Об отношении к русскому вопросу людей с разными национальными корнями, живущих в рамках русской цивилизации
Роман-Чингиз Бахадов, музыкант, член Клуба авторской песни: Недавно я прочитал статью о. Сергия Булгакова «Нация и человечество». И некоторые вещи меня поразили. Вот несколько цитат, то, что меня задело: «Родовое начало, психея, есть для человека непреложный факт его собственной природы, от которого он онтологически не может, а аксиологически не должен освободиться, ибо это значило бы развоплотиться, перестать быть в своём собственном человеческом чине. Это люциферическое восстание против Творца, в утопически неосуществимом стремлении перестать быть самим собой, есть мерзость пред Господом».
Это воспринимается достаточно легко, когда это говорит русский человек: он думает, что ему, конечно, надо быть русским, ему нельзя от этого отказываться. Но я этнически не русский, у меня мама и папа чистокровные татары, и поэтому, если следовать мысли о. Сергия Булгакова, то если я предам свою «татарскость», я как раз и буду «развоплощённым» и буду «мерзостью перед Господом». Я понимаю, что нельзя к цитате относиться слишком буквально, но это почему-то в такую глубину засело. Я никогда не думал о своей «татарскости», честное слово. Я вырос в русской культуре, в каком-то смысле я её носитель. Даже, как Вы знаете, немножко сам что-то пишу, опять-таки в контексте русской культуры. Мы с моей мамой всегда пели русские песни, начиная с Баку. В то же время до пяти лет я чисто говорил по-татарски, так как у меня было такое окружение (сейчас я помню язык, но из-за отсутствия практики на нём не говорю). Когда приезжала бабушка татарка, мы пекли татарские блюда, разговаривали по-татарски. И меня никогда не смущало, что есть и то, и другое. Но когда я услышал, что если мы не будем воспринимать свою национальность, то мы развоплотимся, я понял, что уже развоплощён.
Священник Георгий Кочетков: Отца Сергия Булгакова надо правильно понимать и знать, что он имел в виду. Если ты знаешь свой язык, это прекрасно. Можно говорить на нём и общаться, готовить национальные блюда но, с другой стороны, понимать, что рядом с тобой живут другие люди, что ты живёшь и в их культуре. Вот это и означает, что осуществляется твоя идентичность и при этом открытость. Именно это имел в виду отец Сергий Булгаков: не то, что нужно знать только своё – и точка, а то, что необходимо видеть многообразие жизни. Его слова нельзя вырывать из контекста. Как раз самый люциферический вопрос – это когда приходится жёстко выбирать: или я открываюсь только своим, или могу открыться, довериться только другим.
Роман-Чингиз Бахадов: Да, это так. Дальше отец Сергий Булгаков говорит о том, что понятие Родины и нации исторически относительно. Развивая это, он пишет: «Бог выше нации, и единение в Боге выше национального единства».
Священник Георгий Кочетков: Естественно! А как же иначе?
Роман-Чингиз Бахадов: В последние несколько лет в Преображенском братстве с разных сторон обсуждают русский вопрос, и я вижу апелляцию то к языковому признаку, то к культурному, то к этническому. Здесь трудно не вспомнить, например, что основная мысль Солженицына была в том, что речь должна идти не об этническом, а о культурном коде. Если ты живёшь в России и воспринимаешь русскую культуру, то можно себя назвать русским, ибо ты в этом живёшь.
Священник Георгий Кочетков: И то, и другое! Во всех странах это так. Допустим, человек, скажем, еврей, живёт во Франции. Тогда, хотя он себя считает евреем, он член французской политической нации, ибо именно в этой стране люди хотят вместе решать свои проблемы и чего-то добиваться. Поэтому как он себя называет? Он себя назовёт, конечно, евреем, но при этом скажет: я француз, французский еврей. А еврей английский или русский может немного по-другому смотреть на вопросы благополучия своего государства и устроения общей жизни в нём. И это имеет значение. Так же было и до революции: прибалтийские бароны, чистокровные немцы, понимали, что они отвечают за свою страну и умирали на полях сражений за царя и Россию. И они были в этом очень ревностны, очень искренни. Не потому, что им кто-то это приказал, а потому, что они действительно приносили присягу на верность России, потому, что они жили на этой земле и любили её. Они не отрекались от того, что они немцы, но они могли назвать себя и русскими, только не в этническом смысле. Они не отрекались от своих родителей, от своих корней, но они понимали, что мы живём вместе, что мы «в одном котле варимся». Поэтому у нас одни интересы: мы хотим, чтобы на нашей земле было лучше. Вот и всё!
Слева направо: Фёдор Иванович (Беренд Грегор Фердинанд) граф фон Тизенгаузен, герой Аустерлица (1782–1805); Михаил Богданович (Михаэль Андреас) Барклай-де-Толли, герой войны 1812 года (1761–1818); адмирал Фаддей Фаддеевич (Фабиан Готлиб Беньямин) Беллинсгаузен, один из первооткрывателей Антарктиды (1778–1852)
Прибалтийские бароны, чистокровные немцы, понимали, что они отвечают за свою страну и умирали на полях сражений за царя и Россию. И они были в этом очень ревностны, очень искренни.
Роман-Чингиз Бахадов: Так каков тогда критерий «русского»? О чём мы говорим, когда произносим это слово? И что такое «русский вопрос»? Мы так будем 50 лет только о терминах говорить. Это же не годится!
Священник Георгий Кочетков: Да, не годится. Но дело в том, что ситуация с русским вопросом в нашей стране действительно острая, поскольку советская власть очень не любила русский народ и очень многое сделала, чтобы его не было. Поэтому русские люди дезориентированы, они часто боятся даже назвать себя русскими. Говорят: «Мы – граждане мира». Или: «Мы – советские». А русские и советские – это совсем не одно и то же. Советский – это человек любой национальности, живший в советской стране, основания жизни которой он принимал. А русский – это человек не любой национальности, это всё-таки некоторый выбор – выбор истории и традиции, выбор своих главных корней и культурных акцентов, места жительства, языка и т. д. Да, сейчас такая ситуация, что те границы, которые когда-то реально существовали и довольно строго держались всеми нациями, стали проблемными, но в русском народе – особенно. Русских в нашей стране очень много, а лицо русского человека как бы расплывается, уходит. Поэтому мы плохо знаем, кто такой русский.
Я хотел бы вернуться к примеру с прибалтийскими немцами, которые были самыми ярыми русскими националистами. Они показывали пример русского патриотизма, не отрекаясь при этом не только от своих прибалтийских замков, но и от своей культуры, своего языка и т. д. И никому в голову не приходило от них требовать каких-либо отречений. Мы вместе любим и защищаем свою Родину, у нас одна Родина. Да, она называется Россией, то есть русской страной. Мы живём в русской стране, что ж здесь плохого?
Приобщённость к традиционной жизни у всех будет разная, какие-то акценты в жизни тоже будут разные. Одни будут ходить в тюбетейке, или с пейсами, или в косоворотке, а кто-то не будет. Одни будут петь национальные песни, потому что слышали их с детства и знают, а другие их никогда не слышали и не знают, и они их петь не будут. Это нормальное многообразие жизни, и мне кажется, что здесь важно не отрекаться от того, что нам Господь дал. Да, нам всем очень важно «своё», но также и то, что хорошего есть в нашей стране в целом. Хотя и в других странах есть что-то своё хорошее, мы этого тоже не отрицаем. И с удовольствием к этому приобщаемся: ходим на выставки итальянской живописи или слушаем «не свою» народную музыку.
Хуже всего, когда человек ничего этого не делает, не знает и знать не хочет, когда он без корней и ему в принципе всё безразлично: сейчас он живёт здесь, а через неделю он будет жить в Америке, потом в Австралии, потом где-нибудь ещё. В таком случае человек не открывается никому и сам становится бескачественным, как бы теряет своё лицо. Это то, о чём писал Булгаков: у каждого человека должно быть своё лицо. Это же радость, это же здорово, что у всех людей разные лица, что все они не как оловянные солдатики, похожие друг на друга во всём, что было бы скучно и грустно.
Ведь что значит в данном случае культурный и языковой выбор? Это ответственность. Человек должен признать, что он отвечает за какие-то внутренние интенции и за весь духовный опыт, который представлен его языком и культурой. Каждая культура и каждый язык содержит в себе какой-то духовный опыт, но что-то для меня в жизни важнее, а что-то для меня, допустим, более периферийно. Вот и всё. Поэтому вопрос здесь естественно возникает: а кто я, где моя страна, мой народ, моя культура и вера, моя ответственность? И он будет всегда возникать, пока мы не преодолеем наследие XX века в нашей стране.
Когда мы говорим, что живём на русской земле, мы имеем в виду – в России. А Россия – это русская земля.
Роман-Чингиз Бахадов: Как я уже говорил, в Преображенском братстве этим вопросам сейчас уделяется особое внимание. И всё равно остаётся очень много неясности. А если мне что-то непонятно, я спрашиваю, выясняю. Но это уже начинает кого-то раздражать…
Священник Георгий Кочетков: По мне, наоборот, все должны радоваться тому, что братчики задают вопросы. Значит, человек думает об этом, он хочет всё понять правильно и соотнестись с этим. Если же какой-то человек раздражается, то тут есть хорошая пословица: «Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав».
Роман-Чингиз Бахадов: Бывает, что некоторые этнически русские рассуждают о русскости, но какие-то их тезисы для человека этнически нерусского звучат чуть-чуть странно. К примеру: «малые народы живут на русской земле». У меня возникает вопрос: а что значит – на Русской земле? Я понимаю, что, может быть, на земле Российской империи, которая завоевала много разных территорий. Но Кавказ не просился в Россию, по большей части…
Священник Георгий Кочетков: Здесь нужно осторожнее выбирать слова, потому что когда мы говорим, что живём на русской земле, мы имеем в виду – в России. Мы живём в России? Живём. А Россия – это русская земля, русская страна в том смысле, что власть в ней всегда была русской. Да, кто-то был и завоёван, как это было и во всех странах мира, как всегда было везде и всюду. Может быть, кому-то свободы не хватало, но, к сожалению, в истории тоже везде и всегда было так. Так что когда мы так говорим, мы имеем в виду лишь то, что мы живём в единой стране – России. Русский народ являлся, является и впредь должен быть в нашей стране системообразующим. Хотя бы потому, что это народ большинства. У нас 80% с лишним всего населения – русские. Понятно, что у нас к этому ещё есть десятки, если не сотни, других народов, и что все люди должны чувствовать себя в России не «при ком-то», а сами у себя дома, какой бы национальности они ни были.
История сложилась так, что наша страна и наше государство были созданы русским народом, и русский народ несёт за это наибольшую ответственность. Что это значит? Не то, что мы должны лишь господствовать, а остальные – лишь подчиняться. Наоборот, мы должны больше заботиться обо всём и обо всех. Малому народу это сделать очень трудно, просто потому, что он малый, он знает главным образом свою небольшую территорию, а об остальных территориях, как правило, не думает и не заботится. А русскому человеку надо заботиться и о своих, этнически собственно русских людях, и о русских пространствах, и обо всех, кто живёт в нашей стране.
Роман-Чингиз Бахадов: А иногда это звучит, как, знаете, отражение «синдрома большого брата». Ты малый народ, ну и молчи, сидя здесь в углу.
Священник Георгий Кочетков: Вот это не дай Бог! Это будет как раз тот самый национализм, который легко перерастает в шовинизм, становясь большим грехом. И национализм не в меру – грех, и тем более шовинизм, когда один народ хочет жить за счёт другого в том или ином смысле. Не дай Бог этого никогда никому!
Роман-Чингиз Бахадов: Я пережил трагедию в Баку, и мы в 1990-м году уехали оттуда. Трагедия была связана с азербайджано-армянским конфликтом, и я знаю по опыту, к какой крови и какому разделению может привести национальный вопрос. И когда в Братстве подняли русский вопрос как приоритетный и актуальный прямо сейчас, меня это напрягло и смутило. Не знаю, как Вы это понимаете, но кто-то из братчиков иногда говорит, что это самый главный вопрос и что нужно заниматься, грубо говоря, только им, и пока мы его не решим, всё остальное будет как бы немного на заднем плане.
Священник Георгий Кочетков: Это неправильно! У нас главный вопрос – возрождение полноты жизни Церкви и всех служений в ней. Вот что для нас главный вопрос! И с этим вроде бы все в Братстве согласны. А так как возродить все принципы жизни Церкви и все служения в ней нельзя, не выходя за границы приходов и епархиальных структур и т. д., то, естественно, мы начинаем заниматься и историческими вопросами, и национальными, и культурными, и даже политическими – хотя мы самой политикой не занимаемся, мы себя максимально сдерживаем, чтобы в эту сферу не входить. Вот поэтому мы никогда не называли Форум «Имеющие надежду» только национальным. Наш Форум – это и Форум церковного покаяния и возрождения, и Форум общенационального покаяния и возрождения. Ведь не случайно мы синонимично используем слова «национальное» или «общенациональное».
Роман-Чингиз Бахадов: У меня всё-таки возникают опасения, что эти темы приведут к разделению. Когда берут флаг русского вопроса и с ним, знаете, как на белом коне, «вперёд» и «за нами», а кто отстал, того расстрелять (я сейчас условно говорю), тогда становится как-то неуютно и боязно. Что будет, если русский вопрос выйдет за пределы Братства? Другие народы будут реагировать жёстко. Помните, Андрей Тесля в лекции о нациестроительстве говорил, что есть такая закономерность: когда большая нация вдруг вспоминает, что она нация, и начинает в связи с этим что-то делать, то малые нации думают – «о, это может быть нам опасно», и начинают более активно собираться и выступать против. Так как они маленькие, компактные, у них это лучше получается. И вот тут возникает возможность разделений и конфликтов, особенно если всё это делать неаккуратно.
Священник Георгий Кочетков: Свои тонкости здесь, конечно, есть. Мы ведь тоже не узкие специалисты в этих вопросах, в конце концов. Мы стараемся что-то читать. Разбираться в этом нам действительно нужно, потому что сколько людей, столько мнений, и иногда между ними возникают очень напряжённые отношения. А ещё к этим вопросам часто подключается и политический вектор. В общем, мы в Братстве как раз не спешим здесь для того, чтобы не наломать дров.
Поэтому мы проверяем себя, говорим с людьми этнически не русскими, так же как иногда с неправославными, для того чтобы почувствовать, не «перебрали» ли мы где-нибудь. Потому что так бывает иногда с теми же католиками и протестантами: начинаешь говорить о них, а они сами считают, что это искажение их позиции. И тогда нужно послушать их ещё и ещё раз. То же самое с людьми разных национальностей. Тут очень важно друг друга хорошо понимать. У нас могут быть немножко разные слова, немножко разные понятия, случайно или неслучайно. Но и при этом нам нужно достигать единомыслия и единодушия.
История сложилась так, что наша страна и наше государство были созданы русским народом, и русский народ несёт за это наибольшую ответственность. Что это значит? Не то, что мы должны лишь господствовать, а остальные – лишь подчиняться. Наоборот, мы должны больше заботиться обо всём и обо всех.
Роман-Чингиз Бахадов: Кто-то сказал обо мне, что я – русский татарин. Исходя из того, что мы говорили про отца Сергия Булгакова, я всё-таки не хочу так называться. Я живу в этой стране, я её люблю, по языку и культуре я здесь, с вами. Я это тонко чувствую. Но этнически я – татарин, так зачем я должен называть себя русским?
Священник Георгий Кочетков: Просто в других странах это обычное словоупотребление. Например, гагаузы в Молдавии могут называть себя молдавскими гагаузами, потому что есть ещё гагаузы в других странах, например, в Румынии. И это не вызывает ни у кого никаких вопросов: всё понятно, они называют себя молдавскими, потому что живут в Молдавии. К сожалению, сейчас у нас это звучит очень непривычно и может вызывать вопрос. Хотя до революции сказать «русский татарин» было бы совершенно нормально. Как и русский еврей, русский грузин и так далее. И никого это вообще не волновало.
Роман-Чингиз Бахадов: Ещё я услышал такую вещь со ссылкой на Вас, что Вы якобы сказали, что отношение к русскому вопросу сейчас есть мерило духовности. То есть, грубо говоря, если я не воспринимаю русский вопрос как общий тренд, то я уже не духовный…
Священник Георгий Кочетков: У меня тут был совершенно определённый контекст. Я действительно однажды говорил, что русский вопрос – это своего рода мерило духовности, но именно в том смысле, что его обсуждение позволяет всем посмотреть, насколько люди реально друг другу открыты, насколько они готовы быть друг с другом – не только внешне хорошо улыбаться, а действительно чувствовать общность судьбы. Ни в каком другом смысле я этого не признаю.
Роман-Чингиз Бахадов: Я считаю наше Братство просто христианским, а не национальным, конкретно – русским. Поэтому не могу не спросить: является ли неприятие русского вопроса как своего, т. е. как очень актуального, принимая во внимание наш предыдущий разговор, препятствием для нахождения в Братстве?
Священник Георгий Кочетков: Конечно, нет. Речь идёт только о том, что мы должны поддерживать друг друга. В братстве нам важно и в этом тоже проявить свою связь друг с другом. Да и вообще и в церкви, и в обществе мы не можем делать вид, что мы друг друга не знаем, что мы друг с другом не связаны. Сейчас русский народ в нашей стране находится в очень тяжёлом положении. Я считаю, что люди должны это понять, ибо это реальная опасность не только для русского народа, но и для всех других наших народов. И в этом контексте мы должны как бы солидаризироваться, стать друг другу ближе. В этом смысле, действительно, русский вопрос должен быть актуален не только для русских, он должен стоять и для других, ведь мы живём в одной церкви и в одной стране. Мне, допустим, не безразлично, в каком состоянии находится татарский народ. Я хочу хорошего и для татарского народа, хотя там большая часть не христиан. Если я вижу в нём какие-то кривизны, национализм, несправедливость и так далее, то мне это неприятно. Хотя у меня практически нет в роду татарской крови1. То же самое должно было бы быть и по отношению к русским. Ведь у нас общая судьба. А так как в нашей стране русский вопрос – это очень острый вопрос, и он касается очень большого числа людей, то у всех нас должна быть в нём некая солидарность. Это тоже будет признание русского вопроса как своего, но не в том смысле, что ты как бы покидаешь или как-то предаёшь свой народ – нет, ни в коем случае. Просто мы все должны держаться друг за друга, и не только за своих единоплеменников. Это наша церковная позиция. Мы не хотим говорить ближним своим: привет, вы мне уже не ближние, вы мне дальние, потому что вы другой национальности. Вот в чём дело.
Эти вещи действительно надо чаще объяснять, так как они нигде всерьёз не звучат, а если и говорят что-то о единстве наших народов, то либо в каком-то издевательском смысле, либо в каком-то коварном или потребительском смысле. А этого не должно быть! И Братство как раз старается поставить всё на своё место, ибо всё это в XX веке было сдвинуто, всё было перекорёжено. Но делать это надо постепенно, аккуратно, выбирая слова и термины, чтобы человек не искусился, а то нажмёшь на какую-то болячку, не зная, что за этим стоит, а у другого человека там, может быть, целое пространство болезненных ассоциаций. Мы не всегда это знаем и учитываем. Поэтому нужно быть очень осторожными. Нельзя из этого делать идеологию.
Роман-Чингиз Бахадов: Если в Преображенском братстве, которое я априори считаю собранием хороших людей, мы не можем до конца понять русский вопрос, то не опасаетесь ли Вы, что когда этот вопрос выйдет в народ, он примет такие формы и смыслы, которые Вы точно не имели в виду? И будет жуткий, звериный национализм, шовинизм и всё такое.
Священник Георгий Кочетков: Мы этого очень опасаемся, поэтому и не спешим с выступлениями на эти темы. А если выступаем, то стараемся сразу отслеживать и оценивать этот процесс. Например, я специально смотрю и читаю интернет-публикации на эти темы не потому, что у меня много сил и времени, а потому, что я как раз опасаюсь, что будут искажения или с нашей стороны, или со стороны тех, кто на нас реагирует. Бывает иногда, что ты-то, может быть, хорошо выскажешься, но тебе в ответ прилетит такое, что сам себя не узнаешь.
Поэтому пусть будет больше вопросов, пусть будут и критические замечания. Слава Богу! И если мы где-то ошибаемся, то с удовольствием всё поправим. В конце концов, для того у нас и Братство.
* * *
А наш общий дом действительно сейчас всё ещё горит – наш церковный дом горит, наш родной и духовный дом. Поэтому нам нужно делать сначала важное, потом срочное. А важно для нас – не только как-то сохранить сам дом, но и всё, что в нём, чтобы дом был домом, а не коробкой и кучей головешек и пепла.
————
1 Единственным известным представителем тюркских народов среди предков о. Георгия был родоначальник древнего русского дворянского рода Бибиковых, мурза из Синей Орды, в начале XIV века поступивший на службу к св. блгв. князю Михаилу Тверскому.
Кифа № 9 (277), сентябрь 2021 года
