Газета «Кифа»

Издание Преображенского братства

Господь даёт людям главное: стремление к смыслу и правде

Круглый стол «Наследие протопресвитера Александра Шмемана в современной литургической и пастырской практике». Часть 1

Дмитрий Сергеевич Гасак, первый проректор Свято-Филаретовского института

Дмитрий Сергеевич Гасак, первый проректор Свято-Филаретовского института: Книги о. Александра Шмемана стали широко появляться в церковной среде в начале 1990-х годов. Отношение к ним было очень разным, но всё же смысл и дух работ «Евхаристия. Таинство Царства», «Водою и Духом», «Великий пост» так или иначе начал входить постепенно в церковное сознание, а сами книги даже стали – о чём многие свидетельствуют – постоянным чтением студентов духовных школ. В нашем круглом столе участвуют священнослужители, и мне хотелось бы спросить, оказало ли на них влияние наследие о. Александра, восприняли ли они это наследие и смогли ли отразить в своём священническом служении.

Я с большой скорбью узнал, что о. Александр к тому времени уже почти десять лет как почил. Я внутренне вместе с ним тогда служил всенощную, мне даже казалось, что я слышу его, как он говорит интонационно, тонально, просто по смыслу сказанного, а его уже, оказывается, с нами не было, Царствие ему Небесное и вечный покой…

Протоиерей Александр Лаврин, клирик храма в честь иконы Божией Матери «Живоносный источник» в Царицыно, Москва

Протоиерей Александр Лаврин, клирик храма в честь иконы Божией Матери «Живоносный источник» в Царицыно, Москва: В 1990-е для меня как для молодого священника очень важным было слово на Литургии, да и на Всенощном бдении у нас тоже между вечерней и утреней произносилась проповедь. Тогда только что вышла небольшая брошюра о. Александра Шмемана «Двунадесятые праздники». Сейчас я осознаю, что какие-то проповеди в этом сборнике были более сильными, какие-то менее, но тогда для меня любая из них была очень хороша, и, честно говоря, я часто их по-школярски использовал, если был предстоятелем и говорил слово. Но самое главное, что на двунадесятых праздниках они меня самого трогали, и вообще, проповеди либо митрополита Антония Сурожского, либо о. Александра были как глоток свежего воздуха. Они оба как бы присутствовали вместе со мной на службе, поэтому я с большой скорбью узнал, что о. Александр к тому времени уже почти десять лет как почил. Я внутренне вместе с ним тогда служил всенощную, мне даже казалось, что я слышу его, как он говорит интонационно, тонально, просто по смыслу сказанного, а его уже, оказывается, с нами не было, Царствие ему Небесное и вечный покой… Конечно, сейчас, когда я уже прослужил достаточно, гораздо большее влияние на меня имеют и его «Дневники», и капитальные работы, но начал я как раз с проповедей.

Сейчас у нас в храме есть очень многое из того, о чём говорил о. Александр: служение с открытыми царскими вратами (на это есть благословение Патриарха, потому что отец настоятель работает в патриархии), Евангелие и Апостол читаются, естественно, лицом к народу, есть обязательные проповеди по сюжету Евангелия и Апостола, и причащаться получается вместе, а не как в большинстве храмов, где сначала за закрытыми Царскими вратами причащаются священники и дьяконы, а потом уже причащается вся церковь. И перед символом веры батюшка выходит и возглашает «Христос посреди нас!», и люди дружно отвечают: «И есть, и будет!» Мне кажется, это очень важным и так же продолжением того, что очень хотел бы видеть о. Александр. Другое дело, что принцип нашего настоятеля такой – не давить: кто из прихожан хочет дать друг другу целование мира, пожалуйста, кто не хочет – не надо.

И здесь я должен сказать, что всё-таки не случайно у о. Александра одно соединено с другим. То есть одна только форма решительно ничего не решает. Она может привести к тому, что я введу что-то, а потом мне придётся сказать: «Им это не нужно». Всё-таки здесь очень важно слово священника, который бы всё объяснил. Если правильно поставить проблему, то и отношение к ней будет уже совершенно иное. Мне кажется, здесь кроется как раз искомое. Человеку новые формы не должны быть непонятны, они им должны быть поняты, а объяснить уже должен, конечно, священник. Потому что иногда мы настолько за форму держимся, прямо всеми руками и зубами. И здесь очень важен смысл – смысл как правда. На мой взгляд, имя духовной правды – это и есть милость. Она не всегда бывает удобна, но она всегда бывает милостью Господней. Именно Божия правда. И как эту правду донести? Я, как и многие, со скепсисом смотрю на современную духовную жизнь в целом, хотя бы потому, что прекрасно сознаю, что сам пришёл из морока неверия, и всё, что встречаю сегодня в церкви, проходил в своей жизни, в самом себе. Но раз уж мне, такому, довелось стать священником, значит, Господь даёт людям главное: стремление к смыслу и правде, и я убеждён, что это стремление всё-таки может быть у всей нашей церкви. И здесь очень важно живое слово.

Отец Александр Шмеман как раз и делал богословие (а оно у нас порой слишком научное, суховатое) живым.

Кифа № 1 (281), январь 2022 года