Интервью с председателем Преображенского братства Дмитрием Сергеевичем Гасаком
В мае 2024 года решением Священного Синода Межсоборному присутствию было дано поручение разрабатывать тему служения мирян в церкви. У Преображенского братства есть многолетний опыт не только размышлений на эту тему, но и их практического воплощения. Многие братчики имеют и опыт духовного послушания, и опыт служения. На какую богословскую и историческую традицию опирается этот опыт?
Инициатива Синода очень интересна и важна, и мы со своей стороны стараемся помогать этому церковному процессу, участвовать в нём. Преображенское братство и Свято-Филаретовский институт проводят семинары и конференции, посвящённые проблематике служения мирян в истории и современности. Необходимо, с одной стороны, проанализировать опыт экклезиологических исследований девятнадцатого и, в особенности, двадцатого века, а с другой – собрать и компетентно обобщить практику церковной жизни последних двух веков, когда основным идеалом духовной жизни всё ещё оставалось монашество, но в живом опыте духовной жизни церковь открывала и другие возможности.
Сегодня в нашей церкви нет стройного и развитого экклезиологического представления о служении мирян в церкви. Какого понятия ни коснись – и «миряне», и «служение» – всё является проблемой, требующей своего осмысления. Но есть исторический опыт церковной жизни XIX и XX века, когда миряне (точнее сказать, верные, не имеющие сана) занимались и просвещением, и миссией, и даже пастырским служением, то есть направляли свои силы, свою веру, свой разум и сердце на собирание церкви, укрепление её единства. Да, не всякую деятельность в церкви можно назвать служением. Но я уверен, что любое подлинное служение в церкви (и это согласно с представлениями протопр. Николая Афанасьева) можно узнать по тому, что оно служит её собиранию, то есть объединению верных во Христе и Святом Духе.
Представляется, что именно сочетание богословских идей, экклезиологических разработок последних десятилетий и практического опыта служения может быть плодотворным в церковной рецепции служения мирян для её общецерковного восприятия. И здесь, конечно, невозможно обойти вниманием опыт братств и общин. Думаю, что среди массы мирян подлинно служащими являются в первую очередь члены братств и общин, неформальных церковных объединений. Не знаю, думали ли авторы синодального решения о таком его развороте, но это так, если всерьёз отнестись к опыту нашей церкви последних 150 лет.
Но ведь практическое обращение к этой традиции в масштабах всей церкви наверняка столкнётся с трудностями?
Конечно. На этом пути есть много препятствий и прежде всего потому, что отношение к верным, к мирянам, в церкви очень потребительское. Впрочем, и миряне нередко отвечают на это функциональным отношением к духовенству. У нас всё-таки очень серьёзно выросла церковная институция, умножилось количество приходов, епархий и для поддержания всего этого большого церковного хозяйства, конечно, требуется много сил и средств. Очевидно, что недостаток этого сейчас испытывают в первую очередь священнослужители, основная ответственность на них. Так что вполне возможно, что у кого-то первая мысль в связи со служением мирян – это привлечение их к поддержке церковной институции. Институция для такого огромного организма, которым является Русская православная церковь, конечно, важна, но всё же основой церковной жизни по-прежнему является неформальное единство верных в вере, надежде и любви, и без этого никакая институция не выживет, особенно если чуть-чуть изменится политическая конъюнктура. Об этом не надо забывать.
Это неформальное единство наверняка связано с осуществлением и каких-то практических задач. Каких, как Вы считаете?
По-прежнему важнейшими задачами для церкви является духовное просвещение, катехизации взрослых людей, научение их основам христианской веры и жизни. Это дело фундаментальное для церковного собирания. Многим это кажется неподъёмным, представляется, что на это нет адекватного запроса. На самом же деле духовный запрос есть, и сейчас, насколько возможно судить, его проявляет молодёжь. Нам нужно быть готовыми на этот запрос ответить, чтобы не случилось того, что происходило в 1990-е годы, когда крещений было много, но только этим забота священнослужителей о воцерковлении народа и ограничивалась. Мы видим, что таинства сами по себе, «ex opere operato» как говорят на западе, без научения участию в них, без опыта общей жизни с другими верными не работают. И известная ещё с советского времени идеологема, что церковь будет жива до тех пор, пока в ней совершается евхаристия, имеет своё значение, но это minimum minimorum, это минимальный уровень существования церкви. А мы часто его воспринимаем чуть ли не предельным. Центр евхаристической экклезиологии – это евхаристическое собрание, а не совершение таинства Евхаристии само по себе. Это не клерикальная экклезиология, в центре её стоит не клир, а всё собрание, и о. Николай Афанасьев это прекрасно показал. Некоторые и сейчас пытаются возродить литургическое сознание II–IV веков, и замечательно, когда евхаристия служится не просто по образу совершения требы для людей малоцерковных, а по-настоящему. Но каждый пресвитер при этом должен открыть тайну собирания церкви, евхаристического собрания. И как раз опыт церковных братств показывает, как это может быть.
Почему же тогда по-прежнему существует недоверие к опыту братств?
Братство – это свободное единство, а у нас на сегодняшний день есть большое недоверие к свободе верных, к свободе членов церкви. Нам кажется, что свобода угрожает единству, хотя на самом деле как раз наоборот. История братских движений XX века показывает, что наибольшую верность, а следовательно, церковность, проявили как раз эти объединения. И современность это тоже подтверждает. Так что недоверие к братскому и общинному опыту не оправдано. Да и церкви без свободного единства не может быть. Если она существует и живёт, несмотря на все перипетии разных исторических эпох и социальных катаклизмов, то как раз благодаря такому свободному единству верных во Христе.
Беседовала Анастасия Наконечная
Кифа № 3 (319), март 2025 года
