного общения епископа, клира и мирян», по одной из версий вышло из «самаринского кружка», из тех собраний, которые происходили в семье Самариных и в которых участвовали и Трубецкие, и Мансуровы, и Фудели.
В начале войны 1914 года Александр Дмитриевич стал главным управляющим Красного Креста, тесно сотрудничал с Великой княгиней Елизаветой Фёдоровной, с которой они были очень дружны (он был одним из тех, кто ходатайствовал о возведении Марфо-Мариинской обители), и очень много на этом посту трудился.
В июле 1915 года он был назначен обер-прокурором Святейшего Синода. Занять эту должность его уговаривал император; есть письмо, где изложен их разговор. Во время беседы Самарин честно говорил, что не сможет лгать и закрывать глаза на то, как растёт влияние Распутина на государственные дела. На что Николай II, после долгих раздумий, всё-таки просил его принять должность обер-прокурора Св. Синода. Правда, через три с небольшим месяца недоброжелатели добились отставки Самарина.
Как сложилась потом судьба Самариных? Остались ли они в России после 1917 года?
Они остались в России. Многие из них побывали в тюрьмах, лагерях, ссылках. Александр Дмитриевич с 1918 года и до своей кончины в 1932 году лишь с небольшими двух-трёхгодовыми перерывами всё время был то в тюрьмах, то в ссылках.
Софья Дмитриевна Самарина – сестра – возглавила в 1918 году Союз православных женщин, получивший благословение патриарха Тихона на свою деятельность. Они собирали посылки заключённым и общались с теми, кто был в тюрьме, устраивали библиотеки. Анна Дмитриевна Самарина помогала сестре прежде всего в образовательной сфере, она занималась приходскими школами. К сожалению, в 1920 году против деятелей Совета объединённых приходов (при котором Союз православных женщин работал как женский отдел) было выдвинуто обвинение в контрреволюции («дело Самарина-Кузнецова»). Обвиняемые получили различные тюремные сроки, и деятельность союза прекратилась.
Интересно, что Александр Дмитриевич даже в этих условиях продолжал всё время вокруг себя собирать народ. В якутской ссылке в его доме собирается приходской совет, а сам он пел на клиросе и занимался переводами некоторых богослужебных текстов на якутский язык. Об этом почти нет никакой информации, всё приходится собирать по крупицам. У меня даже была мысль приехать в Якутск поговорить про Самарина и поискать заодно какие-то документы. Видимо, надо рискнуть.
Мы знаем потомков дворян, которые вспоминают: их прадеды говорили, что это прежде всего вина дворянства в том, что Россия скатилась к 1917 году. Н.Н. Неплюев говорил, что все сословия в чём-то виноваты и всем есть, в чём каяться, в том числе и дворянству. В кругу Самариных возникала тема покаяния, вины, ответственности?
В тех письмах, которые я видела в наших архивах, они всё время обсуждают жизнь страны. Более того: у них были еженедельные семейные встречи, на которых они обсуждали, что нужно сделать, чтобы повернуть свою жизнь, а потом и жизнь других дворян в правильную сторону. Они чувствуют свою ответственность за ту власть, которая есть. Это очень хорошо видно из этих писем. Они могли написать императору, что он должен понимать: народ – это свободные люди, которые должны свободно уважать его.
В этом контексте интересны слова одной из сестёр Самариных на суде в ответ на замечание о том, что у них всё забрали. Она говорит: слава Богу. Вы меня освободили, я могу теперь в свободе послужить и позаботиться о ком-то, сняв последнюю рубашку, поступив по Евангелию.
Живы ли потомки Самариных?
Сёстры Александра Дмитриевича так и не вышли замуж, возможно, сознательно. А сам он был женат на рано умершей Вере Мамонтовой («Девочка с персиками» Валентина Серова). Я лично знакома с его правнучкой – Елизаветой Овчинниковой – врачом, которая очень похожа на свою бабушку Елизавету Александровну Самарину. Жив внук Александра Дмитриевича – Сергей Николаевич Чернышёв.
На что в наследии Самарина, на Ваш взгляд, прежде всего стоит опираться?
В 1920 году прокурором на процессе по «делу Кузнецовых – Самарина» был Крыленко 2 . Ему важно было показать, что подсудимые – вожди определённой идеологии, защитники монархии, абсолютизма, с которыми пролетариат должен бороться не на жизнь, а на смерть, и беспощадно их удалять, просто стирать с лица земли. Александру Дмитриевичу был вынесен смертный приговор (жизнь ему спасло то, что буквально за день до этого была законодательно отменена смертная казнь 3 и её заменили на заключение). Своё последнее слово Александр Дмитриевич завершает словами: «я открыто заявляю: “я – за Бога”, и какой бы приговор вы, граждане народные судьи, мне не вынесли, я приму этот приговор как ниспосланную мне возможность делом подтвердить то, что составляет смысл и содержание всей моей жизни».
Мне кажется, такое не каждый может сказать. Но это то, к чему нужно стремиться.
Беседовала Анастасия Наконечная
————
1 При первоначальном голосовании архиепископ Литовский и Виленский Тихон (Беллавин) и А.Д. Самарин получили равное число голосов – по 297. В ходе окончательных выборов за Самарина проголосовали 303 делегата (за владыку Тихона, избранного митрополитом – 481).
2 В 1918–1922 годах Крыленко, бывший прапорщик Русской императорской армии, был председателем Верховного трибунала при ВЦИК, затем прокурором РСФСР и СССР. Впоследствии выступал обвинителем на главных политических процессах, среди которых знаменитые «Шахтинское дело» (1928), процесс «Промпартии» (1930), «Процесс Союзного бюро меньшевиков» (1931), «Дело Главтопа», «Дело польских ксендзов». Расстрелян в 1938 году.
3 Отмена смертной казни в январе 1920 года продержалась недолго, и уже в начале мая того же года её вновь вернули на основании приказа Реввоенсовета «О революционных военных трибуналах», изданного за подписью Троцкого.
Кифа № 5 (285), май 2022 года
