Говорят участники конференции, посвящённой наследию протоиерея Сергия Булгакова и священника Павла Флоренского
XV научно-богословская конференция Свято-Филаретовского института, состоявшаяся 3–5 октября в Москве, собрала участников из Великобритании, Германии, Голландии, Греции, Италии, Польши, России, США, Франции, Швейцарии.
Форум, обращённый к наследию двух выдающихся русских мыслителей XX века – протоиерея Сергия Булгакова и священника Павла Флоренского, – продолжил серию конференций, посвящённых вопросам современной православной экклезиологии – учения о Церкви. Конференция, в которой приняли участие представители 24 образовательных и научных организаций, была приурочена к двум юбилейным датам: в 2021 году исполнилось 150 лет со дня рождения протоиерея Сергия Булгакова (1871–1944), а в нынешнем году отмечается 140-летие священника Павла Флоренского (1882–1937).
На пленарных заседаниях было представлено и обсуждено 22 доклада, прошло и два круглых стола – «Дружба в церкви и церковь-дружба» и «Христианин и церковь в ситуации исторического выбора».
В рамках конференции также состоялась презентация специального номера богословского научного журнала «Вестник СФИ», посвящённого вопросам современной христианской антропологии.
«Кифа» обратилась к нескольким участникам конференции с вопросами.
Как Вам кажется, какими могут быть проблемы и перспективы полноценной рецепции богословских трудов протоиерея Сергия Булгакова и священника Павла Флоренского?
Никита Кириллович Сюндюков, исследователь русской философии, старший преподаватель РАНХиГС: Проблема рецепции таких концепций – это прежде всего проблема догматического развития, которая восходит ещё к XIX и началу ХХ века: насколько возможно развитие богословия, коль скоро все богооткровенные истины святыми отцами нам были уже даны? И какой смысл тогда вообще богословствовать, когда надо просто выучивать то, что уже было открыто в Предании? Поэтому, видимо, нам нужно опять вернуться к этой проблеме и поставить перед собой честный вопрос, может ли существовать богословие как приобретение нового знания, или богословие – это всё-таки что-то сугубо школьно-академическое, просто ни на что не претендующая выучка.
Если следовать второму подходу, всё закупорено, запечатано. Мы можем открыть, понюхать, приобщиться, но самим что-то производить не получится. Этот вопрос не подразумевает конкретный ответ, и я сам не могу его до конца решить.
Вопрос церкви и истории – тот же самый вопрос: может ли Церковь внутри себя видоизменяться или не может?
В то же время я хотел бы сказать, что на самом деле не всё так плохо с принятием наследия о. Сергия. Если почитать интервью Дэвида Харта, одного из передовых современных американских богословов, он открыто признаёт, что Булгаков – это главный мыслитель и богослов ХХ века, и что всё современное богословие так или иначе на него опирается. Думаю, нам не помешало бы чуть больше открытости к мировым тенденциям богословия, которые связаны с почтением и уважением к нашим мыслителям, которых сегодня перечитывают и цитируют.
Виктор Петрович Троицкий, старший научный сотрудник «Дома А.Ф. Лосева» – научной библиотеки и мемориального музея: Если сопоставить эти фигуры, то, конечно, о. Сергий Булгаков успел больше выговориться как богослов. Это понятно: условия их жизни были разными. И наследие о. Сергия сейчас активно изучается, об этом можно судить хотя бы по последним конференциям, которые проходили и в отечестве нашем, и за рубежом. Форум в Швейцарии, в котором участвовали и некоторые наши коллеги, был просто грандиозным. В этом смысле рецепция трудов о. Сергия Булгакова выглядит, можно сказать, благополучно.
В то же время как читатель, «освоитель контента», я сам больше могу говорить об о. Павле Флоренском. Это мой автор, я им много занимался. И на мой взгляд, П.А. Флоренский как богослов ещё до сих пор не прочитан. Вот пример: я не видел ни одного яркого отклика, реакции на «Философию культа», вещь, которую издавали в конце 1990-х и в начале 2000-х годов в популярной многотиражной серии публикаций, подготовленных отцом Андроником (Трубачёвым). Всё внимание, получается, направлено на «Столп и утверждение Истины».
При этом важно понимать: и о. Сергия, и о. Павла нельзя отрывать от исторического контекста. Они ещё и носители духа того времени. Они несли культуру и фактически её олицетворяли. Это тоже очевидно. Поэтому по-настоящему понимать их можно только тогда, когда мы и саму эту культуру освоим. А без этого к их трудам нельзя подступаться. Так что задача непростая, особенно когда это касается таких сложных тем, как экклезиология и эсхатология.
Ещё, конечно, о. Павел Флоренский, если говорить о нём, фигура смыслособирающая, смысловой центр, как-то умудрившийся включить в себя токи времени – разносторонние, с разных этажей реальности. Хорошо было бы, если бы изучение его наследия, его личности, его творчества помогло хотя бы чуть-чуть изменить нашу общую философскую антропологию. Ведь из писем Булгакова к Флоренскому видно, что он к своему младшему другу относился как к явлению искусства, к «античной амфоре», то есть фигуре настолько драгоценной, что надо так к ней и относиться. Легко ли это? Не знаю, думаю, что трудно.
Что Вы могли бы посоветовать читать из трудов о. Сергия и о. Павла не богословам, а, например, активным прихожанам, которые живут обычной жизнью на приходе, но при этом им хочется чего-то большего?
Н.К. Сюндюков: Самое основное, мне кажется, это богословие радости, которое есть и у Флоренского, и у Булгакова, вера в то, что мир в своей основе чудотворен, что он буквально светится этой радостью.
Потому что зачастую у христиан возникает некое отрицание истории, отрицание культуры, представление, что это всё гнёт, мрак, страх, а вот есть какая-то подлинная светлая, святая история. Люди впадают в некий небольшой внутренний гностицизм. И мне кажется, то очень простое и в то же время очень глубокое ощущение радости, которое и Флоренский, и Булгаков могут подарить, собственно и способно помочь противостоять этому искушению. Для Флоренского христианство началось с ощущения красоты мира. Да и для Булгакова тоже. Если почитать «Свет невечерний», он тоже сначала ехал по горам Кавказа и поражался той красотой, которая его окружает, и тогда почувствовал внутри себя зов Бога. Поэтому я думаю, что радость, красота – это то, что они могут подарить простым христианам, тем более, что многие их книги написаны очень красивым художественным языком.
В.П. Троицкий: Если говорить об о. Сергии Булгакове, то может быть, стоит начинать со «Света невечернего». Хотя эта книга с профессиональной точки зрения сделана, мягко говоря, рыхловато – с неаккуратными цитатами и перескакивающими с одного сюжета на другие мыслями – зато она очень живая.
А из о. Павла Флоренского, конечно, надо читать прежде всего «Столп и утверждение Истины». Потому что там тоже передаётся «температура» – человеческое чувство и градус духовности. И если у Булгакова это получилось случайно, просто в силу его необузданного темперамента, то Флоренский во многом это стилистически сконструировал. Это тоже чувствуется. Жанр лирических писем – а к ним учёнейшее приложение. Это явно конструкция.
С этих книг бы и начинать. Ну, а дальше по интересам. Мало ли кому что нравится. Я знаю великих знатоков, любителей читать и перечитывать «Обратную перспективу» Флоренского. Ведь насколько подход Флоренского позволяет понять глубинную суть русской иконописи! А кого-то, допустим, влекут до сих пор тайны «Мнимостей в геометрии». Здесь тоже есть о чём думать. Ведь обнаружение обратной стороны обычной плоскости ещё и сообщает некую большую мысль о нашем мире в целом: да, есть наш бытовой мир, а его «подстилает», как бы невидимо присутствуя, мир иной. Это одна из мыслей, которую у Флоренского можно вычитать. Она очень прозрачная и убедительная.
И ещё, мне кажется, простое и актуальное, и доступное – это общая их тема «Церковь и культура», «культура и вера». Эта тема была дорога и для Флоренского, и для Булгакова. Флоренский здесь, как настоящий синтетист, полигистор1, если можно так сказать, конечно, очень многое успел уловить и выразить.
————
1 Полигистор (греческий «многознающий») – учёный, обладающий обширными сведениями в разнообразнейших отраслях знания.
Интервью со священником Максимом Мищенко, помощником ректора Смоленской духовной семинарии по научной работе
Может ли наследие отца Сергия Булгакова и других богословов быть сегодня востребовано не только специалистами, исследователями, но и простыми верующими? Или это нереально?
Это великое наследие, но со стороны аудитории нужно мотивированное желание его изучать. Если такого желания нет, то это, конечно, плохо, но насильно такие вещи не делаются. Дело в том, что у нас сейчас церковь идёт по несколько иному пути, литургическому. Поэтому – будем ждать. В таких вопросах нельзя загонять людей в те или иные рамки.
Ведь существует очень много путей, где можно послужить: социальный, литургический, интеллектуальный, подвижнический. Я как раз следую интеллектуальным путём и, конечно, расстроен, что в целом у нас сейчас идёт одностороннее движение только в литургически-церемониальном направлении. Но что делать? Насильно реструктурировать всё нельзя.
Насколько сейчас востребована, на Ваш взгляд, тема евхаристической экклезиологии?
Она востребована в определённых кругах, например, в вашем братстве, насколько я знаю.
Да, мы за общинно-братскую жизнь.
Одно с другим связано, это же те концепты, которые разрабатывал отец Николай Афанасьев. Он, кстати, очень часто употребляет термин «братство», причём использует его как раз со ссылкой на библейские памятники, на понятие «хабура», на братство Христа.
Если обратиться к теме общинной жизни – говорят, что у вас в Смоленске довольно интересная, живая жизнь на приходах.
У нас просто очень маленький город и очень много храмов. Красивые соборы, несколько древних церквей, довольно сильная духовная семинария, которая была создана ещё в конце 1980-х годов. Кстати, она ещё с 1990-х годов поддерживает отношения с Преображенским братством. Мы даже агапы в семинарии проводили.
Тяга к общинной жизни там есть?
Есть, но она может иметь другой вид, чем у вас. У вас общинная жизнь сконцентрирована на богослужении на русском языке, на лекционных формах, на обучении. Если же община существует вокруг священника, то акцент будет, как я уже сказал, на богослужении, на крестных ходах, каких-то литургических формах. В последнее время очень популярны молитвы по соглашению, это то, что сейчас на самом деле объединяет, и в этом смысле не вы самое большое братство. Я до сих пор не понял, как всё это выглядит инструментально, читают там Псалтирь или акафисты, в какое-то определённое время или нет. Всё это возникло, собственно говоря, в недавнее время.
В пандемию?
Нет, это и раньше было. Я так понимаю, это связано с современными средствами коммуникации, когда люди легко могут созвониться, договориться. По-моему, это новое явление. Это даже иногда никак не связано со священником, а если и поддерживается им, имеет «неофициально благословлённый вид», то есть по приходам это всё централизованно не рассылается и существует как бы само по себе.
Знаете, как в 1950-е годы продолжалась традиция хождения крестными ходами? Сегодняшние крестные ходы – это совершенно не то, до революции люди ходили к святыням подолгу. Например, в Курской области к Коренной иконе от Курска до монастыря шли километров 40–50. Но так как в советское время было очень жёсткое антирелигиозное законодательство и священнослужителей (прежде всего местного архиерея) централизованно «прессовали», а к концу 1950-х во время хрущёвских гонений просто запретили им ходить там, где огромные скопления народа – а на Коренную шли десятки тысяч людей, – эти крестные ходы возглавляли не священники, а чернички-монахини. То есть вообще православный народ склонен к самоорганизации. Вопрос только – в каком ракурсе. На данный момент этот ракурс литургический, и он в действительности восходит, я так понимаю, к запретам советского времени на социальную, миссионерскую, образовательную деятельность Церкви. Десятилетиями разрешённым оставалось одно только богослужение. И возможно то, что акцент прежде всего на нём – результат этих запретов.
Интервью с Марией Сергеевной Трубачёвой, внучкой о. Павла Флоренского
Мария Сергеевна, не могли бы Вы рассказать о Вашем личном отношении к о. Павлу?
Прежде всего я испытываю к о. Павлу именно родственные чувства. С детства я постоянно слышала в разговорах старших: «Дедушка говорил, дедушка любил, дедушка просил делать так-то…». Всё время были какие-то обращения к его образу. Такая атмосфера сохранялась прежде всего в доме бабушки Анны Михайловны, его супруги, и в семье моих родителей. О нём говорят как о философе, богослове, литераторе, инженере, но я сформулировала для себя так: при том, что о. Павлом было много сделано в различных областях знания, самое главное в его личности – это его нравственный облик, его мироощущение, состояние его души (об этом же пишет и о. Сергий Булгаков!). Оно сродни святоотеческому учению. И не потому, что о. Павел хорошо его знал, а потому, что оно было близко ему по духу. Свои экскурсии в Музее1 я обычно заканчивала цитатами из писем, обращённых к родным из заключения. В них, как и в Завещании детям, особенно проявляется настрой его души:
«Не осуждайте, не судите старших себя, не пересуживайте, старайтесь покрывать грех и не замечать его. …. Воздавайте каждому должное почтение, не заискивайте, не унижайтесь, но и не судите дел, которые вам не вручены Богом».
«Не стоит задумываться о будущем. Живи настоящим, а будущее само сложится неожиданно для тебя и вопреки расчетам».
«…Надо быть бодрым и жить в работе, принимая удары как неотъемлемую принадлежность жизни, а не как неожиданную случайность».
«Мудрость – в умении себя ограничить и понимании своей действительной силы».
«Не ищите власти, богатства, влияния…»
«Вся природа одушевлена, вся жива, в целом и в частях. Всё связано тайными узами между собою, всё дышит вместе друг с другом…»
«Всё проходит, но всё остается. Это моё самое заветное ощущение – ничто не уходит совсем, ничто не пропадает, а где-то и как-то хранится».
У вас есть семейное место памяти?
Прежде это был памятник почившим профессорам Московской духовной академии: беломраморный крест с ликом Спасителя в терновом венце. В основании Креста располагались плиты с нанесенными на них именами. Среди них – имя о. Павла Флоренского. Установили такой памятник при патриархе Алексии I в академическом саду. Бабушка всегда водила нас к памятнику, и мы вместе с ней прикладывались к Кресту. Это было место, к которому относились как к могиле2. Однако памятник уже много лет назад разобрали, чтобы отремонтировать, и до сих пор он так и не возвращён на своё место.
Сейчас памятник отцу Павлу поставлен перед Крестом, установленным в память пострадавшим за веру во Христа в годы гонений и репрессий. Это находится в Сергиевом Посаде, на крохотной площади возле перекрёстка двух улиц: Вифанской и улицы, где жил Флоренский (когда-то Дворянской, а теперь Пионерской). По сторонам от Креста расположены памятники Великой княгине преподобномученице Елисавете Фёдоровне и священномученику Крониду, последнему дореволюционному наместнику Лавры. Теперь это стало местом нашей памяти.
Как Вам кажется, а в церкви, в народе живёт память о нём?
Сугубые заупокойные службы, которые проводились в храмах Лавры и Академии, частные молитвы церковно- и священнослужителей, почитателей о. Павла, совершались прежде и совершаются ныне. Внимание к личности Флоренского проявлено Святейшим Патриархом Кириллом, проявлялось оно и Святейшими Патриархами Пименом и Алексием II, митрополитом Филаретом (Вахромеевым), архиепископом Пименом (Хмелевским) и митрополитом Питиримом (Нечаевым), которые всячески поддерживали также вдову о. Павла.
Когда сегодня говорят о новомучениках, больше всего на людей действует сам факт их страданий. И, наверное, по отношению к Флоренскому на всех большое впечатление производило именно то, что он был уничтожен. И это служит основанием для памяти о нём. Однако есть и другое основание. Уже по первым посмертным публикациям о. Павла глубина и красота мыслей автора, его прозрения поразили читающих эти тексты. Востребованность наследия, оставленного Флоренским – свидетельство памяти о нём.
Были же и конференции, посвящённые его жизни и творчеству. Расскажите, пожалуйста, какие из них Вам запомнились?
Самые первые конференции, вернее, вечера памяти начались где-то в конце 1960-х годов в Московской духовной академии, да, кажется, и в Ленинградской. К 100-летию со дня рождения о. Павла, в 1982 году, вечер-конференция была устроена в Абрамцевском музее. В том же году в зале Союза художников на Кузнецком мосту была проведена конференция по его работе «Словарь терминов». В 1989-м Фонд культуры провёл конференцию в цикле «Возвращение забытых имён». А далее многое было связано с Костромским краем. Там о. Андроник (Трубачёв)3 организовывал музей в селе Завражье, где жили предки о. Павла начиная с XVII века… В 1997 году, в день 60-летней годовщины со дня смерти, в Москве открылся «Музей священника Павла Флоренского», и это было, конечно, торжество признания его имени. А потом наступили в каком-то смысле годы затишья, вернее, даже опровержения его суждений, отрицания значения его личности. Это исходило от достаточно однобоко рассуждавших учителей молодого поколения, которое стало относиться к Флоренскому негативно. Тем не менее продолжались вечера, выставки и презентации, связанные с изданием его книг. Состоялись конференции в Венеции и в Лондоне.
А в этом году в связи со 140-летием было и торжественное собрание во Дворце культуры Сергиева Посада, и выставка на Соловках, открытие мемориальной таблички в Костроме и несколько конференций – в СФИ, в Кембриджском университете, объединённые конференции РГГУ и музея С.Н. Дурылина, а также МГУ и МДА.
А книги отца Павла издаются и сегодня?
Об о. Павле совсем недавно вышла из печати книга «Соловецкая география священника Павла Флоренского». Книга подготовлена старшим внуком о. Павла – П.В. Флоренским. Им же осуществлена в 4-х томах публикация переписки о. Павла с родными из Дальневосточного, а затем из Соловецкого лагеря: «Пребывает вечно…»; студенческая переписка П.А. Флоренского с родными издана им в 2-х томах с названием «Обретая путь». Фондом науки и православной культуры священника Павла Флоренского изданы книги по математическим трудам и по литературным текстам. В издательстве «Академический проект» готовится к выходу очередная книга многотомного издания «У водоразделов мысли», которое о. Павел задумывал чуть ли не в 1922 году, а отец Андроник (Трубачёв) осуществил этот замысел через 100 лет. В течение нескольких лет о. Андроник готовил к изданию семитомный труд «Путь к Богу», последний том которого вышел незадолго до его кончины. В этих книгах собраны все сохранившиеся документы и опубликованы с комментариями составителя.
О Флоренском и Флоренского надо читать!
Во вступительном тексте использованы фрагменты новости, размещённой на сайте СФИ (автор текста София Андросенко)
С участниками конференции беседовала Анастасия Наконечная
Фото: Александр Волков, Сергей Калинин, Екатерина Бим
————
1 Имеется в виду музей о. Павла Флоренского в Сергиевом Посаде.
2 После четырёх лет лагерей 25 ноября 1937 года особой тройкой НКВД Ленинградской области священник Павел Флоренский был приговорён к высшей мере наказания и 8 декабря расстрелян. Место его захоронения (как у большинства репрессированных) достоверно не известно. А.Я. Разумов приводит вероятное место – до сих пор не обнаруженный расстрельный могильник Лодейнопольского лагеря.
3 Игумен Андроник (Трубачёв) (1952–2021) – младший внук о. Павла Флоренского.
