Интервью с Александром Михайловичем Никулиным, кандидатом экономических наук, директором Центра аграрных исследований РАНХиГС, главным редактором журнала «Крестьяноведение»
Чаянов говорил: смотрите, какая драма у нас сейчас происходит – у нас те, кто владел этими усадьбами, кто развивал их, из-за революции ушли в небытие, ушли дворяне, ушли купцы, и усадебное наследие оказывается бесхозным. И он предлагает как раз деятелям российского кооперативного движения бороться за эти усадебные сокровища культуры.
Как Вы думаете, была ли возможность в начале XX века соединить зарождавшуюся кооперацию и традицию усадебной жизни и хозяйствования?
Можно даже сказать, что в этом была необходимость. Александр Васильевич Чаянов1 писал в 1918 году, что крупнейшие представители российской культуры объединились вокруг российской кооперации, кооперативного движения. У него была статья: «Кооперация и художественная культура России». А усадьба есть тоже, если хотите, один из синтетических элементов русской культуры. Это и усадебный ландшафт, и парк, и картины, и литература, и, конечно, местное сообщество – всё она аккумулирует в себе. Вы знаете, что есть разные уровни организации жизненных миров: микро (малый) – уровень индивида и макро (большой) – уровень общества, а есть мезо (средний) – уровень местного, локального сообщества2. И вот усадьба – некий «мезокосм» русской жизни. Чаянов говорил: смотрите, какая драма у нас сейчас происходит – у нас те, кто владел этими усадьбами, кто развивал их, из-за революции ушли в небытие, ушли дворяне, ушли купцы, и усадебное наследие оказывается бесхозным. И он предлагает как раз деятелям российского кооперативного движения бороться за эти усадебные сокровища культуры. Создаётся большой кооперативный фонд, и в его рамках предпринимаются попытки, например, на аукционах сберечь картины из усадеб, чтобы хищные перекупщики не перепродавали их за границу. Или бороться за усадьбы прежде всего как за культурное явление паркового ландшафта. Чаянов часто подчёркивал, что кооперация – это не только хозяйственная лавочка, но это и средство развития культуры. И у российской кооперации до 1917 года чего только не было: и библиотеки, и музеи кооперативные, и выставки. Так что он как раз предлагал эту культуру кооперации соединить с культурой русской усадьбы. И в 1920-е годы, по крайней мере во времена многоукладности, такая возможность в принципе была.
Сегодня мы говорим о возрождении усадьбы. А с другой стороны, мы наблюдаем в наше время какое-то возвращение к советским парадигмам. Не кажется ли Вам, что это какое-то совмещение несовместимого? И насколько возможно сегодня возрождать усадьбы не в музейном смысле, не в мертвящем музеефицированном виде, а именно как живые традиции?
Действительно, ситуация сейчас глубоко трагическая: с одной стороны, в советское время было отрицание усадьбы как «признака института эксплуатации» трудового народа, но с другой стороны, существует парадокс: разрушены тысячи усадеб, но несколько десятков усадеб тем не менее превращаются в замечательные музеи. Огромное количество народа посещало Ясную Поляну, Абрамцево, Мелихово, пушкинские усадьбы как святые места. И люди парадоксальным образом видели это: усадьбы разрушены, но одновременно через сохранившиеся Кусково, Останкино, то же Архангельское им становилась осязаемой великая культура. И через это посещение выдающихся усадеб проходили миллионы наших граждан, которые таким образом приобщались к усадебной культуре. И, конечно, были ещё и совсем маленькие, менее знаменитые провинциальные музеи-усадьбы, но и их значение оставалось чрезвычайно важным.
Мне хотелось бы сказать, что в российской культуре вообще есть внутренняя трагедия – отрицание отрицания, как птица Феникс, которая сама себя сжигает и вновь возрождается, сжигает и вновь возрождается. И вот эта дурная бесконечность в истории русской усадьбы должна быть прервана. Сейчас возникло новое движение – восстановление родовых поместий и создание экопоселений. Они, с одной стороны, возникают на новом месте, а с другой стороны, пытаются сохранить традиции усадебной культуры. Мне кажется, это хороший пример. В настоящее время мы действительно должны стремиться к интеграции различных начинаний в деле возрождения и развития русской усадьбы.
Беседовала Анастасия Наконечная
————
1 А.В. Чаянов – экономист, социолог, социальный антрополог, создатель теории трудового коллектива и всех форм кооперации в сельском хозяйстве. Автор терминов «моральная экономика» и «продовольственная безопасность». Проявил себя во многих других отраслях науки и культуры, в том числе философии, социологии, общественной агрономии, литературном и драматическом творчестве. Расстрелян в 1937 году, реабилитирован посмертно.
2 Микро – приставка греческого происхождения, которая означает очень маленький размер, небольшой объем или низкую мощность чего-либо. Она используется в науке, технологиях, медицине, экономике и других областях, где необходимо обозначить что-то маленькое. Макро (от греческого μάκρος – большой, длинный) – начальная часть сложных слов, указывающая на большие размеры или значительную величину. Приставка «мезо» обозначает средний уровень, размер объекта.
