Из презентации книги «Октоих. Избранные песнопения на русском и церковнославянском языках», входящей в новую серию изданий переводов
Кирилл Анатольевич Мозгов:
Я очень рад, что сегодня мы можем поговорить о переводах с теми, кто этими переводами непосредственно занимается. Наша сегодняшняя презентация – далеко не первая. За последние несколько лет мы провели уже целый ряд презентаций различных изданий переводов православного богослужения в Москве и Санкт-Петербурге. В одной из них принимал участие митрополит Ионафан (Елецких), на другой, в начале издания семитомника переводов, очень важные вещи говорил доктор филологических наук Виктор Маркович Живов. В Санкт-Петербурге в презентации участвовал известный богослов, переводчик евангельских текстов архимандрит Ианнуарий (Ивлиев). Так что каждая презентация – это событие. Но сегодня мы будем говорить об издании перевода Октоиха в особом формате: не только и, может быть, не столько представлять книгу как таковую, сколько говорить о переводе богослужебных текстов как процессе, о возникающих при этом вопросах и трудностях, о том, как получается находить лучшие решения и вырабатывать окончательный результат.
Священник Георгий Кочетков:
Я думаю, дорогие друзья, вы в курсе трудностей процесса перевода. Конечно, не всегда и не всем возможно заниматься переводческой деятельностью, но всё-таки просто из общекультурных и церковных соображений эти трудности можно себе представить.
Я перевожу богослужебные тексты со второй половины 1970-х годов, и этот процесс никогда не прекращался. А начался он просто из самих потребностей нашей церковной жизни. У нас уже тогда были оглашаемые, и их становилось каждый год всё больше и больше. Мы просили разных священников совершать над ними таинство крещения и быстро заметили, что странно год или полтора оглашать людей, а потом совершать над ними таинство крещения, таинство миропомазания, звать на литургию, и при этом соглашаться с тем, чтобы они ничего не понимали. Почти все они с детства не были верующими. Да и у тех, кто с детства ходил в церковь и мог знать тексты наизусть, всегда возникали проблемы с пониманием, восприятием и сердцем, и умом. К сожалению, в церкви многие просто не задают себе подобных вопросов и уже привыкли к непониманию, даже когда это касается самых центральных моментов евхаристии или любого другого таинства. Что же говорить о тех, кто только входит в церковь? С особенными трудностями сталкиваются люди, для которых русский язык – не родной (а в России в нашей церкви таких людей достаточно много), люди, приходящие в церковь молодыми или, наоборот, очень старыми, а также люди не очень здоровые. Есть много таких групп людей, для которых церковнославянский язык – это вообще terra incognita. А к нам приходили на оглашение в 1970-е и потом во все последующие годы самые разные люди.
И мне даже в голову не приходило, что надо кого-то спрашивать: переводить или не переводить. Я начал переводить так, как умел. Я тогда ещё не знал никаких языков, кроме обычных школьных – немецкого и английского. Просто как-то мой знакомый, регент из баптистов, сказал: «Я был у вас, православных, на службе и не понял ни одного слова! А не могли бы Вы мне дать какой-нибудь более или менее удобовразумительный текст?» Я взял и ничтоже сумняшеся перевёл ему ирмосы канона на Рождество Христово.
В конце 1970-х годов я засел за перевод с церковнославянского на русский. По сути, это была глубокая русификация чинов крещения и всего, что с ними связано. Оказалось, что это целый том текстов, которые никогда вместе не собирались и которые для церкви имеют принципиальное значение, особенно если мы хотим восстанавливать в ней катехуменат.
А потом, уже в конце 1970-х годов, я засел за перевод с церковнославянского на русский. По сути, это была глубокая русификация чинов крещения и всего, что с ними связано. Оказалось, что это целый том текстов, которые никогда вместе не собирались и которые для церкви имеют принципиальное значение, особенно если мы хотим восстанавливать в ней катехуменат. Или если хотим услышать призыв апостола Павла: «Буду молиться духом, буду молиться и умом».
Я обложился словарями и перевёл эти тексты. Этот перевод использовался в Ленинградской духовной академии её ректором, архиепископом Выборгским Кириллом. Он читал над оглашаемыми молитвы по моим переводам, пока советская власть это не запретила, вследствие чего были неприятности у меня и в конечном счёте даже у владыки Кирилла, ныне – Святейшего патриарха.
Это было уже начало 1980-х годов. Вскоре мне самому предстояло служить (я в сане с 1983 года) и передо мной встал вопрос: а как я буду служить? Тогда я понял, что уже не могу служить по-церковнославянски, и испугался. Как? Все служат, а я что же, белая ворона? Но я понял, что надо просто делать то, что нужно. Если приходят на молитву люди, которым необходим русский текст, – значит, нам нужен русский текст. И здесь рассуждать, теоретизировать, спорить абсолютно не следует.
Но время шло. Я помню, в начале 1990-х к нам в храм стал постоянно ходить на службу академик Сергей Аверинцев. Он был у нас в алтаре, проповедовал. И к переводу богослужения, который звучал у нас в храме, он, естественно, делал какие-то замечания. А как же могло быть иначе? Он делал это очень смиренно, очень по-дружески. Но не каждое слово было, как говорится, в строку. Я понял, что уже недостаточно русификации, недостаточно перевода с церковнославянского.
И тогда спонтанно собралась молодая группа помощников. Её состав немного менялся, но в среднем в неё входило три человека: филолог-классик, филолог-русист и филолог-славист. Это были ведущий нашей сегодняшней презентации Кирилл Мозгов, а также Николай Эппле и Борис Каячев. Это было в самом начале 2000-х годов. Я был очень рад, что они собрались, не надо было никого упрашивать, не надо было никого искать, всё произошло само собой. Мы работали довольно долго, до конца 2000-х. В результате вышел шеститомник «Православное богослужение». После перевода мною седьмого тома получился полный перевод Требника, Служебника и Часослова. Потом к этому присоединился восьмой том – перевод Великого покаянного канона свт. Андрея Критского. В семитомнике было много интереснейших приложений, некоторые из этих текстов никогда не переводились на русский язык, да и на церковнославянский тоже, они были известны только в греческой церкви. Всё это было результатом большой литургической, богословской и, конечно же, филологической и собственно переводческой работы.
Я постоянно продолжал работу над этими книгами и уже хотел было выпустить к 2020 году их новую редакцию. Она была вполне подготовлена. И вдруг разразилась пандемия. Что было делать? Всех закрыли по домам. Служить было уже трудно. Храмы, слава Богу, оставались открытыми, но вы помните, с какими сложностями всё было связано. Надеюсь, что эту недавнюю историю никто не забыл.
Вот тогда-то и пришло мне на ум, что надо совершать полное богослужение на русском языке. А так как многие не могут выйти из дома, то надо это русское богослужение транслировать. И начиная со Страстной и Пасхи 2020 года мы начали это делать.
Какие-то переводы из гимнографии у нас были, но часто не вполне удовлетворительные. Было ясно, что надо начинать новый этап работы.
Мы, конечно, знали своих предшественников. Естественно, мы их очень высоко ценим: и потрудившегося ещё до революции Нахимова-Зайончковского, и служившего на русском языке в Нижнем Новгороде отца Феофана (Адаменко), который был расстрелян в 1937 году, и других. Мы чтим память этих людей, мы помним и то, что митрополит Сергий (Страгородский) в конце войны, после того, как государство поменяло свою политику в отношении церкви (то есть перешло от попытки полного физического уничтожения к жёсткому контролю), передал Сталину список тех церковных деятелей, которых хотел видеть рядом с собой. Список был очень небольшой: 26 человек, почти все – архиереи. И только один священник: отец Феофан (Адаменко). Но к тому времени почти все они, в том числе о. Феофан, были уже расстреляны.
Совершать богослужения по-русски в Русской православной церкви по благословению архиерея стали ещё в 1911 году, ещё до Московского поместного собора (священник Николай Пономарёв 8 сентября 1911 года получил благословение самарского епископа Константина (Булычёва) на такое служение).
Мы всё это помнили и очень внимательно смотрели на имевшиеся переводы. Ведь совершать богослужения по-русски в Русской православной церкви по благословению архиерея стали ещё в 1911 году, ещё до Московского поместного собора (священник Николай Пономарёв 8 сентября 1911 года получил благословение самарского епископа Константина (Булычёва) на такое служение). Очень интересно, как эти вопросы решались в Отзывах православных архиереев, которые собирались в 1905–1906 гг. в рамках подготовки этого собора. Очень многие архиереи однозначно выступали за русское богослужение или новый перевод на «всем понятный церковнославянский». Что это такое – не знаю, но такие мнения были.
Сам собор 1917–1918 годов планировал поставить этот вопрос и, как вы знаете, ставил. Совсем недавно вышел очередной том Деяний собора, и там как раз есть это деяние – решение Собора о том, можно служить по-русски или нет. Его наконец-то опубликовали. Собор признал права русского языка (и украинского, к слову – тогда, естественно, говорили «малороссийского»). В 1918 году, в сентябре, это решение было принято и отправлено на утверждение Архиерейского совещания. Архиерейское совещание передало этот материал, это разрешение, уже для использования. Но было очень интересное условие: по решению прихода. Если приход хочет – пожалуйста. Нужно только решение большинства прихода и благословение архиерея. Многие архиереи были тогда настроены в этом отношении чрезвычайно позитивно.
Конечно, дальнейшие события привели к тому, что никто об этом решении даже не знал. Потому что это сентябрьское заседание собора 1918 года оказалось последним. Большевики разогнали собор, он не окончил свою работу. Тем не менее вопрос перевода богослужения был решён на нём именно так.
Есть переводчики богослужения и в наше время. Переводами занимается владыка Ионафан (Елецких). Переводил богослужебные тексты Амвросий (Тимрот). Некоторые службы перевёл владыка Иларион (Алфеев). Игумен Силуан (Туманов) занимается переводами не только современных богослужебных текстов, но и древних литургий.
Но вернёмся к началу пандемии ковида. Когда мне пришла в голову мысль о трансляции богослужения, стало ясно, что необходимо начать систематический перевод гимнографии, то есть Октоиха, двух Триодей и Минеи (хотя бы праздничной) – чтобы такие переводы были, чтобы они сразу звучали во время богослужения. Ведь на службе очень хорошо слышны малейший недостаток, малейшая дисгармония или неясность. Тогда можно сразу исправить перевод – ведь когда ты его делаешь, то не всегда можешь всё это услышать, даже когда сам пропеваешь новопереведённый текст.
Слава Богу, в 2020 году к Пасхе мгновенно собралась вторая группа моих помощников – тоже замечательная группа, даже, может быть, лучше первой. Сегодня её представляют Зоя Михайловна Дашевская, литургист, Пётр Сергеевич Озерский, филолог-классик, и Яна Руслановна Пантуева, филолог-славист. А ещё есть регент и люди, технически обеспечивающие этот процесс, ведь он связан с большой технической работой. Мы начали переводить, и за год почти всё сделали. Это невероятно, я сейчас сам не представляю, как это могло быть. Мы начали с Пасхи, с Триоди Цветной. Всю неделю работали, и к каждой службе, к субботнему, воскресному или праздничному дню мы готовили весь материал. Ну, что значит весь? Конечно, всё невозможно переводить. И не нужно. Мы ориентировались на имеющуюся богослужебную практику, например, на то, какие стихиры обычно поются в храмах, какие чаще всего выбираются тексты. Мы, конечно, предполагали немного сокращённый чин богослужения. Допустим, мы почти не переводили каноны на утрене. Конечно, были и исключения: нельзя же было не переводить эту часть богослужения на Страстной седмице. Ещё прежде были переведены канон свт. Андрея Критского, покаянный канон и правило ко святому причащению. Но еженедельные каноны по гласам мы не переводили. Это облегчило задачу. Мы выбрали действительно то, без чего нельзя, то, что, по нашему разумению, обязательно должно присутствовать в богослужении. Может быть, мы правильно уразумели, а, может быть, неправильно. Это будет видно по оценкам тех людей, которые будут использовать наши новые переводы.
Мы использовать их стали сразу. Так как наше богослужение можно было увидеть каждую неделю, то, конечно, в разных епархиях нашлись священники, которые очень этого хотели или даже уже начинали делать что-то подобное. А тут появился уже готовый перевод, а ещё мобильное приложение, очень удобное для использования.
Так прошёл год. Мы, конечно, ещё ничего не издавали, только сами читали и пели эти переводы во время богослужения и транслировали их на весь мир. Мы были удивлены, когда увидели, как много в разных странах мира, на всех континентах людей, которых интересует русское богослужение. Просмотров у наших трансляций было по 40, 50, 60 тысяч, а на Пасху или на Страстной ещё больше. Потом, когда пандемия стала уходить, это количество, естественно, сократилось. Но наши трансляции продолжались, и мы каждый год заново просматривали свои переводы и что-то немного правили. Всегда находились сложные места, которые, может быть, мы по смыслу переводили правильно, но могли допустить некоторые неточности, которые мы исправляли.
Одна из основных проблем – как найти сразу ту форму, которая хорошо бы звучала в общем контексте привычного нам православного богослужения? Потому что переводить текст можно в разном стиле. И некоторые люди считали, что не надо ориентироваться на церковнославянскую стилистику. Я помню, как мой хороший друг, отец Иннокентий (Павлов), Царство ему Небесное, говорил: не надо никакого церковнославянского, не нужен высокий стиль русского языка, который не употребляется в обычной речи, надо всё переводить по-простому! Мы с ним спорили, но, конечно, по-дружески.
После того, как мы три года подряд совершали богослужение по переводам гимнографии четырёх основных книг, нам стало ясно, что хотя отдельные небольшие правки всё ещё происходят, тем не менее дело в целом завершено. Какие-то правочки могут быть и дальше. Кто-то может предложить лучший перевод. Есть такие сложные греческие тексты, что их сразу и не поймёшь, а тем более не найдёшь самый подходящий вариант перевода. К слову, мы часто встречались и с ошибками, сделанными когда-то при переводе с греческого на церковнославянский. Церковнославянские переводы ведь совсем не идеальны, в том числе и по содержанию. Не всегда переводчики понимали, что они переводят, и поэтому есть серьёзные отклонения от греческих текстов оригинала. Поэтому и нам надо было понять эти тексты и поискать их иногда в древних евхологиях. Есть разные варианты богослужебных текстов. К сожалению, у греков очень мало критических изданий православной гимнографии. В то же время католиками было издано много древнегреческих богослужебных рукописей. Так что мы сами искали необходимые нам тексты по этим рукописям и правили то, что было непонятно, а иногда и просто искажено в церковнославянском переводе. Мы восстанавливали подлинный смысл этих фрагментов. И это было очень благодатно, радостно, хотя и очень напряжённо. Вот так мы и работали эти три года. И хотя мы как-то продолжаем эту работу, уже сейчас стало возможным издавать эти переводы, начиная с избранных песнопений Октоиха.
В наших ближайших планах издание Цветной и Постной Триодей и Минеи. Есть и другие планы, но всё за один раз не расскажешь.
Продолжение в следующем номере
