Интервью с Екатериной Евгеньевной Серебренниковой, врачом общей практики
Если вспомнить исцеления Христа, то мы замечаем, что Он в первую очередь всё-таки исцеляет душу, дух человека, а это может привести и к исцелению тела.
В Евангелии описывается, как Христос исцелял разных людей: слепого, глухого, расслабленного и других, и мы это понимаем обычно в духовном смысле: человек видит и слышит правду, духовно возрастает. А как, на Ваш взгляд, связаны эти исцеления с физическим здоровьем? Вообще нужно ли физическое здоровье христианину? Ведь мы знаем, что многие христиане страдали физически. Апостол Павел просил Господа об исцелении, но получил от Него благодать, а «жало в плоть» осталось. Надо ли лечиться православным христианам?
Сложный вопрос, многогранный. С одной стороны, христиане никогда, по-моему, не ставили во главу угла здоровье. Апостол Павел действительно имел «жало в плоть» и получил благодать вместо исцеления. В этом смысле некоторые наши немощи могут даже помогать иногда, делать нас более открытыми к чужому горю, более внимательными. Я замечала, что люди с тяжёлой болезнью бывают как подавленными ею, так и наоборот, ощущая немощь, которую им приходится нести, больше, лучше чувствуют немощь других людей и сами проявляют больше заботы, внимания, любви благодаря тому, что имеют этот опыт страдания.
Если вспомнить исцеления Христа, то мы замечаем, что Он в первую очередь всё-таки исцеляет душу, дух человека, а это может привести и к исцелению тела. Если брать мой пример, когда люди в болезни бывают более открыты, более внимательны к другим, то это происходит потому, что им удалось обрести дух любви к людям, дух открытости. Сказать тут, происходит это благодаря болезни или несмотря на неё, мне трудно, но ясно, что это их состояние связано с болезнью. Поэтому хорошие врачи, с которыми я сталкивалась, например, мои учителя, всегда обращали внимание на дух человека, то есть пытались не только исцелить тело, но обязательно обращали внимание на человека в целом, на его душевное состояние, даже думали о том, чтобы цветочки у кровати больного стояли и чтобы духовная пища у него тоже была.
Когда-то я помогала нашей к концу жизни тяжело болевшей сестре Алле Даниловне Василевской, всю жизнь проработавшей наркологом (к слову, она в своё время лечила и Владимира Высоцкого). Кстати говоря, мы с ней много читали «Кифу», она очень любила вашу газету, мы некоторые статьи перечитывали по многу раз. И это помогало нам держаться, какой-то духовный уровень держать и в этом общении учиться друг у друга. Это было очень здорово.
Здоровье, конечно, нужно нам. Это один из важных даров, который, я думаю, даётся не зря. И если он есть, мы его должны применить на Божье дело. Однако бояться потерять здоровье тоже не надо, здесь нужна трезвость: не надо возлагать слишком неудобоносимых бремён ни на других, ни на себя, но в то же время бывают ситуации, когда чем-то приходится пожертвовать, иногда и здоровьем. Это зависит от ситуации и возвращает нас к памяти о том, за что мы готовы отдать жизнь. Когда мы тратим своё здоровье на что-то – да, мы отдаём на это кусочек своей жизни. И важно понимать, на что мы готовы её дать. А тело, конечно, важно для нас, потому что если мы не будем здоровы, то мы меньше сможем сделать. Но часто само здоровье, если есть дух, уже не становится препятствием для христианского делания, даже если у человека очень тяжёлая болезнь.
Недавно я говорила с одной сестрой, которая редко обращается к врачам, несмотря на периодические недомогания. На вопрос, почему она не идёт к врачу, услышала: «Пока машинка работает…» – имелся в виду организм – «буду трудиться». Как избежать этих двух крайностей: ипохондрии, когда ты от врачей не вылезаешь, и таким их игнорированием? Ведь это действительно можно объяснять тем, что ты служишь Богу и поэтому тебе не до врачей.
Как врачу мне, конечно, трудно сказать, что не нужно заботиться о своём здоровье. Даже исходя из позиции «мы служим, пока машинка работает», надо, чтобы эта машинка была в надлежащем виде и всё работало. Это же наша ответственность. Нам только кажется, что нет незаменимых людей, ведь если человек делает какое-то Божье дело, он в этом месте в этот момент незаменим. Поэтому, конечно, надо иметь ответственность перед тем делом, которое Господь поручает, а значит, заботиться и о здоровье. Здесь не должно быть перекосов. Когда я говорила, что иногда надо пожертвовать и своим здоровьем, то имела в виду крайние случаи. Вспомним, например, новомучеников или тех, кто помогал им, когда был голод и приходилось ездить далеко за продуктами. Известно, что в те годы одна сестра действительно серьёзно надорвала своё здоровье ради того, чтобы голодным людям привозить еду. Это был вопрос жизни и смерти, и в таких случаях мы выбираем, на что мы хотим свою жизнь отдать. А когда у нас совсем уж серьёзных катаклизмов нет, то, конечно, мы должны всё-таки здоровью уделять внимание. Я думаю, правильно, когда сёстры и братья напоминают другим братьям и сёстрам о том, что здоровье тоже важно, и таким образом заботятся о них.
Мы говорили о связи духовного состояния и физического. С одной стороны, я знаю совершенно потрясающие случаи, когда духовное исцеление влекло за собой физическое. Например, у человека необъяснимая многодневная температура за сорок резко снижалась, когда он принимал окончательное решение креститься, или за время оглашения у человека зарастала дыра размером в кулак в лёгком, возникшая от туберкулёза. Но с другой стороны, мы понимаем, что здесь непосредственной, прямой зависимости нет, потому что многие святые были физически не очень здоровы. Где тут мера адекватности в оценках? Исцеления, связанные с духовным путём человека, – чудо или закономерность?
Я тоже думаю, что здесь прямой закономерности нет, это всегда некоторая тайна, почему кто-то, обретя духовное исцеление, обретает телесное, а кто-то нет. Может быть, мы узнаем об этом уже потом, а может быть, никогда не узнаем, но связь какая-то всё-таки прослеживается. Неправильно здесь думать, что это Бог попускает кому-то оставаться больным, потому что мне трудно представить, что от Бога может исходить какое-либо зло, даже в виде педагогического допущения.
У митрополита Сурожского Антония (Блума) описывается эпизод, когда физически крепкий человек заболел раком и очень переживал, что он теперь не может выполнить множество дел, которые он всегда выполнял. Владыка тогда сказал ему (я примерно передаю смысл): «Вы были так заняты всё это время и хотели, чтобы у Вас было время на размышление, уединение. Сейчас у Вас оно есть». И действительно, болезнь дала этому человеку возможность переосмыслить свою жизнь, и уходил он очень светлым, говорил, что чувствует себя более живым, чем до болезни.
От духа действительно очень многое зависит – то, как мы воспринимаем болезнь. Даже если исцеления не происходит, человек может обрести целостность. Кстати, даже во Всемирной организации здравоохранения здоровье определяется как комплекс различных факторов, не только физических, но и социальных, и душевных. Можно посмотреть это определение, оно более широкое, чем просто физическое, и включает в себя вопрос, насколько человек может быть компенсирован и так далее. Поэтому мы можем здоровье определять шире, чем просто физическое и душевное состояние.
Борис Аркадьевич Воскресенский (см. ниже интервью с ним. – Ред.) всё время напоминает, насколько взаимосвязаны в человеке три уровня – духовный, душевный и телесный, и что болеть человек может на всех трёх уровнях, а может быть, что болезнь затрагивает только один уровень, душевный, например, или только телесный, или духовный.
Когда ты сталкиваешься со смертью, важно не терять чуткости, следить, чтобы в тебе не наступало выгорание, не видеть в человеке только его тело или какую-то даже машину, которую надо починить.
Считается, что среди множества разных профессий есть три, которые христианин, в том числе молодой христианин, точно может выбрать для себя. Одна из них – врач. Для Вас быть врачом – это работа, служение или, может быть, Вы иначе это называете?
Если брать только профессиональные обязанности, то у меня действительно много работы. Но так как я ещё и в христианском братстве нахожусь, в православном сообществе, то эта деятельность становится более широкой, чем просто работа.
Однако с профессией врача есть сложность, потому что не случайно существует поговорка: у каждого врача своё кладбище, у хорошего врача оно просто меньше. Поэтому, например, одна моя сокурсница считала, что это совсем не христианская профессия, потому что как бы ты ни старался, иногда ты оказываешься перед лицом смерти просто бессилен – по своим немощам или по другим причинам. Конечно, для врача важно, чтобы это не происходило по причине халатности.
Поэтому насчёт выбора профессии врача надо понимать, что это очень непросто. Но эта работа может стать и служением, есть по-настоящему святые доктора, доктор Гааз, например. И конечно, когда ты сталкиваешься со смертью, важно не терять чуткости, следить, чтобы в тебе не наступало выгорание, не видеть в человеке только его тело или какую-то даже машину, которую надо починить. Это очень важно.
Одна моя знакомая учится в медицинском институте и говорит, что в её группе задают тон студенты, которые достаточно цинично относятся к пациентам. Они могут без разрешения сфотографировать тело человека с ожогами и потом эти фотографии отправлять в общий чат. Моя знакомая, будучи верующей, старается противостоять этому духу, и у неё появилась единомышленница, которая тоже оказалась верующей. Но и вдвоём они не могут в корне исправить ситуацию.
К сожалению, это тоже опасность врачебной профессии. Мне повезло, у нас такого цинизма в институте не было. Наоборот, нас учили как раз более широкому видению и ответственности. Говорили, что первыми вашими пациентами могут стать ваши родственники: как вы выучитесь – так их и полечите.
Как в Вашей жизни связаны работа и служение: на работе – работа, а в братстве – служение или как-то по-другому?
Я напрямую не разделяю эти вещи, потому что всё равно каждый раз погружаюсь в человеческую ситуацию. И в братстве, и на работе чему-то учишься, каждому стараешься помочь. Это пересекающиеся процессы, их трудно разграничить.
Я ведь воцерковилась, когда ещё училась, и тогда же с Аллой Даниловной встретилась. А у неё был удивительный подход к человеку, который она старалась мне передать, – с особой заботой о пациентах. Она никогда своих пациентов не оставляла, даже перед выпиской обязательно собирала друзей и родственников пациента, приглашала их к себе и говорила: вот, я передаю его вам. Она хотела, чтобы они понимали, что риск рецидива у наркотически зависимых людей зависит не только от её трудов и от самого человека, но и от тех, кто рядом с ним находится.
Так что мне повезло, что меня пригласили ей помогать. Причём это была случайность. Кто-то из регулярных помощниц у неё в больнице не смог быть, и меня попросили её заменить. После этого я осталась, и конечно, без этого опыта мне было бы очень сложно. Потом уже я пошла работать в сельскую больницу и там было, конечно, непросто, потому что на тебе было много всего. И там тоже невозможно было всё только к работе свести по принципу «отработал – и ушёл», забыл про всех. Да, наверное, это всегда для меня больше, чем работа.
Беседовали Анастасия Наконечная, Александра Колымагина
