Братский помянник изменил свой формат
В нашей новой рубрике мы в этом месяце вспоминаем двух служителей Божьих, живших в нашей стране в совершенно разные эпохи, хотя родились они с разницей всего в 50 лет. Это русский философ Евгений Николаевич Трубецкой и архиепископ Михаил (Мудьюгин).
Архиепископ Михаил (Мудьюгин). 12 мая (30 апреля ст. ст.) 1912 года – 28 февраля 2000 года
Редкий епископ в истории Русской церкви имел 3 высших образования. Архиепископ Михаил (Мудьюгин) в юности закончил Институт иностранных языков, затем Институт металлопромышленности, а в 1964 г. – Ленинградскую духовную академию, в которой потом преподавал многие годы. Он свободно владел латинским, английским, французским, немецким, греческим, финским языками, хорошо переводил с испанского и итальянского.
Мать будущего владыки Вера Николаевна Мудьюгина была активным членом петроградского Александро-Невского братства. Михаил Мудьюгин в 18 лет почти год провёл в тюрьме по обвинению в помощи молодёжи в изучении Священного писания. Позднее он говорил о том, что в тюрьме встретил много интересных людей.
С детства Михаил прислуживал в алтаре и был посвящён в стихарь священномучеником митрополитом Вениамином Петроградским.
В молодости он работал чернорабочим на заводе «Красный путиловец», затем – в конструкторском бюро, занимался научными исследованиями, защитил диссертацию, был доцентом Ленинградского Горного института.
В 1950-е годы полностью посвятил себя церковному служению, принял сан, а в 1966 году – монашество. В этом же году был назначен ректором ЛДАиС. Владыка Михаил старался обновить и приблизить к жизни систему семинарского и академического образования, стремился повысить общий культурный уровень студентов, знакомить их с художественной литературой. Это показалось властям опасным, и через год он был переведён в Астрахань, а потом в Вологду, где он возглавлял епископскую кафедру до 1993 года. Благословил в Вологодской епархии читать Священное писание за богослужением на русском языке (он говорил: «Каждое слово в церкви должно быть полезным, должно ложиться в ум человека и его сердце»).
В 1990-е годы владыка Михаил был членом Попечительского совета Свято-Филаретовского института, участвовал в конференциях института и в соборах Преображенского братства, когда вместе собирались братья и сёстры из разных городов. В своих выступлениях, статьях и книгах (особенно в книге «Русская православная церковность. Вторая половина XX века») он не боялся открыто говорить о необходимости обновления церкви. Это было время, когда некоторыми ставилась под сомнение необходимость проведения катехизации для взрослых людей, особенно если они уже были крещены ранее. Несмотря на это, владыка Михаил благословил издание «Катехизиса для оглашаемых» и «Катехизиса для катехизаторов», составленных священником Георгием Кочетковым, и написал для них своё предисловие.
Одно из своих последних интервью он дал журналу «Православная община». Сегодня мы публикуем небольшой фрагмент из него.
В церкви всякие попытки улучшения чего-либо, не ниспровергая основ, конечно, базируясь на православных позициях, – все они должны приветствоваться и поощряться. Мне представляется, что это положение вряд ли кто-нибудь может серьёзно оспаривать.
* * *
«В церкви всякие попытки улучшения чего-либо, не ниспровергая основ, конечно, базируясь на православных позициях, – все они должны приветствоваться и поощряться. Мне представляется, что это положение вряд ли кто-нибудь может серьёзно оспаривать. Есть очень много таких направлений, в которых наша церковная жизнь может быть улучшена по сравнению с её положением в настоящее время. Такие изменения всегда были в истории церкви…
Миссионерскую и просветительскую работу необходимо проводить, и в этом отношении ни у кого, и у нашего руководства церковного, никаких разномыслий быть не может. Что же касается различных путей и опыта такой деятельности, то мне кажется, нужно не замалчивать ситуацию, а наоборот, говорить об этом, писать и спорить и, в конце концов, предоставлять на утверждение высшего церковного руководства готовые решения, которые, я думаю, ему будут полезны и помогут ему в окончательном разрешении всех разногласий и споров, имевших место в течение последних лет, чтобы претворить их в нечто полезное и плодотворное для церкви…
Я хочу напомнить слова Спасителя, Который указывает, что Его ученики должны применяться к обстановке и к тем, кому они возвещают Христову Истину, как это делал Сам Христос. Он применялся каким образом? Он говорил Своим ученикам: Вам дано знать тайны Царствия Божьего, а прочим – в притчах. Потому что они, слыша, не слышат, и, видя, не видят и не разумеют. Нужно применяться к слушателям, к их уровню, к их возможности восприятия и т. д. Мне кажется, что-то такое совершалось в некоторых приходах в Москве, и, в частности, о. Георгий Кочетков также делал это. И эта задача – доводить до каждого свет Христовой Истины и свет нашего православного богослужения, – неизменно должна стоять перед церковью всегда. И если люди, не дожидаясь каких-то соборных решений в церкви, что-то пытаются в этом отношении сделать уже в настоящее время, это вполне объяснимо: жизнь человеческая коротка, и каждому человеку хочется активно себя проявить в том направлении, которое он считает правильным, нужным и которое налагает на него его сан, его положение в церкви, его призвание. И моё личное мнение, что это надо поощрять, соблюдая, конечно, известные осторожности, потому что в церковь ходят люди разного уровня развития, разного возраста, разной культуры. Естественно, в этом отношении нужно соблюдать большой такт для того, чтобы быть полезным, чтобы каждое слово в церкви было полезным, чтобы оно действительно ложилось в сердце и ум человека. Это нужно делать и не нужно жалеть усилий. Сама устремлённость к этому, сама готовность это делать заслуживает всяческого поощрения. Надо радоваться тому, что в церкви такие люди есть и желать, чтобы их было как можно больше».
Евгений Николаевич Трубецкой. 5 октября (23 сентября ст. ст.) 1863 года – 5 февраля 1920 года
Обращаясь к творчеству Е.Н. Трубецкого, мы хотели бы вспомнить последнюю его работу, опубликованную после смерти философа. Как известно, Евгений Николаевич не принял большевистский переворот. В Москве участвовал в Поместном соборе как товарищ председателя, член Соборного совета и Религиозно-просветительного совещания при нём, заместитель председателя VI и член II отделов, член Высшего церковного совета. Под угрозой ареста он покинул Москву в сентябре 1918 года. Был членом Юго-Восточного Русского церковного собора, проходившего в мае 1919 года в Ставрополе и принявшего положение о Временном высшем церковном управлении на Юго-Востоке России. Вместе с Добровольческой армией оказался в Новороссийске, где умер от сыпного тифа. Начиная с 1917 г. Евгений Николаевич пытался ответить на вопрос о причинах катастрофы, случившейся в России. Этот ответ он ищет и в своей последней работе «“Иное царство” и его искатели в русской народной сказке», фрагмент из которой мы публикуем ниже.
Мысль об «ином царстве» есть глубокое откровение нашего народного творчества. Но в жизни, как и в сказке, это откровение затемняется и заслоняется безобразною, кощунственною на него пародией. Пародия будет побеждена, когда «новое царство» перестанет быть красивою мечтою, когда оно будет понято нами как призыв к труду и подвигу.
* * *
«Знакомство с великими достижениями народного творчества представляет важный шаг в народном самопознании. В сказке мы находим не только подлинное откровение “иного царства”, которое составляет предмет искания всех народов, но вместе с тем и некоторое особенное национальное преломление этого вселенского откровения. В этом преломлении мы узнаём народную душу со всеми её качествами и недостатками. Как же отразилась русская душа в русской народной сказке?
Есть две черты, которые в ней поражают: с одной стороны – глубина мистического проникновения в жизнь, головокружительная высота полёта, с коей открываются сказочные красоты вселенной, а с другой стороны – женственный характер этих волшебных грёз. В русской сказке мы имеем яркий образец мистики пассивных переживаний человеческой души.
Не случайно именно женский образ вещей невесты господствует в этой сказке, олицетворяет собою её высшую ценность и высшую вершину её творчества. В ней выражается по преимуществу женственное мирочувствие. Здесь человек необыкновенно сильно чувствует превозмогающую его чудесную силу, те могучие крылья, которые уносят его прочь от житейской низменности, – ту магию, которая превращает его из жалкого дурака в сказочного красавца, и тот нездешний ум, который восполняет его человеческое безумие и незнание. Иначе говоря, он интенсивно воспринимает то действие сверху той чудесной силы, которая залетает из запредельной дали в низины здешнего, чтобы унести и поднять его оттуда в заоблачную высь.
Но рядом с этим в русской сказке необыкновенно слабо выражено действие снизу. В ней сказывается настроение человека, который ждёт всех благ жизни свыше и при этом совершенно забывает о своей, личной ответственности. Это тот же недостаток, который сказывается и в русской религиозности, в привычке русского человека перелагать с себя всю ответственность на широкие плечи “Николы-угодника”. Превознесение дурака над богатырём, замена личного подвига надеждой на чудесную помощь, вообще слабость волевого героического элемента, таковы черты, которые болезненно поражают в русской сказке. Это прелестная поэтическая грёза, в которой русский человек ищет по преимуществу успокоения и отдохновения; сказка окрыляет его мечту, но в то же время усыпляет его энергию…
Как бы ни были могучи дарования народного гения и как бы ни были глубоки его откровения, откровения эти бессильны и бесплодны, пока они остаются только мистикою пассивных переживаний. Эта мистика, не воплощающаяся в дело и ожидающая, только как свыше, того нового царства, которое силою берётся, легко вырождается в вульгарную мечту о даровом богатстве, о “хитрой науке, чтобы можно было ничего не работать, сладко есть и пить и чисто ходить”.
Мечта эта оказалась сильною в жизни именно оттого, что у неё есть глубокий мистический корень в русской душе. Где светлые силы дремлют и грезят, там тёмные силы действуют и разрушают. И оттого-то современная Россия оказалась в положении человека, которого разворовали в глубоком сне.
Чтобы победить воровскую утопию “лёгкого хлеба”, недостаточно ни созерцательного экстаза, ни парения над житейским, ни даже молитвенного подъёма к святому и чудесному. Для этого нужно живое дело.
Мысль об “ином царстве” есть глубокое откровение нашего народного творчества. Но в жизни, как и в сказке, это откровение затемняется и заслоняется безобразною, кощунственною на него пародией.
Пародия будет побеждена, когда “новое царство” перестанет быть красивою мечтою, когда оно будет понято нами (народом) как призыв к труду и подвигу».
Ведущая рубрики Анастасия Наконечная
