В конце октября – начале ноября, в те дни, когда Преображенское братство призывало всех, кому небезразлична судьба России, присоединиться к Неделе скорби, на одной из «либеральных» страниц фейсбука развернулось сравнительно масштабное обсуждение и самого братства, и его деятельности.
Удивительным образом эта дискуссия, состоявшая из появлявшихся практически ежедневно 13 постов хозяина страницы, бывшего редактора «Журнала московской патриархии», а ныне независимого аналитика церковной жизни Сергея Чапнина, практически не затронула темы общенационального и церковного покаяния. Это было тем более странно, что формально началом обсуждения стала реакция на большое видео-интервью основателя и духовного попечителя Преображенского братства, о. Георгия Кочеткова, практически полностью посвящённое теме «трудной памяти».
Тем не менее тринадцать веток дискуссии, собравшие в сумме почти две тысячи комментариев, заслуживают некоторого анализа – особенно в связи с тем, что эти ветки составляют своеобразную пару «сетевому холивару» по вопросу о богослужебном языке, в очередной раз разразившемуся полгода назад, весной 2020 года.
Нарцисс и зомби
По признанию давно занимающегося анализом жизни Русской православной церкви Сергея Чапнина, он совершенно не представлял, что тема Преображенского братства является острой: «Десять дней назад я опубликовал первый пост о священнике Георгии Кочеткове. Признаюсь, для меня стала неожиданностью бурная реакция на эту запись», – пишет он в начале десятого поста из тринадцати. Тридцать лет знакомства с братством и участия в некоторых организованных им встречах1, и – в противовес этому – сотрудничество (возможно, невольное) с организаторами одной из направленных на уничтожение братства информационных кампаний в 2013 году2, постоянное многолетнее общение как с «правыми», так и с «левыми» православными журналистами не подготовили аналитика к тому, что в информационном пространстве вот уже четверть века с лишним тлеют время от времени обостряющиеся сражения на тему «кочетковцев». Ну что ж, с памятью у людей иногда действительно бывают проблемы, даже если в каких-то событиях они участвовали лично. Однако даже вне этого контекста «дискуссия» выглядела более чем странно.
Рассказывая в обзоре сетевых дискуссий полугодовой давности о грубости противников перевода богослужения на русский язык (а значит, неизбежных «правоконсервативных» противников Преображенского братства, ратующего за перевод), мы, возможно, невольно поселили в душах читателей заблуждение – «ну уж либеральная-то публика, декларирующая политкорректность, изъясняется иначе». Увы, это оказалось совсем не так! Некоторые из либеральных и даже местами рафинированных друзей блогера Чапнина (оставлять комментарии на его странице могут только те, кто находится в статусе «друзей») отличились ничуть не меньше.
И если в менее изощрённых ругательствах «тверские прихожане»3 переплюнули посетителей чапнинской страницы (хотя и не кардинально: «сектой» в тверском паблике, где епархия «осмелилась» опубликовать благосклонный материал телеканала «Спас» о переводе богослужения, «прихожане» ругались около 130 раз, а участники обсуждения в чапнинских ветках – около 60; слово «гуру» тверские противники любой возможности перевода богослужения использовали 60 раз, а «чапнинцы» 15), то ни разу не встретившиеся в битвах за язык «нарцисс» и «зомби» не один раз появились в тринадцати ветках чапнинской дискуссии.
Авторы этих и других перлов тут же, чуть дальше, совершенно не задумываясь и не смущаясь, писали: «Я тут как бы диалог с представителями братства вести пытаюсь»…
Самое любопытное, что авторы этих и других перлов тут же, чуть дальше, совершенно не задумываясь и не смущаясь, писали: «Вот у меня тональность уважения и ценения заслуг и результатов»4, «я исходил из того, что доброжелательный, хотя и некомплиментарный разговор о ПСБМ и о. Георгии будет важен и для самих братчиков», «по мне так надо дружно церковь строить, восстанавливать доверие и не раздражаться, а уточнять детали», «я тут как бы диалог с представителями братства вести пытаюсь»…
Что такое диалог
И правда, всё это странное действие заявлялось как попытка диалога.
О том, почему «получилось как всегда» что-то прямо противоположное, было высказано множество предположений. После того, как в первой же ветке дискуссии определилась та интонация, о которой я писала выше, участники дискуссии неизбежно в основном разделились на защитников Преображенского братства5, его «оппонентов» (тех и других примерно по полсотни) и более или менее нейтральных прохожих, с недоумением наблюдавших за происходящим (последних было чуть больше восьмидесяти человек).
Вот что говорили о несостоявшемся диалоге защитники братства: «В заключение скажу, что не стоит относиться к о. Георгию с позиции каких-то крайних оценок, я имею в виду – через “прицел”… Уверен, что для церковного нашего сообщества важно выработать принципы уважительного отношения друг к другу. Это принципы диалога, это возможность понять друг друга и распознать главное», «Диалог это всегда улица с двусторонним движением. Но во многих комментариях звучит вполне анекдотическое удивление: мы же их критикуем, а они с нами не соглашаются, значит, не слышат», «Никто в этой истории не идеал, и Вы совсем не исключение. Другое дело, есть ли для Вас то, ради чего Вы можете пожертвовать своим, самолюбием, предубеждением, негативным опытом, чтобы начать с чистого листа. Это решение стоящих перед церковью и страной проблем, в которых мы с Вами во многом имеем схожие взгляды».
А это голоса оппонентов: «“Правота не выясняется в диалоге, она априори наша”. Конечно, с этой установкой кроме атрофии мышления ничего не будет», «Диалог получается, когда люди не только говорят, но и способны услышать, и учесть услышанное, и на услышанное ответить что-то кроме “не трогайте отца Георгия, лучше займитесь делом”», «Наверное, каждый взрослый человек вписан своими оппонентами/врагами в различные мифологические системы, которые ограничивают или даже блокируют возможности диалога».
Не правда ли, возникает ощущение абсурда? Одна сторона говорит: «Уверен, что для церковного нашего сообщества важно выработать принципы уважительного отношения друг к другу. Это принципы диалога», другая в ответ сетует о том, что собеседники считают: «Правота не выясняется в диалоге, она априори наша». Всё это выглядит, как непреодолимая глухота…
Именно об этом говорят призывающие всё-таки начать диалог недоумевающие прохожие: «Диалог возможен, когда есть готовность понять и оправдать другой язык. Здесь есть проблемы. Наверное, это проблемы с обеих сторон», «Разве, чтобы вести диалог, не следовало бы начать с прекращения разделения – тем более, вроде, все христиане, все православные»…
Отстреливаясь из ДЗОТов
Итак, диалога не вышло. И заваривший всю эту кашу Чапнин нашёл виноватых. В ответ на те десятки «сектантов» и «гуру», а также множество «нарциссов» и «зомби», о которых я уже упоминала, двое из членов братства, не сдержавшись, заметили: «Какой тут милый серпентарий)) От шипения и желчи рябит эфир. Но каждому своё, ничего не поделаешь» и «Жаль даже лишними комментариями поднимать в рейтинге этакую помойку. Как будто автор хотел собрать побольше клеветы и всех в этом измазать»6.
И вот – ура! – можно стало, не замечая терпеливых и долгих объяснений тридцати участвующих в дискуссии братчиков, припечатать в авторском посте: «Эти реплики – стрельба из ДЗОТа по всем, кто настроен критически. И совсем не имеет значения, если при этом человек говорит нейтрально или даже доброжелательно. Критикуешь, значит, враг». Ну, насчет нейтральности и «даже доброжелательности» мы, думаю, всё уже поняли. Ну а насчёт ДЗОТов…
Так вот: странным образом оппонентам братства не пришлись по душе никакие ответы, не только резкие (к слову, таких были единицы). Стоило сказать про любое легко опровергаемое, но повторяющееся из раза в раз обвинение, что это неправда (ну, скажем «мужу и жене нельзя быть в одной общине» – проверяется легко, семейных пар, которые входят вместе в одну общину Преображенского братства, великое множество, иногда их в одной общине две или три, бывает даже и четыре, пять), и в ответ тут же «прилетало»: «члены братства даже на рассказ о реальных наблюдаемых фактах отвечают в стиле “всевыврёти”, поэтому, честно сказать, доверие к ним у меня сильно пошатнулось». Самое удивительное, что часто «факты» «наблюдались» из таких весьма далёких мест, как Бостон, Мичиган или Сан-Франциско.
Стоило рассказать подробно о каком-нибудь событии, которое оппоненты братства дружно опровергали (например, о вступлении о. Павла Адельгейма в братство незадолго до его кончины), и начиналась настоящая истерика с требованиями снять опубликованные в нашей газете свидетельства об этом – свидетельства, прозвучавшие публично и полностью соответствующие хранящейся в архиве аудиозаписи.
Короче, практически вся «дискуссия» проходила в жанре «Мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали».
Немного смысла
И всё-таки несколько веточек одной из тринадцати тем были осмысленными. В них обсуждались проблемы мистики и проблемы экклезиологии. Увы, долгого рассказа об этом не получится: сюжет обсуждения – правда, на этот раз привлекавшего аргументы от Писания и предания – был достаточно прост. Одна сторона отстаивала положение «Настоящая церковная мистика всегда исключительно индивидуалистична». Другая сторона, представленная, как легко догадаться, братчиками, утверждала: «Писание имплицитно нам говорит, что Христос только в Церкви. То есть в собрании». Конечно, так категорично эта позиция звучала лишь в противовес первой, в пылу полемики; более уравновешено и полно она была выражена так: «В человеке должно быть глубоко личное и сокровенное общение с Богом. Но оно возможно лишь в контексте и при наличии общения в любви с братьями и сёстрами. Также и наоборот: общение в любви с ближним невозможно без глубоких и личных отношений с Богом. Без соборного измерения невозможно личностное, а без личностного соборное».
Первое положение, которое можно было бы рискнуть назвать экклезиологией индивидуализма, было представлено несколькими градациями. Кто-то – преимущественно монашествующие – всё-таки возлагал какие-то надежды на семью как «Малую Церковь», где только и возможны личные отношения. При этом признавалось, что «отношения монашеские, послушника и старца, или духовных братьев, или сестёр, вместе подвизающихся – это также Малая Церковь», но почему-то в этом праве отказывалось общинам. Семейные же сторонники индивидуализма не надеялись и на семью, утверждая, что «мы рождаемся в одиночку и умираем в одиночку, и на страшном суде стоим в одиночку».
Другая сторона, «общинно-братская», сокрушалась об этом пессимизме, «граничащем с неверием в Церковь».
К сожалению, это обсуждение (начавшееся в девятой теме из тринадцати) в последних темах заглохло, и разговор, совершив круг, вновь перешёл на личности. К этому моменту в дискуссии осталось только несколько человек, ушедших из братства в разные годы, – и ни одного из братчиков. Выдержать психологическое давление «доброжелательно» продолжающих сыпать бездоказательными ругательствами оппонентов им оказалось не под силу.
Александра Колымагина
————
1 Сергей Чапнин участвовал в Круглом столе журналистов и членов Преображенского содружества в Доме Русского зарубежья в дни празднования 10-летия нашей газеты в октябре 2012 года и в фестивальной площадке «СМИ о церкви» на «Преображенских встречах» 2016 года.
2 В апреле 2013 года, через несколько месяцев после разгрома одного из крупнейших центров диалога церкви и общества на Русском Севере – Заостровского прихода – Сергей Чапнин в качестве редактора ЖМП приезжал в опустевший приход, откуда были изгнаны поднимавшие его два десятилетия настоятель и прихожане и, по свидетельству сайта Архангельской епархии, отмечал, что жизнь там «наконец налаживается» и исправляется.
3 Так назвала себя группа правоконсервативных представителей околоцерковной общественности, прежде всего членов малофеевской организации «Двуглавый орел».
4 К сожалению, многие представители последней волны эмиграции демонстрировали в ходе дискуссии некоторое неумение владеть родным языком.
5 Среди них были не только братчики.
6 С последним автором по сути (если и не по форме) трудно не согласиться: бесконечные и, увы, бесплодные споры (по 200–300 комментариев под каждым постом) подняли рейтинг тринадцати «антикочетковских» записей куда выше, чем рейтинги всех прочих постов автора страницы, собирающих последнее время в среднем по нескольку десятков комментариев.
Кифа № 12 (268), декабрь 2020 года
