Фрагмент исторической беседы из цикла «Столетние юбилеи»
Проект «Столетние юбилеи – исторические беседы» существует в Санкт-Петербурге с 2018 года. Участники встреч вспоминают исторические события, которые имели место в истории России, в истории Русской православной церкви, в истории Европы, в истории мира 100 лет назад. Сегодня мы публикуем фрагмент беседы, прошедшей 19 марта и посвящённой столетию кампании по изъятию церковных ценностей. Этот фрагмент говорит о неочевидной для многих предыстории этой кампании.
Юлия Валентиновна Балакшина, председатель Свято-Петровского малого православного братства: Историю кампании по изъятию церковных ценностей нужно начинать с истории голода, который разразился в Поволжье и других районах России весной, летом и осенью 1921 года. Голод был настолько велик и катастрофичен, что съели всех собак и кошек, начиналось людоедство и другие последствия этого трагического события. Были созданы комитеты помощи голодающим, один из них был организован церковью. Российское общество пыталось включить какие-то и ранее ему известные механизмы помощи голодающим, добровольно собрать средства для этой помощи. Однако, видимо, с одной стороны, этих добровольно собранных средств не хватало, с другой стороны, у советской власти были свои задачи по отношению к этой кампании, и 23 февраля 1922 года вышел декрет ВЦИК об изъятии церковных ценностей, который предполагал изъятие всех драгоценных предметов и практически отстранял церковь от участия в организации сдачи ценностей. 28 февраля была опубликована инструкция о том, как именно нужно эти ценности изымать, и начались кампании по изъятию в различных городах. 15 марта 1922 года произошли очень серьёзные волнения в городе Шуя, где люди вышли на улицы для того, чтобы оказать сопротивление изъятию церковных ценностей из храмов. Часть людей погибла при пулемётном расстреле этой демонстрации, а часть людей была арестована, и в результате суда ещё несколько человек, в том числе и протоиерей одной из церквей города, были приговорены к расстрелу. Ленин, быстро отреагировав на события, происходящие в Шуе, 19 марта написал членам политбюро письмо, в котором он предлагал произвести изъятие церковных ценностей «с самой бешеной и беспощадной энергией», не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Дальше была кампания в Москве, была кампания в Петрограде, были судебные процессы над теми, кто оказывал сопротивление, было крупномасштабное наступление на церковь со стороны власти.
Нам важно ответить на связанные для нас с осмыслением этих событий вопросы. Для того, чтобы начать разговор, предоставляю слово Анатолию Николаевичу как специалисту по этой эпохе.
Анатолий Николаевич Кашеваров, доктор исторических наук, заслуженный работник высшей школы РФ, профессор кафедры общественных наук СПбПУ: Говоря о кампании 1922 года, следует сказать, что у неё был своеобразный «пролог» – первая антицерковная кампания, которая в советской печати называлась «мощейной эпопеей». Это была кампания по вскрытию и изъятию святых мощей. Почему пролог? Потому что многие приёмы проведения этой «мощейной эпопеи», которая началась осенью 1918 года (основной её пик падает на конец 1918-го и 1919 год, но отдельные всплески продолжались даже и в 1921, и в 1922 году), широко были использованы советской властью позднее уже в ходе грандиозной по размаху и последствиям и имевшей уже несколько иные цели антирелигиозной кампании по изъятию церковных ценностей. Что это за приёмы? Это вмешательство государственных органов во внутреннюю и даже сакральную жизнь церкви, измышление, клевета, особенно в антирелигиозной пропаганде, насилие над духовенством, сфабрикованные судебные процессы.
Так что методы «работы государства с церковью» она испытала уже в этой первой кампании. И возможно, власти казалось, что поскольку явного открытого сопротивления вскрытию мощей не было (мы таких широких возмущений просто не знаем), то и изъятие церковных ценностей пойдёт так же.
Ю.В. Балакшина: Если мы говорим о том, что у власти был определённый замысел кампании по изъятию мощей, то можно ли назвать автора этого замысла? Или методика борьбы с церковью отрабатывалась просто в процессе действия?
А.Н. Кашеваров: Кампания отчасти сложилась стихийно. В октябре 1918 года расстреляли архимандрита Евгения, настоятеля Александро-Свирского монастыря1, а вскоре печать разнесла весть о том, что обследовали мощи Александра Свирского, и там была восковая кукла, что церковь обманывает народ, вместо действительно святых нетленных мощей выставляет для поклонения вот такие подделки2. С этого и началось. А потом уже, когда это дошло до центра, до отдела Народного комиссариата юстиции по отделению церкви от государства Петра Ананьевича Красикова3, он убедил Ленина, что за это стоит уцепиться и дальше развивать. Так что этот факт, сначала стихийный, потом претворился вот в такую идею. Я считаю, что здесь определённую роль сыграл именно руководитель вот этого восьмого, потом пятого отдела Наркомюста П.А. Красиков.
И когда началась кампания по изъятию церковных ценностей, работали уже эти модели. Власти казалось, что можно справиться легко – вспомните то письмо Ленина, о котором Вы говорили – удобный момент настал, стоит только ударить, и церковь расколется. Она будет в глазах народа представлена некими жадными, «чахнущими над сундуками с золотом» князьями церкви.
————
1 Из рапорта братии Александро-Свирской обители епископу Олонецкому и Петрозаводскому Иоанникию (октябрь 1918 г.): «Обитель нашу постигло ужасное несчастье. 10/23 октября приехали комиссары с красноармейцами (позднее выяснилось, что это были сотрудники уездной ЧК. – Ред.), вызвали всю братию в трапезу, арестовали, отобрали ключи от келий и келии обобрали… На второй день обобрали драгоценности в ризнице и взяли из Преображенского собора раку Преподобного, сосуды и напрестольные кресты. Мощи Преподобного из раки вынули и дерзнули своими руками открыть и даже глумиться над святыми мощами. Мощи намерены были увезти с собой, но братия упросила оставить и оставили. Увезли все драгоценности, как-то: две раки Преподобного… несколько священных сосудов, евангелий и напрестольных крестов серебряных, запрестольный крест из Преображенского собора. В келиях братии и настоятельских поснимали серебряные ризы с икон…» Настоятель Александро-Свирского монастыря архимандрит Евгений, казначей иеромонах Варсонофий и иеромонах Исаия, а вместе с ними студент Казанской духовной академии священник Алексей Перов и гражданин Александро-Свирской слободы Василий Стальбовский (по некоторым источникам, председатель местного комитета бедноты. – Ред.) были расстреляны в г. Олонце в ночь с 19 на 20 октября ст. стиля. В ходе расследования, начатого по заявлению члена Всероссийского Церковного Собора Николая Дмитриевича Кузнецова, губисполком заслушал объяснение по этому вопросу губернской ЧК. Последняя признала факт расстрела Олонецкой уездной Чрезвычайной Комиссией монахов и священнослужителей Александро-Свирского монастыря по обвинению их в контрреволюции (вопрос о грабеже, видимо, не рассматривался). Губисполком «согласился с разъяснениями губернской Чрезвычайной Комиссии».
2 Из рассказа инокини Леониды (Сафоновой), гистолога, кандидата биологических наук: «Большевики, открыв кипарисовый гроб преподобного, завершившего свой путь четыре столетия назад, были потрясены состоянием мощей. Они ожидали найти восковую подделку. А когда вскрыли гроб, раздвинули одежды и увидели перед собой совершенно сохранное, целое человеческое тело… Такое тело в музей не поместишь – эти настоящие мощи не могут скомпрометировать «церковников», значит, идея разоблачения срывается. И Вагнер (руководитель того отдельного батальона войск ВЧК при Олонецкой губернской чрезвычайной комиссии, который ограбил монастырь, латышский стрелок. – Ред.), забравший всё, что он хотел забрать, не собиравшийся останавливаться ни перед чем – в растерянности дрогнул, не зная, что предпринять. Потому монахи смогли его уговорить, чтобы он оставил мощи, потому что не знал, куда их везти – в губернском музее они были явно не нужны. И хотя это противоречило очевидности, Вагнер в своём отчёте именовал святые мощи «восковой куклой».
11 декабря снова приходила чекистская комиссия, чтобы удостовериться, что же именно находится в гробе. Они снова открыли раку и в большом недоумении смотрели на мощи. К тому времени по всем лодейнопольским и центральным газетам прошло сообщение о том, что в раке находится «восковая кукла».
– Вы же видите, что это настоящее человеческое тело, – сказали монахи. – Дайте опровержение в газете, что это не восковая кукла.
В сохранившихся бумагах из монастырского архива есть такой документ: монахи пишут, что чекисты обещали дать опровержение. Естественно, никакого опровержения они не дали и дать не могли».
3 Пётр Ананьевич Красиков (1870–1939) – один из руководителей религиозной политики в 1918–1938 гг. Происходил из сибирского купеческого рода. Его отец А.П. Красиков был чиновником судебного ведомства, позднее оставил службу по идейным соображениям и стал учителем. После ранней кончины отца заботу о детях взял на себя дед П.А. Красикова по материнской линии протоиерей В. Д. Касьянов, настоятель красноярского кафедрального собора в честь Рождества Пресвятой Богородицы.
* * *
Краткая хронология большевистской кампании по изъятию церковных ценностей и сопротивления ей в марте-апреле 1922 года
Первоначально власти планировали начать изъятие церковных ценностей с первых чисел марта и завершить к открытию XI съезда РКП(б), который должен был пройти 27 марта – 2 апреля. Однако сопротивление духовенства и верующих на время задержало начало кампании. Ниже перечисляется лишь часть происходивших событий (прежде всего те, которые возможно достаточно уверенно связать с определённой датой). Полную хронологию сотен столкновений и судебных процессов 1922 года привести в газетном формате невозможно.
6 марта митрополит Петроградский сщмч. Вениамин (Казанский) передаёт в представительство ЦК Помгола заявление, что Церковь соглашается на сотрудничество с властями, только если пожертвования верующих будут добровольными. Митрополит Вениамин предупреждает: если власти всё же решатся на проведение насильственного изъятия, Церковь не сможет благословить передачу ценностей.
7 марта архиепископ (впоследствии митрополит) Крутицкий Никандр (Феноменов) созывает совещание московских благочинных, на котором заслушивается обращение патриарха, получившее единодушную поддержку. Московские приходские советы выносят решения о недопустимости изъятия богослужебных предметов.
8 марта ГПУ, курировавшее проведение антицерковных акций, принимает секретное постановление: «Момент практического проведения изъятия отдалить до получения решительных результатов нашей политагитации». Планируется масштабная пропагандистская работа, превосходящая всю прежнюю антирелигиозную агитацию. Все партийные силы, по предложению ГПУ, должны быть мобилизованы на «организацию общественного мнения в нужном направлении». Для этого предполагаются ежедневные антицерковные публикации во всех газетах, выпуск специальных листовок, проведение лекций, собраний, митингов с участием представителей из голодающих губерний.
11 марта при изъятии ценностей из собора Рождества Богородицы Ростова-на-Дону комиссия, прибыв в собор, застаёт не 3–5 человек, как было условлено, а свыше 20: почти весь причт, всех членов ревизионной комиссии, часть членов приходского совета и «постороннюю публику». Председатель комиссии Муралов предлагает посторонним удалиться. Староста собора Лосев, в свою очередь, предлагает членам комиссии прочесть декрет и инструкцию об изъятии, а члены ревизионной комиссии требуют от прибывших мандаты, чем вызывают у них изумление. Ввиду напора толпы староста предлагает комиссии перенести совещание в сторожку церкви (по другим данным – в певческую комнату), и когда комиссия направляется к сторожке, то, по словам прессы, «выхода из церкви уже не было, так как сторожиха Лузаева с криком: “Коммунисты грабят церковь” вместе с другими бросилась вовнутрь и тут началось избиение комиссии». «Избиение» выражается преимущественно в том, что гражданка Бабиева «держала т. Муралова за ноги, когда он хотел уйти, а другого члена комиссии за волосы». Остальные прибывшие ограничиваются криками «грабят церковь». По воспоминаниям очевидцев, особое озлобление у толпы вызвал «комиссар», зашедший в церковь «с папиросой в зубах». Протоиерей собора Иоанн Цариненко выходит к толпе с крестом в руках, и, несмотря на крики «Не стоит этих чертей защищать!», призывает к прекращению драки. Протодиакон Д. Новочадов спасает жизнь председателю комиссии А.И. Муралову, заведя последнего в алтарь. Несмотря на это, на место происшествия вызваны наряды милиции и войск, которые задерживают свыше 20 человек, «избивающих комиссию, агитировавших в толпе и бросавших камни, палки и базарные отбросы в вооружённый отряд». Изъятие временно отменено. Ростовские власти до конца апреля все «силы бросают на агитационную кампанию».
12 марта Ленин направляет телеграмму Молотову «Срочно. Тов. Молотову. Немедленно пошлите от имени Цека шифрованную телеграмму всем губкомам о том, чтобы делегаты на партийный съезд привезли с собой возможно более подробные данные и материалы об имеющихся в церквах и монастырях ценностях и о ходе работ по изъятию их».
13 марта в донесении из Калужской губернии сообщается, что духовенство и крестьяне относятся в большинстве случаев к изъятию враждебно. В Тарусском уезде происходят крупные волнения крестьян в связи с изъятием ценностей, для их подавления посылается отряд. В Боровском уезде верующие долго не допускают комиссию к работе в связи с изъятием церковных ценностей Свято-Пафнутьева Боровского монастыря; туда выслан карательный отряд с пулемётами. В Лихвинском уезде Либкнехтовской волости крестьяне взамен изымаемого церковного имущества предлагают хлеб, но это предложение комиссией отклонено; уполномоченный и милиционер, совершавшие изъятие, сильно избиты.
15 марта в г. Шуе Иваново-Вознесенской губернии собравшиеся по набату у шуйского Воскресенского храма несколько тысяч верующих пытаются воспрепятствовать изъятию и даже разоружают часть красноармейцев. Войска открывают по людям пулемётный огонь. Четыре человека убиты, десятки ранены.
16 марта Политбюро выносит постановление: «дело организации изъятия церковных ценностей ещё не подготовлено и требует отсрочки, по крайней мере в некоторых местах».
19 марта в губкомы и обкомы партии отправлена за подписью Молотова шифрованная телеграмма от имени ЦК РКП(б), в которой говорится, что «ввиду имевших место осложнений на почве изъятия ценностей» кампанию следует временно приостановить и сосредоточить все силы на подготовительной и агитационной работе. Однако в тот же день Ленин обращается к членам Политбюро с письмом, в котором требует «произвести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом». Он отмечает, что отправленная ранее шифротелеграмма может стать неплохой маскировкой истинных намерений партийного руководства. Ленин пишет, что после событий в Шуе настал самый благоприятный момент для удара по Церкви, когда можно «99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий». За счёт изъятия предполагается получить несколько сот миллионов или даже несколько миллиардов золотых рублей4, без чего, по словам Ленина, «никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство, в частности, и никакое отстаивание своей позиции в Генуе, в особенности, совершенно немыслимы». Главное же даже не деньги, а то, что предполагается осуществить, по словам Ленина, «с максимальной быстротой и беспощадностью подавление реакционного духовенства». Согласно предложенному плану, в Шуе должны пройти массовые аресты среди духовенства и горожан. Процесс по этому делу предполагается провести с максимальной быстротой и закончить «расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности, также не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров». Как пишет Ленин, «чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше».
20 марта создана Центральная комиссия по изъятию церковных ценностей. Главой её назначен Калинин, но реальной власти он не имеет. Фактическим руководителем КИЦЦ становится зам. наркома внутренних дел А.Г. Белобородов (бывший председатель Уральского ЦИК, взявший на себя ответственность за принятое в 1918 решение о расстреле царской семьи). Во всех губерниях создаются подчиняющиеся Центральной КИЦЦ местные комиссии (губКИЦЦ), в состав которых в обязательном порядке входят руководители местных органов ГПУ и военных частей. Для сохранения видимости борьбы с голодом также организуются «официальные» комиссии по изъятию в подчинении ЦК Помгола.
21 марта в Политбюро ЦК РКП (б) подана написанная днём ранее докладная записка ГПУ «о деятельности духовенства в связи с изъятием ценностей из церквей». В документе обозначен круг представителей церковного руководства, которые «ведут определённую контрреволюционную и ничем не прикрытую работу против изъятия церковных ценностей». Помимо Патриарха Тихона, в него входят протоиереи Илия Громогласов и Александр Хотовицкий, митрополит Никандр (Феноменов), архиепископ Серафим (Чичагов), а также профессор П.Д. Лапин. По данным ГПУ, их работа выражается в «личном инструктировании приезжающих с мест известных им церковников против изъятия церковных ценностей», а также в «посылке на места директив с призывами воспрепятствовать сбору церковных ценностей». ГПУ находит, «что арест синода и патриарха сейчас своевременен». В деле патриарха Тихона имеется «Список лиц, подлежащих изъятию по 6-му отделению», куда входят члены Синода и ВЦС: архиепископ Никандр (Феноменов), член ВЦС священник Илия Громогласов, протоиерей Александр Хотовицкий, член ВЦС протопресвитер Николай Любимов. Почти все они арестованы в ночь с 22 на 23 марта. Арестованы также епископ Иларион (Троицкий) и председатель Московского епархиального совета протоиерей Виктор Кедров. После арестов в ночь с 22 на 23 марта из членов Высшего церковного управления в Москве на свободе остаются митрополит Серафим (Чичагов), архиепископ Серафим (Александров), а также член ВЦС протопресвитер Николай Любимов. Все они будут арестованы чуть позже.
23 марта в Шую выезжает Комиссия ВЦИК и делает заключение, в котором расценивает действия уездной комиссии по изъятию церковных ценностей как правильные, а действия местных властей «в общем правильные, но не достаточно энергичные и планомерные». Комиссии по изъятию рекомендовано продолжить свою работу. Дело о событиях в городе направлено для дальнейшего расследования в Верховный революционный трибунал при ВЦИК. В это время уже проводятся аресты, и к этому дню арестовано 26 участников волнений.
27 марта в Москве арестованы по обвинению в противодействии изъятию протопресвитер Николай Любимов и протоиерей Александр Хотовицкий.
28 марта с 5 часов утра в Смоленске у Успенского собора, Троицкого и Вознесенского монастырей выставлен караул. Около 10 часов утра у собора собирается пятитысячная толпа, «которая держит себя весьма вызывающе по отношению курсантов, охранявших Собор» и в конечном счёте (судя по всему, когда комиссия приступает к изъятию ценностей из кафедрального собора) «бросается на окружающую собор охрану курсантов, забрасывая её камнями, ледяным снегом и поленьями» (цитаты из «Доклада губернской комиссии о ходе кампании по изъятию церковных ценностей в Смоленске»). Смоленское ЧК применяет оружие; 6 человек ранены, более 100 арестовано.
28 марта на допрос в ГПУ вызван патриарх Тихон. Он берёт на себя всю ответственность за составление воззвания в связи с декретом об изъятии церковных ценностей. По заявлению Патриарха, его послание содержит не призыв к насилию, а лишь оценку действий властей.
2 апреля в Белореченской волости Тамбовской губернии во время проведения изъятия избиты члены комиссии. Приехавший следователь толпой изгнан. Комиссия вынуждена свернуть работу.
4 апреля в Москве по обвинению в организации противодействия изъятию арестован и заключён во внутреннюю тюрьму ГПУ член Священного Синода архиепископ Серафим (Александров).
9 апреля патриарх Тихон, чтобы предотвратить возможные инциденты, обращается к епархиальным архиереям с посланием, в котором выражает обеспокоенность тем, что при проведении изъятия ценностей в ряде случаев прихожане, «побуждаемые, несомненно, ревностью о храме Божием, но ревностью неправильно понимаемою», совершали активные противодействия властям, что приводило к кровопролитию. Осуждая подобные действия, Патриарх призывает архиереев дать пастве необходимые наставления.
10 апреля митрополит Петроградский Вениамин обращается к верующим с воззванием и предлагает «отнестись по-христиански к происходящему в наших храмах изъятию»; он отмечает, что со стороны прихожан совершенно недопустимо проявление насилия в любой форме в храме или вблизи него. Митрополит Вениамин призывает: «Проводим изымаемые из наших храмов церковные ценности с молитвенным пожеланием, чтобы они достигли своего назначения и помогли голодающим… Не давайте никакого повода к тому, чтобы капля какая-нибудь, чьей бы то ни было человеческой крови была пролита около храма, где приносится Бескровная Жертва».
19 апреля после начала массового изъятия церковных ценностей митрополит Новгородский и Старорусский Арсений (Стадницкий), который ещё в марте призвал духовенство жертвовать в пользу голодающих «драгоценные церковные украшения, не имеющие богослужебного употребления», издаёт новое обращение: «Об одном молю вас, дорогие мои чада паствы моей. Отнеситесь по-христиански, с покорностью воле Божией, если придётся расстаться с любимым нами благолепием наших храмов во имя той вопиющей нужды, в которой находятся наши братья. Если у нас есть что пожертвовать взамен церковных вещей, не упустите этой возможности. Если же нечем жертвовать, то и без золота и серебра храмы наши останутся храмами, и святые иконы — святыми иконами. Бог на Страшном Суде спросит нас прежде всего не о том, украшали ли мы золотом и серебром храмы и иконы, а о том, накормили ли мы голодного, напоили ли жаждущего, одели ли нагого? Прошу Вас не допускать при этом никакого насилия в той или иной форме, — ни в храме, ни около него, так как это оскорбит храм, как дом мира и любви Христовой… Прошу также и о том, чтобы это изъятие церковных ценностей не явилось поводом для каких-либо политических выступлений, так как Церковь по существу своему вне политики и должна быть чужда ей». Изъятие ценностей из храмов Новгородской губернии благодаря этому воззванию проходит «безболезненно». Тем не менее после того, как все ценности изъяты, митрополита вызвают из Новгорода в Москву, в ГПУ, где арестовывают и привлекают к суду вместе с патриархом Тихоном по обвинению в сопротивлении изъятию.
21 апреля начинаются изъятия из храмов Петрограда; усилиями митр. Вениамина удаётся предотвратить кровопролитие, хотя есть отдельные случаи пассивного сопротивления со стороны верующих.
С 21 по 25 апреля в Иваново-Вознесенске проходит судебное заседание выездной сессии Верховного революционного трибунала при ВЦИК по Шуйскому делу. 25 апреля приговорены к расстрелу арестованные в Шуе священномученики прот. Павел Светозаров, свящ. Иоанн Рождественский и мч. Пётр Языков. 25 апреля арестован председатель Священного Синода митрополит Серафим (Чичагов).
26 апреля открывается Московский процесс против видных священников и членов приходских советов города. В качестве свидетеля на процессе выступает патриарх Тихон. Он утверждает, что церковь хотела отдать ценности на борьбу с голодом добровольно, но власть вопреки достигнутым договорённостям решила применить силу.
————
4 Напоминаем, что церковь самостоятельно собрала для помощи голодающим (пока это ещё было ей разрешено) около девяти миллионов рублей. В ходе кампании было насильственно изъято церковных ценностей на четыре с половиной миллиона рублей.
Кифа № 4 (284), апрель 2022 года
