О Сергее Васильевиче Рахманинове в дни его 150-летнего юбилея рассказывает Сергей Бурлака, выпускник Московской консерватории и Свято-Филаретовского института
Насколько легко сегодня слушать Рахманинова? Если человек совсем «не в теме», ему что-то нужно читать, изучать, чтобы как-то настроиться?
Рахманинов – один из самых демократичных композиторов для входа в мир классической музыки. Я сам когда-то по-настоящему услышал музыку, встретился с ней глубоко именно благодаря Сергею Васильевичу. К тому моменту я уже 7 лет учился в музыкальном лицее, выступал на сцене, выступал на конкурсах, но когда я услышал Второй концерт для фортепиано с оркестром, это стало для меня настоящим открытием. Я до сих пор возвращаюсь к музыкальному впечатлению, которое я пережил в зале филармонии. Для меня оно является камертоном слушания музыки. Поэтому людям, которые только знакомятся с миром академической музыки, я очень советую слушать Рахманинова. Хотя некоторые профессиональные музыканты стесняются признаваться, что Рахманинов их любимый композитор. Скорее всего потому, что он – последний романтик, который как будто не замечал всех экспериментов ХХ века: авангардные эксперименты, 12-тоновую музыку, джаз и др.. А он всё пишет, как будто живёт в XIX веке. Нет, он не писал архаическую музыку, он не был человеком, который отстал от своего времени, сошёл с исторического поезда. В его музыке есть и какие-то джазовые основы, например, в «Рапсодии на тему Паганини» или в «Симфонических танцах». Но для него джаз был, скорее, олицетворением американской масскультуры, воплощением чего-то инфернального. Он, в отличие от Гершвина, не преклонялся перед джазом, он пытался через джазовую музыку показать дьявольский дух мира шоу-бизнеса. У него есть много новаторского, особенно в период его композиторского творчества в эмиграции, но при этом он всегда оставался романтиком, оставался русским композитором. Он оставался верным самому себе.
Есть музыкальные триггеры, которые присутствуют во всех его произведениях. Например, колокола, колокольный звон.
А в чём выражалась его русскость?
Есть музыкальные триггеры, которые присутствуют во всех его произведениях. Например, колокола, колокольный звон. Это ещё от его бабушки, Софьи Бутаковой, которая воспитывала его и влюбила его в православное богослужение, русскую духовность. На него произвёл большое духовное впечатление звон колокольни Софийского собора в Новгороде. Колокола явно или более скрыто присутствуют во многих его произведениях. Я уж не говорю о сюите «Колокола» на стихи Эдгара По в переводе Бальмонта, где четыре части – это четыре вида колоколов, которые характеризуют четыре периода жизни человека. В первой части колокольчики (бубенцы) – символ рождения новой жизни, появления на свет человека. Вторая часть – это венчальные колокола, праздничные. В третьей части – тревожный колокольный набат, сообщающий об опасности или беде и собирающий народ для преодоления невзгод. И четвёртая часть – это похоронный звон.
Интересно, что один из первых декретов большевистской власти в 1918 году был декрет «О набатном звоне», который запрещал колокольный звон. Вот, казалось бы, новой власти надо решать другие вопросы, но они запрещают колокольный звон, а всех звонарей приравнивают к врагам народа. И, конечно, со временем и на исполнение музыки Рахманинова был наложен запрет. Ведь её ДНК, внутренний строй – это дореволюционная Россия.
И Рахманинов не звучал вообще?
В 1931 г. после его выступлений в зарубежных СМИ о политических репрессиях в СССР1 был установлен запрет на исполнение произведений Рахманинова. Поднялся вал критики и травли…
Только после того, как Рахманинов в сороковые годы устроил 5 больших турне по США и Канаде для сбора денег на нужды советской армии во время Второй мировой войны (насколько я знаю, на эти средства был построен военный самолёт), советская власть, как раз в эти годы по понятным причинам вспомнившая вдруг о национальной идентичности, разрешила исполнять его музыку. И для него это, конечно, было очень важно. Он очень страдал от того, что русские люди в Советском Союзе не могут слушать его музыку. Для него это было большой трагедией.
Нужно сказать, что Рахманинов и во время Первой мировой войны деньги с концертов жертвовал на поддержку армии, а в тяжёлые послереволюционные годы помогал в России очень многим. В начале 1920-х, когда в советской России была разруха и голод, композитор Михаил Слонов попросил своего знакомого забрать на почте посылку: 25 килограммов муки, 12 килограммов риса, 1,5 килограмма чая, 5 килограммов жира, 5 килограммов сахара, 20 банок сгущённого молока… Всего около 53 килограммов. Служащая почтового отделения удивилась: «Кто такой этот Рахманинов? Он что, собирается пол-Москвы накормить?!» И Рахманинов отправлял по 20–30 таких посылок в месяц. Он кормил и снабжал деньгами поэтов и писателей, музыкантов и артистов.
Что для Рахманинова значило изгнание?
Отъезд из России для него стал огромной трагедией. Почти десять лет он не мог написать ни одной ноты в эмиграции. Представьте себе, что это значит для композитора.
Я слышала, он сам объяснял это так: что он не может одновременно исполнять и писать.
Его выступления в прессе, где он отвечал на вопросы журналистов (он очень не любил это делать), дотошных папарацци, которые его мучали, не могли не быть связаны со стремлением скрыть или во всяком случае не выставлять напоказ реальный духовный и психологический кризис отрыва от своей земли, от людей. Это же разрыв с друзьями, с общением, с культурой, с землёй.
Я сейчас регулярно в связи со 150-летним юбилеем Рахманинова провожу лекции в разных пространствах, и многие люди искренне не понимают: почему такая трагедия? Ты уехал, ты в Америке, у тебя всё есть: деньги, слава. В вагоне ты возишь собственный рояль, по дороге репетируешь. Ты купил прекрасную усадьбу в Швейцарии… А он потратил огромное количество денег, чтобы изменить швейцарский рельеф имения «Сенар», выровнять эту площадку, сделать из неё «равнину русскую», чтобы хотя бы на этом кусочке земли образ родины вернуть.
Он поддерживал многих изгнанников – граждан «России вне России». Один из примеров – его дружба с гениальным авиаконструктором Сикорским, который, спасаясь от советского режима (его внесли в список расстреливаемых), бежал в Америку. В Париже Рахманинов собрал всех русских преподавателей, которые голодали, ходили в обносках, работали лифтёрами и таксистами и организовал (а потом на свои средства содержал) парижскую Русскую консерваторию. Она до сих пор существует и так и называется – Русская консерватория имени Сергея Рахманинова. Это не высшее учебное заведение, а скорее музыкальный колледж, но как бы то ни было, она существует и там до сих пор преподают люди, которые говорят на французском и русском языке. И Франция поддерживает на государственном уровне память о вкладе Сергея Васильевича.
Всё это говорит о том, что значила для него невозможность вернуться в Россию. И переходя зимой 1917 года границу – он переезжал в Норвегию, и после поезда нужно было ехать на санях – уже отъезжая с русской земли, он упал на колени и целовал землю, прощаясь. Трудно сказать, понимал он или не понимал, что никогда больше не вернётся, но это было символическое, трагическое прощание.
Нужно сказать, что хотя он на генетическом уровне ненавидел власть большевиков, тем не менее в чём-то СССР поддерживал, особенно в последние годы своей жизни, во время войны. Для меня стоял вопрос – почему? И как я понимаю, это было связано с тем, что он хотел сохранить хотя бы «ландшафт», хотя бы остатки той старой России, чтобы они не были уничтожены.
Для многих людей в советское время ежегодное исполнение Всенощной Рахманинова в храме иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» на Большой Ордынке оставалось свидетельством связи церкви и культуры.
Насколько органичны в его музыке христианские мотивы? Это была для него часть культуры или что-то большее?
Трудно сказать. Мы здесь имеем только косвенные свидетельства его друзей и родных, его дневниковые записи. То, что сочинение духовной музыки было для него не проходным моментом, что это было духовным событием в его жизни, – это точно. Это было духовным событием и в жизни Москвы и Петербурга: сохранились воспоминания о том, что многие церковнослужители знали – он пишет «Всенощную», и очень хотели её послушать. Он не был человеком церкви, но тут надо вспомнить, в каком состоянии находилась церковь до революции. Было много разных линий: с одной стороны, линия, связанная с возрождением церкви и подготовкой Собора, но были и другие линии, когда люди служили букве и культу, не заботясь о просвещении народа. И, конечно, Рахманинов часто встречался именно с церковью институциональной. Я очень сожалею, что он, скорее всего, так и не встретился с братскими движениями в церкви. Вот если бы эта встреча произошла, я думаю, он бы по-другому осуществлял свою церковность.
Духовная музыка – очень небольшой пласт его творчества. Литургия Иоанна Златоуста, написанная в 1910 году, Всенощная (её он писал, когда уже началась Первая мировая война), есть ещё произведение «Deus meus»2, духовный концерт «В молитвах неусыпающую Богородицу» (написанный летом 1893 года на текст кондака праздника Успения Пресвятой Богородицы), и в общем-то, всё. Но для многих людей в советское время ежегодное исполнение Всенощной Рахманинова в храме иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» на Большой Ордынке оставалось свидетельством связи церкви и культуры. Да и на концертах его музыка особенно звучала в советское время – не только как протест, но и как свидетельство о духовной и молитвенной стороне жизни. Хотя сейчас, когда церковь освобождена, мне было бы трудно молиться под музыку «Всенощной» или «Литургии» Рахманинова…
В этом году все афиши заполнены концертами Рахманинова. И я очень советую всем читателям «Кифы» на них побывать. Мне кажется, это очень хороший повод приобщиться к его творчеству, к его духу – по-настоящему русскому, к его глубокому осмыслению жизни и истории.
Беседовала Анастасия Наконечная
————
1 В 1931 году Рахманинов, обычно избегавший публичных высказываний, подписался в числе многих деятелей русской эмиграции под открытым письмом, опровергавшим комплиментарные высказывания Рабиндраната Тагора о жизни в СССР, который он только что посетил. «Возмущённая общественность» организованно отреагировала – вот, например, фраза одной из резолюций: «Руководство Ленинградской консерватории полностью солидарно с выдвинутым Москвой предложением бойкотировать произведения Рахманинова, провозглашающие упаднические идеи буржуазии и являющиеся особенно вредными в настоящий момент, когда классовая борьба на музыкальном фронте обострилась до крайней степени. Руководство также обращает внимание на тот факт, что одна или две группы музыкальных специалистов высоко оценивают произведения Рахманинова под предлогом совершенства их формы, иными словами, они под прикрытием музыки ведут классовую борьбу». Правды ради необходимо отметить, что в Большом театре Рахманинова продолжали исполнять и после этой кампании.
2 Бог мой (лат.)
