Поэзия андеграунда и Святая земля
Как известно, впервые стихи, связанные с Землёй Обетованной, зазвучали в устах народных сказителей «калик перехожих». Русские паломники, странствуя по святым местам, слышали пение духовных произведений и сами вскоре обратились к поэтической проповеди. Многие духовные стихи имеют яркую библейско-палестинскую окрашенность. Скажем, в сказаниях о великомученике Георгии действо начинается в Святом Граде: «Во граде было в Иерусалиме» («Егорий Храбрый»), «Посторон святого града Иерусалима» («Егорий, царевна и змей»). В стихах о Рождестве мы переносимся в Вифлеемскую пещеру.
Интересно, что в творениях сказителей Святая Земля незримо, а иногда и зримо, соединяется со Святой Русью. Это видно уже на примере наиболее древнего космогонического текста о Голубиной книге. В ней мы находим, что «Иордан-река» выпадает из «Ильмень-озера», и что «Иордан-река всем рекам мати», ибо «крестился в ней Сам Иисус Христос». И «Фавор-гора всем горам мати», ибо «преобразился на ней сам Исус Христос». Иерусалим, понятное дело, «всем городам отец», ибо «тут у нас среда земле». А «кипарис-древо всем древам мати», так как «на тем древе на кипарисе объявился нам Животворящий Крест».
Эта традиция соединения Палестины с другими землями нашла своё продолжение в XX веке. Многим поэтам андеграунда удалось добраться до Земли Обетованной. И это произошло в эмигрантский период их жизни. Созданные этими авторами ещё до крушения СССР произведения можно рассматривать в контексте поэзии «второй культуры», поскольку внутренне они продолжили традицию, сложившуюся на родине. Да и цвет времени не изменился. Можно сказать, что эмигранты увезли с собой воздух эпохи и продолжили в эмиграции культурные поиски, начатые в советском подполье.
Так, Игорь Бурихин побывал в Святой Земле в 1985 году. Он написал ряд стихотворений, в которых присутствуют виды Израиля, библейские аллюзии и собственные переживания, самое сильное из которых – непопадание на богослужение в храм Гроба Господня. Точное название стихотворения – «О непопадании на литургию в Храм Гроба Господня».
Своё неучастие в таинстве поэт связывает с духовными вещами, вспоминает Марию Египетскую, которую Бог также не пустил в храм. Играя с евангельскими оборотами и синтаксисом («И. X. тио тесно…»), автор создаёт яркую композицию о покаянии. Стих пластичен, речь динамична, жива. Но само покаянное чувство в стихе заметить трудно.
Бурихин любит играть со шрифтами, его интересует визуальная поэзия. Его можно назвать модернистом (но никак не постмодернистом!), поскольку язык центрирует его произведения, они все строятся вокруг широко понятого языка (включающего в себя картинки, рисунки, географические карты). Тем интереснее встретить в его текстах обыкновенные словесные зарисовки. Например, такие:
«Где храмы, громоздясь
бок о бок, подпирают
друг друга в небо.
Где тех перегородок рост
к Всевышнему уходит в землю
тысячелетий крытых переходов
строительств разрушений
что лествицей.»
Чтобы создать такую зарисовку, поэту нужно было увидеть город самому, с помощью одних артефактов её не сделать.
Другой участник культурного подполья Римма Запесоцкая в стихотворении «Иерусалим» (1989) описала свою встречу со Святым Градом как момент высочайшего внутреннего напряжения.
«Я по его бродила мостовым
и умирала каждую минуту:
он был таким вещественно-живым,
мираж, в душе моей рождавший смуту»,
– передаёт она свои впечатления. Центральное место её рассказа – движение по Via Dolorosa, по легендарному пути Христа к месту распятия:
«По торжищу на Крестном на Пути шаг каждый как пройти мне удавалось? Прости мой грех, о Господи, прости, что сердце у меня не разорвалось!».
Интересно, что подобные чувства испытал в 1830 г. русский писатель Андрей Муравьёв, с большим трудом добравшийся в Святую Землю. Он шёл по дороге скорби и с горечью отмечал, что «дикий араб быстро несётся по крестной стезе на бурном коне своём, клубами подымая за собой священный прах её». Что «презренный, порабощённый еврей малодушно идёт по сему поприщу, где его преступные предки призвали ему на главу ту священную кровь, которою некогда она дымилась». Что «беспечный христианин равнодушно протекает вниз и вверх великую стезю сию».
В заключительных строчках Запесоцкая вспоминает ту светлую вершину, которую она когда-то увидела то ли во сне, то ли в откровении, вид которой скрылся. Она говорит о пути, который «потеряла в дольнем измеренье».
«И вновь найти его в земной пыли –
на это не хватило мне смиренья».
Это стихи-раскаянье и стихи-надежда.
Борис Колымагин
Кифа № 1 (269), январь 2021 года
