«Его риза. Его любовь...»

Созерцание природы как путь Богопознания

«Трудно, очень трудно от всего этого отказаться. Не от путешествий, а от природы. Но и этим я насладился. Помнишь, как, стоя над Грассом, я любовался радующим глаз видом на милые тихие деревушки с черепичными крышами (а как цвели мимозы!) и на Каннский залив, такого тёплого сине-сиреневого цвета в тот предвечерний час. Я говорил себе: может, я всего этого больше никогда не увижу, но я всегда буду помнить об этой красоте и о том, что сейчас думаю. И я не забыл. Как не забыл дюны Пилы, или розовые скалы острова Бреа, или отвесную гору де ла Дан д′Орлю, или ветер в парусах на Чудском озере…»¹

Борис Вильде вспоминал природу, ожидая расстрела. Она ему снилась, он был ею утешен, природа, доступная в тюремном дворике (первый снег), вызывала воспоминания детства. Борис был благодарен за её красоту, цвет, запах. «Чего мне больше всего недостаёт: солнца, моря, леса и ветра, особенно ветра. Мне необходимо испытывать эту ностальгию, чтобы тюрьма не возымела надо мною власти»². В последнем письме своей жене Ирен он пишет: «Благословляю жизнь, щедро меня одарившую»³.

Если помимо богатства интеллектуального, помимо книжного общения с авторами многих веков, тюремные клочки живой природы и воспоминания о её безграничной красоте способны были наполнить благодарностью и утешением Бориса Вильде, одного из основателей движения Сопротивления во Франции в годы Второй мировой войны, то, возможно, и в годы иных потрясений и для иных людей, и даже для любого человека, обращённость к природе также целительна и даже богооткровенна.

«Вечерело. Ехали южною степью, овеянные благоуханием медовых трав и сена, озолочённые багрянцем благостного заката. Вдали синели уже ближние Кавказские горы. Впервые видел я их. И, вперяя жадные взоры в открывавшиеся горы, впивая в себя свет и воздух, внимал я откровению природы»⁴. Будущий основатель Свято-Сергиевского богословского института в Париже, в описываемое время отступивший от веры отцов учёный-экономист, говорит об откровении природы, о внезапно пришедшем к нему всеобъемлющем чувстве присутствия Вышнего… И где? В поезде, наблюдая красоту Божьего мира. Со скорбью пишет он о периоде своего безверья, с радостью – о возможности новой веры: «Душа давно привыкла с тупою, молчаливою болью в природе видеть лишь мёртвую пустыню под покрывалом красоты, как под обманчивой маской; помимо собственного сознания, она не мирилась с природой без Бога. И вдруг в тот час заволновалась, зарадовалась, задрожала душа: а если есть… если не пустыня, не ложь, не маска, не смерть, но Он, благой и любящий Отец, Его риза. Его любовь… Сердце колотилось под звуки стучавшего поезда, и мы неслись к этому догоравшему золоту и к этим сизым горам»⁵.

Для того, чтобы пройти с отцом Сергием Булгаковым его «зовы и встречи» и «переживания божественного», конечно, можно перечитать его книжку «Свет невечерний», хотя бы «историю одного обращения», где автор описывает свой непростой путь к Богу. И если его Бог простил, и вернул к Себе, в том числе через естественное Откровение, – может быть, и меня, ныне отступника и миролюбца, может вернуть к Себе, например, через зрение красоты творения?

Для созерцания красоты Божьего мира не всегда нужны горы Кавказа и далёкие путешествия. «На ноже карманном» можно найти «пылинку дальних стран», и вновь красота творения будет будить и волновать тебя. Тяжёлые переживания, смерть отца, зима и холод, отчаяние преследовали Александра Блока. Но и ему, в ночи возвращающемуся домой, открывается то, за что он только бесконечно благодарен. В этом «чём-то» есть и красота мироздания:

Тогда – остановись на миг
Послушать тишину ночную:
Постигнешь слухом жизнь иную,
Которой днём ты не постиг;
По-новому окинешь взглядом
Даль снежных улиц, дым костра,
Ночь, тихо ждущую утра
Над белым запушённым садом,
И небо – книгу между книг...

Александр Блок
«Когда ты загнан и забит…»

Благодарность, принятие всего, рефрен библейских слов «мир прекрасен» – всё это говорит о религиозном вдохновении, постигшем поэта однажды ночью на обычной петербургской улице. Почему же я не вижу на этой улице «узоров на стекле фонарном», а замечаю только грязный снег? Не вспоминаю «образ матери склонённый», а перебираю новости бесконечных телеграм-каналов?

Благотворность созерцания природы отмечена многими святыми, поэтами, психологами. Могу ли я сейчас, вместо того, чтобы предаваться тягостным впечатлениям, извне и изнутри борющим меня, обратиться к созерцанию природы? Может быть, и мне даст сегодня «малиновая слива» и серебристый ландыш при звуках текущего ручейка путь к Тому, от Кого истекает и к Кому восходит всякое бытие…

Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, –
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога.

Михаил Лермонтов
«Когда волнуется желтеющая нива...»