Интервью с Анастасией Схимовой-Стародумовой, автором программ о русской традиции, учредителем АНО «Русская цивилизация» (Ижевск)
Я занимаюсь историей петроградского Александро-Невского братства. Оно было флагманом братского движения в послереволюционное время. Поэтому мне очень интересно было бы узнать о том Александро-Невском братстве, в которое входили Ваши родители. Оно возникло уже в послеперестроечное время?
Да, видимо, так. Я помню, что в братстве было достаточно много человек (может быть, 40–50), среди них было много женщин. (Я сама человек, выросший в девяностые, и как ребёнок, я там тоже бегала между ними.) Это был цвет православного общества среди мирян. Руководил братством священник храма имени Александра Невского – кафедрального собора Ижевска. Всё это, я думаю, возродилось именно благодаря его инициативе. Сейчас он владыка в Глазове.
Мы с владыкой Виктором пересеклись в связи с темой трезвения. Он рассказывал нам об Александро-Невском братстве «Трезвение» (с 2010 года – приходском при Преображенском храме, а с 2014 года – епархиальном). Наши братья и сёстры ездили в Глазов на конференции и рассказывали о них много хорошего.
Да, владыка очень радушен, и ещё он очень творческий человек. Он в прошлом, ещё до рукоположения, был кинорежиссёром.
А об ижевском братстве я помню следующее: входившие в него люди были очень активны. Я расспрашивала маму, что это за братство и почему меня туда не берут? Это что же, тоже воскресная школа, как та, в которую я хожу, только для взрослых? Нет, это было именно содружество – содружество на основе Христовой любви, при этом деятельной любви, и деятели были направлены не вовнутрь, а вовне. Были свежие взгляды на город, на какие-то его проблемы. В братство входили люди и очень успешные, и обычные; и бизнесмены, и творческие люди. Я помню, что, общаясь, сидели за длиннейшими столами, и это была очень важная часть, потому что все вопросы даже юридического характера решались за трапезой.
При этом они вместе получали образование, ездили в паломничества, социально в каких-то направлениях работали. Но всё, как оказалось, держалось на одном человеке… Отца Виктора, нынешнего глазовского владыку, перевели, и всё ушло…
А как Ваши родители – вспоминали потом братство?
Да, моя мама вспоминала. Но она думала, что это естественная часть периода её неофитства, что так всегда будет. Я и сама удивлена, почему я сейчас не в каком-нибудь братстве… Но у нас ничего подобного в региональном отношении нет. Есть «Православная молодёжь Удмуртии», в которую входят, например, сорокалетние люди, которые преимущественно распивают чаи, ходят на православные балы и мечтают пережениться. Рабочие и социальные цели в таких организациях мелкие, потому что их задача соответствующая – сплотиться, узнать друг друга получше, найти пару среди православных. Разница с целями братства, насколько я помню, очень велика: в братстве практически все были уже люди в браке и семейные, достигшие различных карьерных высот, – они имели конкретные, а не абстрактные совместные задачи.
Сейчас к братствам бывает разное отношение: кому-то кажется, что это норма церковной жизни, а у кого-то, наоборот, само это слово вызывает подозрение… А у Вас не изменилось отношение к тому вашему детскому опыту?
Возможно, сейчас я бы тоже, взглянув на это под каким-то новым углом, свежим взглядом, удивилась бы, но тогда это было абсолютно в русле традиции. Я, правда, не знаю, откуда она пошла, но я так понимаю, что это было повсеместно.
Эта традиция существовала ещё с XV–XVI вв., новый импульс получила в середине XIX века, в ходе александровских реформ, а ещё была послереволюционная волна возрождения братской традиции по призыву патриарха Тихона. Но она основывалась уже на том, что было наработано до середины XIX века и дальше. У нас в Петербурге есть, наверное, десяток братств разной направленности: и трезвеннических, и социальных. А наше братство мы считаем просветительским. Вот надеемся все задружиться друг с другом. А вот как сейчас в других городах, не знаю…
Этот вопрос сейчас пытаются решить «сверху», на федеральном уровне, и в светском плане и в церковном, но то, что получается, пока не решает своих задач. Мы упускаем самый цвет молодёжи в отсутствие преемственности. А что касается самоорганизации на местах активных мирян, таких единицы, и в регионах с этим не всегда всё бывает здорово. Вот, например, у нас есть прекрасное всероссийское начинание «Фавор», изначально бывший не просто физическим пространством, а и форумом активных мирян. Но где они в жизни? Где этот цвет общества? Где горизонтальные связи, обмен опытом, интерес к содружествам? Безусловно, это есть, я очень трепетно слежу за этим и участвую, но этого настолько мало, что никто особо и не знает… Сила русских сегодня – в общинности, сила активных православных мирян сегодня – в соборности, а сила наших проектов – в «горизонтальных связях» по России.
Братства, конечно же, нужны и я видела, насколько продуктивным может быть этот опыт. И в детстве меня это очень впечатлило. Мне часто предлагают что-то такое организовать там в Удмуртии. Но мне кажется, хорошо бы такое дело начинали братья, и важно, чтобы это делалось при помощи священника, который окормлял бы это братство.
Мы с Вами встретились на заседаниях Русского университета, поэтому не могу не спросить: что из явлений русской культуры для Вас наиболее дорого, что трогает Ваше сердце?
Конечно, в первую очередь это вера. Это самое главное, всё на этом строится – и культура, и правосознание, то есть даже юридическая область. Сегодня она – одна из главных, потому что самые главные вопросы, как, например, эвтаназия, в том числе сейчас – для детей с нуля лет (в Канаде, например, обсуждают такой законопроект), аборты и прочее ломают этот мир. И без правосознания, основанного на чётком понимании добра и зла, а значит, на вере, – вообще никак. Именно это для меня связано с призванием России.
Беседовала Анастасия Наконечная
