Интервью с Олегом Олеговичем Глаголевым, председателем малого православного Свято-Елизаветинского братства (Екатеринбург)
Когда Вы почувствовали себя не просто мирянином, а человеком, призванным в Церкви что-то делать? Как то направление в жизни, к которому Господь призвал, вдруг (или, может быть, не вдруг) открылось?
В своё «доцерковное» время я никогда не хотел быть человеком церкви, и даже когда на оглашении говорили: «вы как церковные люди» для меня от слова «церковные» какой-то тоской веяло. Я думал: меня тут с кем-то путают, «церковные люди» и «я» – это не одно и то же. Но в то же время с того момента, как я пришёл на первую открытую встречу перед оглашением, я сразу почувствовал, что я там где надо, где и должен быть. Потому что самое главное, что я узнал о Церкви на оглашении и никогда с тех пор в этом не сомневался, что Церковь – это поле подлинных смыслов. Конечно, кто оглашение проходил, тот знает, как вдруг человек узнаёт, кто такой человек или что такое мир, каков бывает мир, что такое истина, что такое свобода. И это меня захватило необыкновенно. Церковь вдруг мне открылась с самой неожиданной стороны – как настоящая свобода. Оказалось, что когда человек узнаёт Бога и другого, то вдруг обретает в жизни счастье. Я не знаю, с чем это сравнить. «Ветер в парусах»… Но я не думал, что я в церкви, что я «мирянин». Вот эти две реальности у меня друг с другом не совмещались. Я – это я, Олег. Я уж и не помню, как это получилось, что у меня совпали эти две реальности: я и церковный человек. Думаю, это было связано с примерами живых людей, на которых хотелось быть похожим, за кем хотелось следовать. В отце Георгии Кочеткове, в Александре Михайловиче Копировском и ещё во многих живых верующих людях я увидел и настоящее мужество, и светлый ум, и настоящую свободу. И глядя на них, видимо, я и согласился: «Ну, церковный, – так церковный».
Меня очень сильно вдохновила катехизация. Я и мечтать не мог, что буду катехизатором, но не мечтать тоже не мог. И так получилось, что кто-то вёл группу, и я думал, что буду помощником, но открылась перспектива ходить проводить беседы о вере и Церкви в зоне усиленного режима. Примерно три года или чуть больше я ходил в эту зону, со многими сидельцами подружился там, а катехизацией я занялся примерно через год после того как «попал за колючую проволоку». Так что я как-то особенно не думал: «На какое дело я гожусь?».
Я думаю, что в церкви очень важно защищать саму церковь. Она сегодня очень сильно нуждается в том, чтобы её защитить. Иногда её надо защищать внутри самой церкви от лжецеркви. Надеюсь, что и какие-то мои статьи в «Столе» могут этому послужить. Они связаны с тем, чтобы подлинное, настоящее, свободное в церкви пробивало себе дорогу.
Как Вы понимаете, на что надо направлять свои силы, а на что их не следует тратить, хотя это, может быть, было бы очень интересно?
Был такой московский писатель Вячеслав Пьецух, очень талантливый. В его повести «Новая московская философия» мне запомнились слова: «Есть такая наука – просто жить». Думаю, что церковь – это такая наука: просто жить. Я не ищу какого-то «амплуа» в братстве. Думаю, что по каким-то дарам на то или иное место я пригождаюсь: я занимаюсь катехизацией, и, что как-то совсем невероятно, председатель малого православного Свято-Елизаветинского братства. Вообще-то я на какого-то начальника слабо тяну – случайно так получилось. Но всё время какое-то дело есть в Братстве, в Церкви, у Бога, для того, чтобы им заняться.
Например, я думаю, что в церкви очень важно защищать саму церковь. Она сегодня очень сильно нуждается в том, чтобы её защитить. Иногда её надо защищать внутри самой церкви от лжецеркви. Надеюсь, что и какие-то мои статьи в «Столе» могут этому послужить. Они связаны с тем, чтобы подлинное, настоящее, свободное в церкви пробивало себе дорогу. Поэтому, если говорить о какой-то боли сердца (извините за высокие фразы), то оно здесь болит. Есть вещи, которые нельзя отдать на поругание злу, но нельзя при этом «размахивать мечом». Это сейчас очень важная задача – чтобы в Церкви церковь себя познавала и опознала. И встряхнулась. Сам Христос перед Собой такую задачу ставил. Помните, Он говорил: «Я прежде всего послан к овцам дома Израилева»?
Что касается дел, проблема в том, что у меня плохо с «тайм-менеджментом». Поэтому я бы, может быть, и занялся бы посторонними делами, но у меня не хватает на это времени. Я с тем, что есть, не справляюсь. Поэтому у меня нет хобби. Как всякий человек, я могу что-то проспать – не в смысле завалиться и спать, а прозевать, заслушаться, зачитаться. Это да. Что тут скажешь? Стараюсь с этим бороться. У меня есть ежедневник. Я в нём всё пишу, и что-то пишу красной ручкой. У меня, как у учительницы, есть красная ручка, но я не оценки ставлю, а записываю то, что сегодня не могу не сделать. Здесь есть какие-то навыки, честно говоря. Тоже и отец Георгий, наш духовный попечитель, этому учит1, у него очень интересный опыт и плодотворный.
Как у Вас получается совмещать служение, работу, личную жизнь и не раздваиваться?
Есть такая проблема в моей жизни (наверное, это вопрос недостаточной силы воли): дело в том, что я могу делать только то, что мне интересно. Возьмём работу – я работаю там, где мне интересно или ищу в работе неинтересной интересное. Сейчас я работаю журналистом в медиа-проекте «Стол» – мои материалы связаны с событиями и смыслами братской жизни – даже если это не церковные материалы, в братской жизни большой диапазон: богословие, события в национальной, культурной, исторической, антропологической сферах.
Когда-то давно, когда я только воцерковился, я работал спортивным журналистом. И очень быстро понял, что на первом месте должны быть церковные дела. В работе спортивного журналиста есть такая тонкость, что съёмки происходят, как правило, в субботу и воскресенье (спорт это же вид шоу), то есть в литургические дни, когда ты должен быть на богослужении и когда есть время для церковных встреч. И я как-то думаю: ну вот в это воскресенье службу пропущу – важные соревнования. Прихожу, а оператор запил, не пришёл. Да, я сам оператор, но одному и снимать, и микрофон подавать, и записывать всё – это очень нелегко. В другой раз надумал пропустить службу, и то же самое – водитель по какой-то причине не пришёл. Но ключей у меня от машины нет, хотя я сам водитель. И так три недели. И я понял: нет, я так вообще больше делать не буду. Договаривался с коллегами, что один со мной съёмочкой поделится, другой мой вопросик задаст, третий ещё что-то сделает. Это было, по-моему, ноу-хау тогда у нас – журналисты же страшные эксклюзивщики, друг с другом почти не делятся. А тут произошёл слом стереотипа – стало нормой друг другу помогать, не афишируя, конечно. Потом я 8 лет был бизнесменом. Это было очень тяжёлое испытание. Тот, кто занимается бизнесом, знает, что бизнес не может взять от тебя десятую часть или 50 процентов. Он говорит: «Нет-нет, ты теперь целиком и полностью мой, иначе каюк, разоришься». Я руководил небольшим заводом в двухстах километрах от Екатеринбурга, а это, сами понимаете, производство, люди, поставки и так далее. Это очень энергетическая реальность – бизнес и заряжает (не только надеждой на прибыль), и забирает очень много времени, сил, упований. Я вставал в 5 утра, ехал туда за двести километров, возвращался вечером. В это же время я занимался катехизацией, жил общинной жизнью. Думаю, это получалось именно потому, что всё, чем я занимался, было мне интересно. Кем только я не работал в своей жизни – стропальщиком, плотником, репортёром, ещё кем-то, и мне всё время это было по душе. Мне всё время хотелось на работу. Не помню ничего другого.
Ну а семья… Я думаю, что каждый христианин, честно живущий христианской жизнью, понимает, что семья – это испытание, когда ты не можешь сердца своего от родных оторвать, как и от того, на что ты призван и поставлен. Здесь всегда будет огромное напряжение. Но это нормальное напряжение. По-моему, для всех оно понятно.
Инициативности, которая так необходима для служения, нам часто не хватает. Особенно это касается мирян-мужчин… Что с этим делать?
Я не знаю. Бывает, что ты попадаешь в какое-то пространство, которое кажется тебе невдохновенным. Думаю, тут важно на людей посмотреть. Везде есть люди, у людей есть необыкновенные дары, судьбы, неведомый тебе опыт. И в этом моя отгадка – везде есть люди. Это даёт и инициативу, и вдохновение.
А есть более трудная вещь, которую можно назвать «методом Керсновской». Евфросинья Антоновна в ГУЛАГе самую тяжёлую, грязную работу делала только «на отлично». Если ты дело делаешь с душой (помните, апостол Павел об этом говорит: «Всё что ни делаешь, – делай как для Бога»), даже если оно самое растоскливое, его удаётся полюбить, если ты стараешься исполнить его хорошо, качественно – какое-то «ядро» расщепляется и выделяет мощную энергию. Все это знают. Да, тут вложения нужны большие. Но такой опыт обретается, что он и дальше тебе поможет. И церковные дела только так и можно делать. Ну кто своё призвание делает спустя рукава? Никто. Не сможет этого человек. Так просто не бывает.
Беседу вели Анастасия Наконечная, Александр Гоман, Юрий и Надежда Крапивины, Елена Мигунова
Видеозапись беседы можно посмотреть в видеорубрике нашей газеты «Кифа и кофе» в сети Вконтакте
————
1 См. например интервью с о. Георгием Кочетковым в двух частях – «О литургическом отношении к труду», Кифа № 5 (285), май 2022 года и «Самые трудолюбивые люди – это творческие люди», Кифа № 6 (286), июнь 2022 года.
