В русской традиции всегда большое значение имела общинность, открытость к общению. В XX веке эта традиция была прервана. Сохраняется ли или, возможно, возрождается у вас в епархии, на приходе это важное качество?
Священник Сергий Латышев (Одинцовская епархия): На её место пришла другая традиция. У людей не вытравить стремление к общению друг с другом, и корни в любом случае идут из семейных отношений. Люди раньше собирались деревней, дворами, а потом, когда они приехали в города, они всё же продолжали собираться. Собирались вместе, общались, вместе отмечали праздники. Корни идут отсюда. Но когда я был ребёнком (я 1986 года рождения), нам уже говорили: «Вы, дети, идите туда, а мы здесь по-своему пообщаемся». Раньше такого не было, раньше была общность, была общая культурная программа для всех участников праздника. Могли вместе с детьми поиграть. Возьмём казачий фольклор: во время праздника для детей выделяют какого-то казака или двух, и они вместе с ними играют в какие-нибудь игры. Всем интересно, дети не чувствуют себя оторванными от общей ситуации.
Здесь крайне важно, мне кажется, упор делать на фольклорные традиции. Конечно, следя за тем, чтобы в язычество не впасть, но всё-таки черпать, чтобы всё вернуть, мне кажется, нужно отсюда. Это истоки. Сейчас у нас, слава Богу, фольклор возрождается. Вот уже не первый десяток лет выпускают студентов, которые всё это пропагандируют. На приходах же у нас большинство прихожан бабушки и дедушки, молодёжи практически нет, и, соответственно, они помнят ещё все эти общие застолья.
Я служу в сельском храме. Прихожане поначалу стеснялись мне сказать, а потом, когда увидели, что я играю на гармони (я раньше работал в отделе культуры), попросили: «Вы можете сыграть что-нибудь на гармошке, а мы бы все вместе спели?» Я ответил, что не знаю их репертуар: «Вы подскажите, что поёте, я что-нибудь подготовлю». И мы к празднику, к Казанской, подготовили репертуар, 5–7 песен, и пели всем храмом.
Я служу в сельском храме. Прихожане поначалу стеснялись мне сказать, а потом, когда увидели, что я играю на гармони (я раньше работал в отделе культуры), попросили: «Вы можете сыграть что-нибудь на гармошке, а мы бы все вместе спели?» Я ответил, что не знаю их репертуар: «Вы подскажите, что поёте, я что-нибудь подготовлю». И мы к празднику, к Казанской, подготовили репертуар, 5–7 песен, и пели всем храмом. Настолько это всё объединило, подняло настроение! Мы не просто общаемся в литургическом контексте, а ещё застолье у нас продолжалось таким праздником. Поэтому у себя на приходе я планирую, поскольку я занимался фольклорными традициями, с детьми изучать какие-то игры, потешки. Конечно, нужно преодолевать то, что детям не интересно богослужение, они должны понимать, ради чего они в храм приходят. Но если будет ещё и отдушина в виде фольклорного факультатива, я думаю, это и их, и родителей привлечёт, и общинность будет возрождаться.
А у вас только бабушки и дедушки?
90% – это люди от 60 лет. Я служу только второй год. Я рукоположился, и меня в деревню послали.
Хотите в город?
Нет, совершенно не хочу. В том месте, куда меня поставили, замечательный храм. И я как-то пришёлся к месту, как мне прихожане говорят, и как-то общий язык сразу нашёл с ними.
А сами Вы откуда?
Я родился в Гагаринской области, переехал 10 лет назад сюда, в Можайск, и второй год служу. До этого занимался музыкой, фольклорными ансамблями в Можайске. Мы выступали на разных конкурсах, фестивалях.
Есть такая премия – «Жить вместе», она проходит в Москве. Ею награждают людей, которые делают на местах что-то общее не для себя. Кто-то занимается благотворительностью, кто-то памятью, историей и в том числе фольклором. Один из номинантов в интервью нашей газете сказал: «Чтобы народ возродился, надо вместе петь».
Да, человек поёт, когда у него радостно на душе или плохо. Я как-то изучал в этнографии такой момент: когда человек перестаёт петь, он замыкает свою душу, то есть он не даёт выход и негативу, и позитиву. Когда человек перестал петь, это действительно – трагедия. Когда собираешься вместе и поёшь, чувствуешь, что есть что-то общее между людьми.
А как ко Христу эта тема приводит?
Мы сочетаем народные песни с духовными песнями. Несколько духовных стихов я тоже исполняю.
* * *
Могу сказать и об отрицательной стороне: люди готовы поесть, готовы послушать, но вот общаться не очень готовы. Они говорят: ну, вы нам расскажите, а мы послушаем. Поэтому при стремлении объединить людей очень важно не скатиться в технологию хлеба и зрелищ, просто людям всё дать, и они скажут – классный приход, мы сюда готовы ходить.
Священник Василий Равлик, председатель отдела религиозного образования и катехизации Екатеринбургской епархии, старший преподаватель Екатеринбургской духовной семинарии: Действительно, общинность, то самое богозаповеданное единство является основой существования прихода. По моему глубокому убеждению, когда прихожане, которые на протяжении порой десятилетий причащаются в одном храме, при этом не разговаривают друг с другом – пришли, побыли на службе каждый сам по себе и так же сами по себе разошлись – это трагедия. На сегодняшний день на самом высоком уровне священноначалием в лице Святейшего Патриарха и других представителей церковной власти озвучиваются эти акценты, напоминается о том, что очень важно сегодня строить семью. Община – это семья, в которой все друг друга знают, друг другу помогают. Естественно, за богослужением это до конца осуществить невозможно, потому что мы не можем на службе болтать друг с другом. Мы приходим и, действительно, должны быть сосредоточены. И вопрос этот решается очень хорошо многими уже сейчас после службы, в небогослужебной обстановке. В первую очередь это, конечно же, совместные трапезы. Там, где помещения при храме позволяют всех усадить за стол после службы и накормить, – это прекрасно. Где этого нету, постоянно практикуется вариант – казан ставится, какой-нибудь плов, гречка. Я служил при настоятеле в подмосковном храме, где на протяжении полутора лет реализовывалась эта практика. Люди очень её полюбили. До ста человек приходило на эту трапезу. И все за столами на улице стояли даже в самые крепкие морозы. Люди не отказывались от этой практики, чтобы в минус двадцать стоять с горячими тарелочками. Самовар огромный, к самовару угощения. Причём это не является каким-то затратным мероприятием, потому что люди, во-первых, сами получив такой опыт, идут спрашивать: «Как мы можем поучаствовать в организации этого дела?» Кто-то идёт и садится в субботу с вечера нарезает овощи, крупы, всё готовит, промывает. Кто-то говорит: мы не можем прийти, посидеть с вами, мы не можем это мясо порезать. Мы готовы вложиться денежно. И там, по сути, шесть тысяч на сто человек, на сто десять, сто двадцать порций. Это для настоятеля, на самом деле, не самая большая нагрузка. И эта практика так полюбилась, что даже после смены настоятеля люди просили: только не отменяйте её. Была возможность после этой трапезы, когда люди уже поели, сытые, довольные, пойти ещё пообщаться вместе в приходском здании на какую-то тему, например, о Евангельском чтении. Чаще всего были вопросы к священнику, а бывали и встречи с каким-то литературоведом, или ещё с кем-то.
Могу сказать и об отрицательной стороне: люди готовы поесть, готовы послушать, но вот общаться не очень готовы. Они говорят: ну, вы нам расскажите, а мы послушаем. Поэтому при стремлении объединить людей очень важно не скатиться в технологию хлеба и зрелищ, просто людям всё дать, и они скажут – классный приход, мы сюда готовы ходить.
«Давайте, давайте нам, побольше давайте».
Да. Поэтому самое лучшее, то, что действительно объединяет – это совместная деятельность на приходе. Давайте вместе выйдем на природу. Давайте вместе уберём листья после окончания зимы. Давайте вместе воду раздавать на крещение. Вот эти вещи, они, конечно, объединяют. И потом люди уже в храме действительно рады друг друга видеть. Они здороваются. Очень здорово, когда в рамках этих встреч, если я их проводил, я намеренно просил каждого назвать своё имя и кем кто работает. Один говорит: я стоматолог, другой говорит: а я зубами страдаю. Так помогите друг другу.
Люди приходят дежурить и сами внезапно понимают, как они слабо осведомлены в основах своей же веры, в которой они многие годы пребывают, и простые вопросы зашедших со стороны людей их обезоруживают. Они идут и просят: «Научите нас». А это уже вопрос хотя бы каких-то катехизаторских курсов, участия в них.
А есть ещё вопросы не в связи с профессией, такие, чтобы человек раскрылся. Например, какая у тебя любимая игрушка…
Да, какие-то вопросы, которые помогают снять этот зажим друг перед другом. Почему я именно про профессию всегда спрашиваю? Потому что узнав друг о друге, можно сказать: о, так я могу вам помочь. То есть: «Я преподаватель английского» – «А у меня есть дети, у которых проблемы с английским». Всё, мы друг другу помогли на безвозмездной основе. Я чиновник, а я врач, учитель, кто угодно. И поэтому мы друг другу можем помочь. Ведь в семье это так и работает. Такие маленькие шаги, мне кажется, здорово могли бы помогать. И действительно, наверное, стоит всё-таки больше делегировать мирянам на приходе.
Мне вчера один батюшка сказал, что вообще надо уже финансовую ответственность мирянам в руки давать, чтобы они уже сами решали – тёплый туалет ставить в храме или крышу крыть.
Этот момент, мне кажется, уже решён в том смысле, что на приходе казначей – это представитель общины, который даже не имеет права быть в родственных связях с настоятелем храма. Это прописано чётко. Но мне кажется, это самое последнее, за что стоит переживать. Важнее, например, давать прихожанам в храме дежурить в течение дня. Потому что люди приходят дежурить и сами внезапно понимают, как они слабо осведомлены в основах своей же веры, в которой они многие годы пребывают, и простые вопросы зашедших со стороны людей их обезоруживают. Значит, они идут и просят: «Научите нас». А это уже вопрос хотя бы каких-то катехизаторских курсов, участия в них. Мужчин надо привлекать наиболее активно, потому что им просто в храме стоять – это вообще не мужская история. Поэтому их надо посылать на колокольню, в алтарь, на клирос читать, хоругви носить, кашу варить, всё что угодно. Мне кажется, это делает для них интересным поход в храм, когда они – активное начало, когда они во что-то вовлечены. Мне кажется, вот из таких маленьких кусочков что-то соберётся. Но я пока никогда не был настоятелем, поэтому я так красиво всё это озвучиваю, а реальность…
А на новом месте Вашего служения есть что-то такое или нет?
Храм, в котором я теперь служу, в самом центре города. И в нём больше захожане, чем прихожане, потому что в центре города люди не живут. Они живут в спальных районах. Но я в рамках своих возможностей взялся вести воскресную школу для взрослых. По сути это приходская библейская группа, в которой мы читаем Священное писание и беседуем. Человек 15–20 удаётся собирать, когда-то меньше, когда-то больше. Но мы пьём чай, мы разговариваем, мы уже друг о друге знаем немножко, у нас есть чат, в котором мы в том числе можем попросить помолиться друг за друга, озвучить какую-то свою просьбу.
То есть какие-то начала общинности есть?
Да, уже что-то есть. И объединяемся мы в первую очередь вокруг Священного писания, на фундаменте, на котором и можно построить что-то хорошее.
Беседовала Анастасия Наконечная
