Из интервью священника Георгия Кочеткова
Вопрос о святыне – это очень трепетный, очень важный вопрос, действительно связанный с русской идеей. Как русская идея порождает наши святыни, так и эти святыни формируют русскую идею и поддерживают её в живом историческом контексте. Святыня – это нечто живое, в русской традиции уж точно. У всех есть и должны быть два рода святынь: светские и духовные, церковные. Они находятся в определённых взаимоотношениях, но они всегда несколько разные. На протяжении всей русской истории они пытались сосуществовать как-то симфонически, гармонически.
Сейчас в нас сидит боль за наши святыни – и отсюда крайняя актуальность нашей темы. У нас нет своих святынь, поэтому у нас нет своих авторитетов, а поэтому у нас сейчас нет и русской идеи, и значит, полноценного русского народа. Важно, что в истории святыни народом обретаются, важно и то, что святыни могут народом теряться. Кроме того, важно помнить, что святыни могут искусственно конструироваться и навязываться народу, а народ при этом должен смотреть, принимать эти навязанные ему святыни или не принимать.
Вся русская история – это тоже история русских святынь, как и история раскрытия русской идеи. Если брать в целом домонгольский период, то мы увидим, что первой общерусской святыней практически сразу стала Киево-Печерская лавра. Святыней для людей был и великий князь, заботящийся о процветании государства, а с церковной стороны ею был митрополит. Главной русской святыней быстро стала икона Владимирской Богоматери XII века. Конечно, святыней тогда была и Русская земля, наряду с главой Русской церкви и главой Русского государства. Понятие Русской земли как земли крещёной и русского народа как по преимуществу крещёного понимается у нас как святыня, и это правильно. Русский народ всерьёз появляется только тогда, когда он принимает крещение.
Стоит вспомнить три периода нашей истории, которые коренным образом меняют нашу жизнь, в том числе меняют представления о святыне. Если перейти к послемонгольскому периоду до времени Петра I, до периода истории Российской империи, то и здесь есть понятие Русской земли. Прп. Сергий Радонежский сразу был воспринят как игумен земли Русской, хотя он даже не князь, и значит, князь для народа имел меньшее значение, чем создатель и руководитель монашеской общины, святой человек, который направляет и важнейшие действия князей. Из-за этого Троице-Сергиева лавра становится святыней, на которую переходит слава Киево-Печерской лавры. Появляется и икона, которая становится такой же общенациональной святыней, какой была Владимирская. Владимирская Богоматерь сохраняется как неотъемлемая от русского народа святыня, но появляется прп. Андрей Рублёв со своей «Троицей».
К тому времени и Киев через Владимир переезжает в Москву, поэтому новой русской святыней становится Московский кремль, где сидит великий князь и где живёт глава церкви, так что и здесь есть прямая преемственность. Персоналии могут меняться, «олицетворение» святыни может быть несколько иным, но святыни остаются те же – Русская земля, глава церкви, глава государства, лавра и чудотворная икона.
Конечно, акценты постепенно меняются. После падения Константинополя в середине XV века возникает идея преемственности государственной власти как власти священной, которая должна находиться в симфонических отношениях с церковью, и тогда возрастает роль руководителя государства. Русское государство ещё не было единым, но видно, как всё это растёт именно через Москву, потому что Москва становится центром русской жизни.
Потом идёт время устроения и расширения русского государства – с царя Ивана Грозного до имперского времени. Русская земля как святыня укрепляется. В то время акценты смещаются в сторону расширения Русской земли, в основном на восток, хотя и на запад, ведь воссоединение Украины с Россией в 1653 году – важнейший факт восстановления единства Руси, русского народа.
Тут мы переходим ко временам Петра Великого и имперской России. Здесь тоже есть понятие Русской земли как святыни, но это уже империя. Это Русская земля, но на ней живёт много народов, и русский народ всячески помогает их просвещению, их самоорганизации, их включению в культурную, цивилизованную и духовную жизнь – а это три близких, но не тождественных реальности. Возникает совсем новый город Петербург. Фактически всё приходит к реальности двух столиц: есть старая столица – Москва, где есть старые русские святыни, и есть новые русские святыни – петербургские. От московских они отличаются прежде всего тем, что глава государства святыней остаётся, а глава церкви уже нет, потому что его самого нет, так как упраздняется патриаршество. Это не случайно, поскольку в целом идёт резкий крен в сторону разделения святынь духовных и светских. В Петербурге тоже появляется своя лавра, как она была в Киеве и под Москвой. Но Троице-Сергиева лавра была больше укоренена в нашей истории, а Александро-Невская больший акцент ставит на общеполитических процессах истории европейской.
Постепенно к началу XIX века для русского человека святыней становится его голос совести. Для русской культуры, в том числе народной, крестьянской, решение всех споров и проблем по совести и по правде (а в высших кругах – по чести и совести) становится важнее решения их по юридической норме. Чувство правды, чести и совести было для русских людей очень важным.
XIX век – это блестящий век русской культуры, русской литературы, русской музыки, русского искусства и русской духовности. Я имею в виду, конечно, не столько официальных представителей церкви и государства, а прежде всего таких, как старцы Оптиной пустыни и как создатели православных братств, например Николай Николаевич Неплюев. И конечно, Пушкин, Достоевский, Гоголь, Толстой и многие другие русские поэты и писатели – это действительно святая русская литература и наша светская святыня, т. е. «наше всё». Безусловно, если мы пришли к XIX веку, то мы должны здесь говорить и о всемирной отзывчивости как христианской русской идее и русской святыне, т. е. о желании русского народа и России просветить весь мир, оторвав его от рабства у тьмы. Происходит явление настоящего русского Ренессанса, русского Возрождения, пусть и очень краткого, насильственно оборванного большевиками.
В XX веке происходит срыв, и русский человек оказывается вообще без своих святынь. Все святыни попираются, уничтожаются, оскверняются – и храмы, и иконы, и лавры, все национальные традиции, а главное их носители – лучшие русские люди, как и их светские и духовные руководители. Нет уже понятия Русской земли, уже не священной фигурой являются церковные служители. Псевдосвященными фигурами становятся советские руководители. Советская земля – это уже не Русская земля, советская культура – это уже не русская культура. В это время всякое желание жить по-русски, в соответствии со своими святынями, русским призванием и со своей русской идеей уходит вглубь, куда-то в тень и в подполье.
Тут ещё можно сказать и о русской душе, поскольку русская идея и русская душа почти синонимы. Это очень важно, потому что из всего сказанного о русских святынях – и из всемирной отзывчивости, и из безграничности Русской земли, и из образа милосердия, жалостливого ко всем, – как раз вырастает русская идея соборности и личностности, братства и общины, которая может быть предложена всякому русскому человеку не только в церковном, но и в светском варианте. В потенциальном и реальном русском народе постепенно становятся важны не просто иконы, не просто лавры и старцы, не просто главы Русской церкви и Русского государства. Акцент в восприятии образа русской святыни ныне переносится на духовные качества. Даже столь важное для нас понятие Русской земли, которое сейчас официально отменено, но которое есть в сердце каждого русского человека, потому что его нельзя отменить, ведь это не юридическая, не формальная категория, – даже эта святыня не превосходит святыни соборности и личностности в русском варианте, как и общинности и братскости. Поэтому русский человек может принять идею покаяния и духовного возрождения даже в той обстановке, в которой мы живём, похожей на духовную пустыню.
Нам надо поддерживать наши основные святыни, для чего в первую очередь нужно вернуться к главнейшей Святыне – к Господу Богу, ко Христу, к Церкви, но не просто как человеческой организации, весьма несовершенной, а как живому народу Божьему, который может и в перспективе понести крест всемирной отзывчивости. Это идеал и призвание Русского народа и Русской церкви.
Наше призвание очень глубоко и широко. Так Бог судил, это не мы сами выбрали. Наша история могла бы развиваться совсем по-другому, но на сегодняшний день по воле Божьей есть то, что есть, и мы не можем эту волю отвергнуть.
Беседовал Алексей Наумов
