Газета «Кифа»

Издание Преображенского братства

«Сознаемся же и покаемся: мы сами виноваты в смуте наших дней и в тех опасностях, которые угрожают единству русского народа»

Священник Николай Загоровский с членами общины Феодоро-Стратилатовского храма при Александровской городской больнице Харькова
Священник Николай Загоровский с членами общины Феодоро-Стратилатовского храма при Александровской городской больнице Харькова

Среди наследия святых, в земле Русской просиявших, есть тот, чья жизнь поражает своим стремлением к евангельским основаниям жизни, пусть и с какими-то шероховатостями и ошибками, бывавшими у святых. Это преподобноисповедник Серафим Харьковский (1872–1943). До принятия монашества Николай Загоровский служил священником Богодуховского уезда Харьковской епархии (затем в храмах Харькова). Страдавший от «тупого требоисправительства»1 и видевший его вред для церковного народа отец Николай напряжённо размышлял о путях возрождения Русской церкви и общества. Его статьи печатались 12 лет – с 1902 и по 1914 – в епархиальном журнале «Вера и Разум». Переживая революцию 1905 года, он в 1906 году пророчески призывал Божий народ к покаянию: «Сознаемся же и покаемся: прежде всего, мы сами виноваты в различной степени в той отечественной смуте наших дней и в тех опасностях, которые угрожают единству русского народа и его “тихому и безмолвному житию во всяком благочестии и чистоте”»2. Священник называл причину происходящего: «В нас самих, в семьях наших, в детях наших кроется корень всего того общественного зла, которое свирепым ураганом нахлынуло на всю землю русскую…» – и молился: «Господи! Спаси святую веру православную и дорогую Отчизну и научи нас всех творить волю Твою!». В статье 1908 года он писал, что если не покаемся – столкнёмся с террором, установлением босяцкой диктатуры и варварским истреблением всех и вся: «Человек проклянёт такие порядки… погибнет свобода, погибнет жизнь, счастье и радость»3. Варварство и дикость приведут к «ужасным картинам нищеты, рабства, отупения, слёз, горя, злобы, непримиримой вражды, неправды и озверения человеческих нравов»4. Позже, в 1910 году, он пророчески напишет: «А забудет русский народ Христа, оторвётся от Его святой и питательной лозы, обоймёт всех “чад неверия”, тогда можно будет сочинить и разыграть всякую революцию… тогда именно и настанет время и власть тьмы (Лк 22:53)…»5

Несколько лет спустя отца Николая перевели в Харьков. С «особым хором»6, вместе с другими верными, он ходил по домам с молебнами: все чаёвничали, пели песнопения (отец Николай и сам писал псалмы) и общались. Он изучал материалы предстоящего Поместного собора 1917–1918 гг. и в его ожидании делал многие вещи. Начиная с 1905 года собирал верных, писал о необходимости перевода богослужения на русский язык, поскольку славянский – «отживший, неудобопонятный»7. (Надо сказать, что редакция журнала не поддержала автора, высказавшись за «обновление малопонятных богослужебных слов и выражений, но только в славянских же формах».) Будущий исповедник веры замечал, что многие пастыри церкви уже не только задумываются над вопросом перевода, но «благопристойно и чинно» вводят новшество в собственную церковную практику. Священник надеялся хотя бы на повсеместную частичную русификацию богослужения. Он выступал за чтение Евангелия лицом к народу, говорил о необходимости проповеди после Писания и организации внецерковных собраний, делая всё это и на своём приходе. Ему было важно преодолевать разрывы, существовавшие в православной традиции. Будучи настоятелем прихода харьковской церкви во имя прп. Серафима Саровского, он стремился к тому, чтобы во время богослужения звучало общенародное пение: «Что-то дорогое, давно-давно минувшее воскресает в вашей памяти, когда вы слышите в храме дивную повесть о житии, подвигах и страдании какого-либо угодника Божия или мученика … [и] своды храма оглашаются общим пением молитв… словно в первые дни христианства. Здесь вы видите одну братскую христианскую семью, имеющую одну душу и одно сердце»8. Он призывал к созданию кружков (братств) ревнителей православной веры и христианского благочестия, и один такой был создан в харьковском Доме трудолюбия. Предлагал распространять брошюры и листки христианско-нравственного содержания, создавать для этого на приходах «пастырские комитеты» и поощрять должность «книгонош-собеседников». Будучи затем настоятелем прихода церкви во имя св. Феодора Стратилата при Александровской больнице, читал Апостол и Евангелие лицом к народу и дважды проповедовал – долго, часа по два. (Вспоминают, что «он… всё время плакал, и все плакали»; а на Акафисте Божьей Матери «Взыскание погибших» прихожане вместе с ним становились на колени – продолжая слёзные молитвы, до ран на ногах.) В этот период жизни отец Николай был и законоучителем в церковно-приходской школе при Харьковском Епархиальном женском училище, так что его стремление к жизни на евангельских основаниях давало свои плоды. В 1910 году ему было 38 лет, в полноте раскрывалось то, что давалось Господом и чем он служил Его Церкви. Видимо, активная жизненная позиция священника и послужила причиной перевода из Серафимовской церкви в Феодоро-Стратилатовскую (между 1909 и 1910 гг.), поскольку вызывала отпор местного священства (в письме из первой ссылки отец Николай упоминает, что был гоним и судим за усердие к Божьей жизни «духовными собратами»9). Но с ещё большим рвением продолжал он служить Христу: с 1912 года отец Николай Загоровский становится секретарём Епархиального попечительства о бедных лицах духовного звания и занимает этот пост более пяти лет, а в 1913 году входит как священник-миссионер от Харьковской епархии и в православную Общероссийскую миссию. В том же году он организовал паломничество от «Кружка ревнителей… веры и благочестия» при харьковском Доме Трудолюбия. Писал он всё меньше: время, отдаваемое им на рождение печатного слова, стало уходить на общение с народом – глаза в глаза, по-евангельски, ибо «вера – от слышания»10.

В 1914 году отец Николай вступил в уездное братство великомученицы Варвары – одно из уездных братств харьковской епархии, входивших в состав Братства во имя Озерянской иконы Божией Матери, став в нём членом-соревнователем с совещательным голосом. Идея этого Братства родилась не «снизу», а по инициативе митрополита Амвросия (Ключарёва). Её развитие продолжили архиепископ Харьковский и Ахтырский Арсений и митрополиты Флавиан (Городецкий) и Антоний (Храповицкий). Оно созидалось ради проповеднического служения, а во время Первой мировой войны в нём появились служения благотворительности и просветительства. Были Устав и правила, была и поддержка общества в лице интеллигенции, но братские отношения, к сожалению, оказались не столь крепкими, чтобы продолжиться тайным образом, как у ряда церковных братств 1920–1930-х гг., и в 1917 году это братство закрылось. Закрылся и журнал «Вера и Разум»11.

С 1914 года отец Николай становится духовником женского монастыря в честь иконы Божией Матери «Взыскание погибших», где созидались подлинно братско-сестринские отношения (монастырь готовился к открытию, строились его здания, но из-за революции не успел открыться и существовал на подпольных основаниях). Христова любовь связала священника с послушницами и монахинями на всю жизнь. «Прилепились» к узкому пути ученичества во Христе и духовные чада из прихожан, жаждавшие духовного руководства.

* * *

С 1918 года на отца Николая начались гонения и не прекращались вплоть до его упокоения. В первый раз его арестовали за проповедь Христа. Большевики предложили, что не будут трогать пастыря, если он откажется от проповедей и высказываний насчёт новой власти. Он решительно отказался это сделать. После краткого пребывания в тюрьме священника выпустили, поскольку возмутились харьковчане – так почитали батюшку. Дальше – арест в 1923 году (за «контрреволюционные проповеди» и нежелание подчиняться ставленникам «Живой церкви»12), затем – в 1930 году из-за поминания Патриарха Тихона (Беллавина) и отказа признать Декларацию 1927 года (надо сказать, что ещё в 1928 году отец Николай примкнул к «иосифлянам»13, которые после пика гонения ушли в катакомбы). Всё время заточения он причащался запасными Дарами и продолжал тайную переписку с духовными чадами, навещавшими отца Николая в свою череду. Так сохранялась живая ниточка братской связи между ним и теми, кто жил в тайной «тихой пустыньке», не от мира сего.

Послушницы «Тихой пустыньки»
Послушницы «Тихой пустыньки»

Гонимый, он не был посторонним наблюдателем церковной жизни. Из первой ссылки батюшка делился с братьями и сёстрами тем, что понял смысл страданий как своего ответа Господу за грехи народа, который жил до революции, не разбираясь в том, что есть Христово добро и что есть зло тьмы. Батюшка прозревал, что смешение этих понятий – от «разрухи в головах». Многими овладевал безбожный дух, насильственно вытеснялось «русское» (из разряда лучшего) в стремлении укрепить «советское». Вот что писал отец Николай: «во искупление грехов наших… снесу невинно это тяжкое осуждение»14. Он вновь и вновь напоминал духовным чадам, как «умолял всех о покаянии…»15 и говорил о важности его духовных плодов: о всепрощении, о жизни без зла, во взаимных друг к другу добрых отношениях. Неизменно звучало в его письмах: «Всем вам надлежит каяться и плакать, и молиться, ибо все вы, хотя и в разной мере, но виноваты друг перед другом… грешны перед Богом: никто пусть не обвиняет другого пред собою и никто пусть не оправдывает себя перед другими!»16 Был и мотив братолюбия и стойкости: «Друг друга любите, друг друга жалейте, друг за друга стойте, как родные, ибо, если сами себя не пожалеете, то теперь мир такой и люди такие, что восстанут на вас за любовь ко Господу и не пожалеют вас»17. Вспоминал отец Николай и Украину – ему пришлось покинуть её как преступнику, «претерпев узы и темницу <…> оставив плачущую родную семью, скорбящих неутешно в разлуке духовных детей!»18.

В своих стихах он вопрошал :

Где ты, родная моя Украина?
Увижу ли вновь твои степи, поля?
Услышу ль церквей твоих звон заунывный.
Услышу ли дивную песнь соловья?...

На Соловках отец Николай принял монашеский постриг и был отправлен уже как иеромонах Серафим по этапу на Крайний Север. Осилил этот этап он один – по молитвам Господу через любимого им святого, прп. Серафима Саровского, – остальные погибли. В 1935 году его выпустили на поселение, а к концу 1940-го разрешили уехать с Севера и выбрать любое место, кроме Харькова. Он выбрал Обоянь под Курском. Вернувшись в Харьков во время оккупации, он был на внешний взгляд уже старым, больным, неработоспособным, измученным тюрьмами и ссылками человеком. Но остались свидетельства о том, что иеромонах Серафим продолжал руководить тайным женским монастырём и служил в своей домашней церкви. Дух соборной радости витал в сердцах верующих во время литургии, проходившей в полуподвале его собственного дома. Это было торжество с прекрасным пением. «Все причащались, все так радовались, как будто вернулось прежнее…», – вспоминала матушка Иерусалима19.

* * *

Преподобноисповедник Серафим Харьковский в 1981 году Русской православной церковью Заграницей. С 1993 года память местночтимого святого почитается и в Соборе новомучеников и исповедников Слободского края (19 мая/1 июня).

В начале XX века многие святые земли Русской призывали к покаянию, но – не были услышаны. Большинство людей в глухоте своих сердец отвернулись от Христа. Преподобноисповедник Серафим Харьковский не выставлял напоказ свою жизнь на евангельских основаниях. Будучи из знатного рода, он отказывался от комфорта. Господь укреплял его в скорбях и болезнях – это помогло затем в гонениях. Он звал Божий народ к покаянию, но не был услышан. В этом суть его дореволюционного духовного наследия.

Многое в плодах его покаяния востребовано теперь в Русской православной церкви: его бескомпромиссность – он не шёл ни на какие переговоры с большевиками и продолжал верить в Святую Соборную и Апостольскую Церковь, стойко выдерживая диктат государства. Его опыт собирания верных, созидание общинно-братских отношений, в центре которых – Господь. Важен его опыт окормления духовных чад на узком пути ученичества. Не случайно третье письмо 1923 года «Сестрам-Девочкам» он начинает с призыва «Христос посреди нас!»20, подтверждая тем самым ценность общинно-братского бытия Церкви. Удивительна его милосердная готовность подставить плечо тем, кто моложе, кто ослабел духом, и в тоже время призыв к ним не уходить с пути Христова. В 1929 году он пишет: «Если невмочь кому-либо из вас идти далее на нашу Голгофу, если некоторые из вас как бы совсем ослабевают, иные падают под тяжестью своего креста, а иные захромали и отстают, тогда все вы, мои ослабевшие на Божьем пути деточки… подойдите ко мне, отцу вашему, и возложите кресты на мои израненные плечи. Я буду их нести один, только молю вас: вы, облегчённые от этой крестной ноши, идите за мной! Один понесу за вас с любовью, мои родные, только бы никто из вас не ослабел бы совсем и не погиб, и не сошёл с пути Божьего, с пути спасения… Умоляю вас: держитесь вы Единого Господа!»21

Для нас сейчас лучшее в этом духовном опыте – пророческий дух, взывающий к покаянию и личной ответственности за возрождение Церкви, жертвенная верность Христу и милостивое отношение к верным. Вопреки всему советскому и постсоветскому нам важно входить в духовное наследие новомучеников и исповедников, укрепляться опытом Христовой победы над любыми обстоятельствами мира сего.

Тамара Тябут

————

1 Загоровский Николай, свящ. Мысли пастыря. Заметка 1908 года, отклик на статью «Виноваты ли мы», опубликованную в 1905 году в газете «Херсонские Епархиальные Ведомости» священником Александром Сипягиным. Здесь и далее, если не оговорено иное, письма и статьи прписп. Серафима цитируются по: Шоломова София. Харьковский Серафим. Харьков, 2003. – 188 с.

2 Загоровский Николай, свящ. Мысли Ф.М. Достоевского с проповедями народу Слова Божия в связи с современностью.

3 Загоровский Николай, свящ. Современный социализм перед судом Божиим.

4 Там же.

5 Загоровский Николай, свящ. Светлой памяти Императора Александра III – Царя Миротворца, и великого молитвенника русской земли отца Иоанна Кронштадтского, как выразителей идеалов русского народа, статья.

6 Концевич И.М. Старец Анатолий «Младший» († 1922), глава 16. Отец протоиерей Николай Михайлович Сангушко-Загоровский (в монашестве Серафим) (1872–1943), подглавка. / Оптина пустынь и её время. Репринтное издание Свято-Троицкая Сергиева Лавра. – 1995. с. 437–451.

7 Там же. Глава 16.

8 Загоровский Николай, свящ. Современный социализм перед судом Слова Божия.

9 Письма к духовной дочери Ксении (без даты). 1923 год. Письмо 1-е.

10 Рим 10:17.

11 Шоломова София. Харьковский Серафим. Глава 1.

12 Матвиенко М., прот. История Харьковской епархии (1850–1988 г.г.). – Харьков, 1999.

13 Течение, оппозиционное митрополиту (Страгородскому) после «Декларации» 1927 года, названное по имени духовного руководителя митр. Иосифа (Петровых). Иосифляне представляли собой одно из крайних течений среди других не поминающих митр. Сергия в качестве главы церкви.

14 Из «Писем к Сестрам – Девочкам». 1923 год. Письмо 1-е.

15 Там же. Письмо 3-е.

16 Там же. Письмо 5-е.

17 Там же. Письмо 2-е.

18 Из писем к духовной дочери Ксении. Письмо 3-е.

19 Шоломова София. Харьковский Серафим.

20 Письма к Сестрам – Девочкам. Письмо 3-е.

21 Из «Писем к Сестрам – Девочкам» (Пометка карандашом: «на Рождество 1929 года»).

Кифа № 1 (281), январь 2022 года